— Выбор Кархида принадлежит вам, сэр.
— А если я вышлю вас?
— Что ж, я уйду. Может быть, попытаюсь снова в следующем поколении.
Это подействовало. Он выпалил:
— Вы бессмертный?
— Вовсе нет, сэр. Но прыжки в пространстве сказываются на времени. Если я сейчас вылечу с Гетена к ближайшему миру, Силлулу, то проведу в пути семнадцать лет планетного времени. Это одно из следствий полета со скоростью света. Если я просто поверну и вернусь назад с Силлулу, мои несколько часов, проведенные на борту корабля, здесь будут равны тридцати четырем годам и я смогу начать все сначала.
Мысль о прыжках во времени, которая давала видимость бессмертия, очаровывала всех: от рыбаков острова Хордена до премьер-министра. Но короля она оставила равнодушным.
Он спросил своим резким, хриплым голосом:
— Что это?
Он указал на ансибл.
— Мгновенный коммуникатор, сэр.
— Радио?
— Он не использует ни радиоволны, ни другие виды энергии. Принцип его работы, дающий мгновенную связь, основан на использовании гравитации.
Я снова забыл, что говорю не с Эстравеном, который читал все отчеты обо мне и внимательно выслушивал мои объяснения, а со скучающим королем.
— Ансибл дает мгновенную связь между двумя любыми пунктами. Один пункт должен быть закреплен и находиться на планете определенной массы, другой пункт подвижен. Это и есть мой ансибл. Я установил координаты Первичного мира Хейна. Кораблю типа «Нафал» потребуется шестьдесят семь лет, чтобы добраться до Хейна с Гетена, но если я наберу здесь на клавишах сообщение, оно будет получено на Хейне в тот момент, когда я его пишу. Не хотите ли связаться со стабилями?
— Я не говорю по-небесному, — запротестовал король со своей тусклой улыбкой.
— Там находится специальный человек — я их предупредил, — который может переводить с кархидского.
— Как это?
— Ну, вы знаете, сэр, что я не первый чужак на Гетене. Мне предшествовал отряд исследователей, которые не сообщили о своем присутствии: они выдавали себя за гетенианцев и изъездили в течение года весь Кархид, Оргорейн и Архипелаг. Они сделали доклад Совету Экумена около сорока лет назад, в правление вашего деда. Доклад их был чрезвычайно благоприятен. Я изучил собранную ими информацию, записанные ими языки и прибыл сюда. Не хотите ли посмотреть ансибл в действии?
— Я не люблю фокусы, мистер Ай.
— Это не фокус, сэр. Ваши собственные ученые осматривали…
— Я не ученый.
— Вы повелитель, сэр. Равные вам на Первичном мире Экумена ждут вашего слова.
Он свирепо посмотрел на меня. Стараясь заинтересовать его, я завлек его в престижную ловушку.
— Ладно. Спросите вашу машину, что делает человека предателем.
Я медленно набрал на клавишах, где были обозначены кархидские буквы: «Король Аргавен спрашивает стабилей Хейна, что делает человека предателем?» Надпись появилась на маленьком экране и поблекла.
Аргавен ждал, прекратив свое покачивание.
Наступила пауза, долгая пауза. Где-то там, в семидесяти двух световых годах, несомненно, лихорадочно посылали запросы в кархидский компьютер, а может и в компьютер, содержавший сведения по философии. Наконец на экране загорелись яркие буквы, повисли и медленно поблекли: «Приветствуем короля Кархида Аргавена на Гетене. Я не знаю, что делает человека предателем. Ни один человек не считает себя предателем, поэтому на ваш вопрос ответить трудно. С уважением, Дж. Ф. Спаймолл, от имени стабилей, Сари, Хейн 91/1491/45».
Оторвав ленту с записью, я протянул ее Аргавену. Он бросил ее на стол, снова подошел к центральному очагу и принялся пинать полено, ловя искры руками.
— Такой полезный ответ я мог бы получить от любого предсказателя. Этот ответ меня не удовлетворяет, мистер Ай. Так же, как ваш ящик, эта ваша машина и ваш корабль. Мешок с фокусами и фокусник. Вы хотите, чтобы я поверил в ваши сказки. Но почему я должен вам верить? Что с того, что среди звезд существует восемьдесят тысяч миров, населенных чудовищами? Нам ничего от них не нужно. Мы выбрали свой путь в жизни и давно идем по нему. Кархид на пороге новой эпохи нового великого века. Мы пойдем своим путем.
Он остановился, как будто потерял нить рассуждений, может быть, не своих: если Эстравен больше не был Королевским Ухом, его место занял кто-то другой.
— И если бы этот ваш Экумен чего-нибудь хотел от нас, он не послал бы вас одного. Это обман, подлог. Чужаки хлынули бы сюда тысячами.
— Но для того, чтобы открыть дверь, не нужно тысячи человек, милорд.
— Ее нужно держать открытой.
— Экумен может подождать, пока вы откроете ее, сэр. Мы никого не принуждаем. Я послан один, чтобы вы не боялись нас.
— Бояться вас! — воскликнул король. Он повернул свое искаженное тенями лицо, улыбнулся и заговорил громко и резко:
— Но я боюсь вас, посланник. Я боюсь тех, кто послал вас. Я боюсь лжецов, фокусников, а больше всего боюсь правды. И поэтому я хорошо правлю страной. Только страх правит людьми. Ничто иное не действует. И ничто иное не продержится достаточно долго. Вы тот, за кого себя выдаете, и в то же время вы — обман. Между звездами нет ничего, кроме ужаса и тьмы, и вы явились оттуда, стараясь испугать меня. Но я уже испуган, и я король. Страх — вот король! Забирайте ваши рисунки и фокусы и уходите. Я приказал, чтобы вам предоставили свободу в пределах Кархида. Больше нам не о чем говорить.
Я пошел по длинному залу, сапоги мои стучали, и двойные двери отделяли меня от короля.
Я потерпел неудачу. Но когда я покинул королевский дом и возвращался домой, меня больше всего беспокоила собственная неудача, а также участие в ней Эстравена. Почему король изгнал его за защиту Экумена (так, во всяком случае, утверждал приказ)? Если в соответствии со словами самого короля, он действовал как раз в противоположном направлении? Когда он начал советовать королю избавиться от меня и почему? Не потому ли он изгнан, а мне предоставлена свобода? Кто из них лгал больше, и какого дьявола они вообще лгали?
Эстравен — чтобы спасти свою шкуру, решил я, а король — чтобы спасти свое лицо. Объяснение как будто подходило. Но на самом ли деле Эстравен лгал мне? Я понял, что не знаю этого.
Я проходил мимо дома в Красном Углу. Ворота в сад были открыты. Я увидел деревья, склонившиеся над темным прудом, тропинку розового кирпича в безмятежном сером свете солнца, и по-прежнему снег на берегах пруда.
Я вспомнил, как ждал меня здесь под снегом Эстравен прошлым вечером, и почувствовал прилив острой жалости к человеку, который только вчера находился на вершине своего могущества, а сегодня пал, изгнан, исчез, бежит к границе, а смерть идет по пятам и никто не разговаривает с ним. Смертные приговоры редки в Кархиде: жизнь на Зиме тяжела и люди предоставляют право убивать природе, а не закону. Я гадал, куда направится Эстравен. Экипажа у него нет, они все представляют дворцовую собственность. Ни один корабль или грузовик не подберет его. Он идет пешком по дороге и несет с собой то немногое, что смог захватить. Кархидцы в своем большинстве передвигаются пешком. У них нет верховых животных, нет летательных аппаратов, большую часть года погода не благоприятствует движению машин, а гетенианцы не торопятся. Я представил себе, как этот гордый человек бредет в изгнание — маленькая согнутая фигура на дороге, ведущей к западу от залива.
Все эти мысли мелькали в моем мозгу, когда я проходил мимо дома на Красном Углу. В то же время я продолжал обдумывать действия Эстравена и короля. В обращении с ними я потерпел неудачу. Что же делать дальше?
Я должен отправиться в Оргорейн — соседнее с Кархидом государство, соперничающее с ним. Но оттуда мне трудно будет вернуться в Кархид, а я еще не закончил тут дела. Я напомнил себе, что вся моя жизнь может пройти в осуществлении миссии Экумена. Не торопиться, не бежать в Оргорейн, прежде чем я узнаю больше о Кархиде, и особенно о предсказателях.
Два года я отвечал на вопросы, теперь я сам буду задавать их. Но не в Эрхенранге. Я наконец-то понял, что Эстравен предупреждал меня, и хотя я не могу доверять его предупреждению, не учитывать его тоже нельзя. Он сказал, хотя и не прямо, что мне следует удалиться от двора и уехать из города. Я почему-то вспомнил о зубах лорда Тайба.
Король предоставил мне свободу в своей стране, я воспользуюсь ею. Как говорят в Экуменийской школе, если действия невыгодны, собирай информацию; когда информация становится невыгодной, спи. Я еще не хотел спать. Я отправлюсь на восток и буду собирать информацию о предсказателях.
4
Лорд Ферости рем ир Айн прибыл в крепость Тангеринг и предложил сорок беррилов и половину дохода от урожая своих садов, как плату за предсказание.
Его условия были приняты. Он задал свой вопрос Ткачу Одрену и вопрос его был: «в какой день я умру?»
Собрались предсказатели и ушли во тьму.
Когда кончилась тьма, Одрен дал ответ: «Ты умрешь в Одстрет» (девятнадцатый день любого месяца).
— Какого месяца? Через сколько лет? — воскликнул Ферости.
Но связь была разорвана, и ответа не было. Лорд вбежал в круг, схватил Одрена за горло и начал душить его, крича, что если он не получит ответа, то сломает Ткачу шею. Его оттащили, хотя он и был сильным человеком. Он бился в их руках и кричал:
— Дайте мне ответ!
Одрен сказал:
— Ответ дан, и цена уплачена. Иди.
Разгневанный Ферости рем ир Айн вернулся в Гарут, третий домейн своей семьи, бедную местность на севере Осноринера, которую он сделал еще беднее, выжимая из нее плату за предсказание. Он закрылся в крепости, в самой высокой башне очага, и не выходил оттуда ни к другу, ни к врагу, ни в посев, ни в жатву, ни для кеммера, ни для набега. И прошел месяц и девять месяцев, а он продолжал жить и ждать. А в Однотерхат и в Одстрет — в восемнадцатый и девятнадцатый дни месяца — он не ел, не пил и не спал.
Его кеммерингом по любви и обету был Харбор из клана Геганнер. Этот Харбор в месяц Гренде пришел в крепость Тангеринг и сказал Ткачу: