— С удовольствием. Я хочу побольше узнать о ваших предсказателях. Если вас интересуют мои рассказы, я мог бы рассказать, откуда я прибыл.
— Как вам будет угодно, — сказал Фейкс. Он безмятежно улыбнулся. Прекрасно, что вы пересекли океан, а потом добавили еще тысячу миль и пересекли Каргаз, чтобы прибыть сюда.
— Я пришел в Стерхед из-за славы его предсказателей.
— Тогда, возможно, вы захотите увидеть, как мы предсказываем. Или у вас есть собственный вопрос?
Его ясные глаза излучали правду.
— Не знаю, — признался я.
— Иусут, — сказал он. — Неважно. Может быть, пробыв у нас немного, вы найдете свой вопрос. Вы знаете, что предсказатели способны собираться только в определенное время, так что вам все равно придется провести у нас несколько дней.
Я так и поступил, и это были приятные дни. Время было свободное, за исключением коммунальных работ на полях, в садах и в лесу. К таким работам в случае необходимости приглашали и пришедших. Помимо этих работ целые дни могли проходить без единого произнесенного слова. Впрочем, я разговаривал с Россом и Фейксом, чей необычный характер, прозрачный и глубокий, как колодец с чистой водой, был копией характера этого места. По вечерам происходили собрания у очага в одном из одиноких, окруженных деревьями домов. Здесь шли беседы, можно было выпить вина, звучала энергичная музыка Кархида: мелодически простая, но ритмически сложная, всегда импровизированная. Однажды вечером начали танцевать два человека, таких старых, что их волосы поседели, а тела высохли. Танец был медленным, четким и строго контролируемым, чаровал глаз и рассудок. Они начали танец во время третьего часа после обеда. Музыканты присоединялись к игре или бросали ее, когда угодно, лишь барабанщик не прекращал своих ритмичных ударов. В шестом часу в полночь, спустя пять земных часов, старые танцоры все еще продолжали танцевать.
В первый раз тогда я увидел феномен сознательного контролируемого использования того, что мы называем «мистической силой». После этого я стал с большим доверием относиться к рассказам о Старых Людях Жанндары.
Это была сосредоточенная на самой себе жизнь, самонадеянная, застывшая, погруженная в то единственное «невежество», которое превыше всего ценится Жанндарами, жизнь, которая полностью подчиняется их правилу пассивности и невмешательства. Это правило (выраженное в слове иусут, которое я приблизительно перевел как «неважно») — сердце культа, и я не стану делать вид, что понял его. Но после полумесяца, проведенного в Стерхеде, я начал лучше понимать кархидцев.
Под политикой и страстями лежит старая тьма, пассивная, анархистская, молчаливая и плодотворная тьма Жанндары.
Из этой молчаливой тьмы необъяснимо доносится голос предсказателя.
Юный Росс, которому нравилось быть моим гидом, объяснил, что вопрос предсказателям может касаться чего угодно и формулироваться в любой форме.
— Чем более точно сформулирован вопрос и чем более он ограничен, тем точнее ответ, — заверил он. — Неясность порождает неясность. Ну и, конечно, на некоторые вопросы дать ответ нельзя.
— А что, если я задам именно такой вопрос? — спросил я.
Эта преграда, хотя и усложненная, была мне знакома. Но я не ожидал услышать в ответ:
— Ткач отвергнет его. Вопросы, на которые нельзя дать ответ, вредят предсказателям.
— Вредят?
— Разве вы не знаете истории лорда Шор га, который заставил предсказателей крепости Асен ответить на вопрос: «В чем смысл жизни?» Это было несколько тысяч лет назад. Предсказатели оставались во тьме шесть дней и ночей, в конце все холостяки впали в кататонию, все дураки умерли, извращенец убил лорда Шорта камнем, а Ткач… Им был человек по имени Меше…
— Основатель Комештского культа?
— Да, — сказал Росс.
Он рассмеялся, но я не понял, смеялся он по поводу Комешты или надо мной.
Я решил задать вопрос, требующий ответа лишь в виде «да» или «нет». Такой вопрос, по крайней мере, покажет степень скрытности или истинности ответа. Фейкс подтвердил сказанное Россом: вопрос может касаться и таких предметов, о которых предсказатель ничего не знает. Я мог спросить, хорош ли будет урожай хулма в западном полушарии, и они ответили бы, даже не подозревая, где находится это полушарие. Это, по-видимому, ставило их гадание на уровень обычной вероятности в одном ряду с гаданиями на лепестках ромашки или по костям. Нет, вероятность тут ни при чем.
— Предсказание дается точное и от вероятности не зависит, — ответил Фейкс.
— Значит, вы читаете мысли?
— Нет, — сказал Фейкс.
Он опять безмятежно улыбнулся.
— Может быть, вы читаете мысли, сами того не подозревая?
— Что хорошего в этом? Если спрашивающий заранее знает ответ, он не станет за него платить.
Я выбрал вопрос, на который определенно не знал ответа. Только время покажет, правы ли предсказатели, если, конечно, это не будет одним из тех восхитительных профессиональных пророчеств, что применимы к любому исходу.
Вопрос был не тривиальный. Я отказался от банальных вопросов типа «Когда прекратится дождь?», узнав, что любой вопрос труден и опасен для девяти предсказателей Стерхеда. Цена высока для спрашивающего — два моих рубина перекочевали в сокровищницу Стерхеда. Но еще выше она была для отвечающих. Я хорошо узнал Фейкса, и мне трудно было поверить, что он сознательный или бессознательный лжец. Разум его был тверд, ясен и отшлифован, как мои рубины. Я не решился ставить ему ловушку. Я спросил именно то, что больше всего хотел узнать.
В Однотерхад, восемнадцатый день месяца, девять предсказателей собрались в большом здании, которое обычно было закрыто. Это был высокий зал, холодный, с каменным полем, тускло освещенный светом из нескольких узких окон. В одном конце зала в очаге горел огонь. Они сели на каменный пол кружком, все в длинных плащах с капюшонами. Грубые неподвижные фигуры, похожие на статуи первобытного прошлого. Росс среди нескольких других жителей Стерхеда и врач из ближайшего домейна молча смотрели на них с сидений у очага, а я пересек зал и вошел в круг.
Все испытывали сильное напряжение. Одна из фигур подняла голову, и я увидел странное лицо с резкими чертами и дерзкими глазами.
Фейкс сидел, скрестив ноги, неподвижный, напряженный, полный поднимающейся силы, которая сделала его чистый и мягкий голос резким, как электрический заряд.
— Спрашивайте, — бросил он.
Я задал свой вопрос:
— Будет ли спустя пять лет Гетен членом Экумена?
Молчание. Я стоял, пойманный в паутину молчания.
Все почувствовали облегчение. Камни в капюшонах шевельнулись, тот, который показался мне таким странным, начал шептаться с соседями. Я оставил круг и присоединился к наблюдателям у очага.
Двое предсказателей оставались молчаливыми и не реагировали на окружающее.
Один из них время от времени поднимал левую руку и слегка хлопал по полу десять-двенадцать раз, потом вновь замирал. Ни одного из них я раньше не видел.
Это дураки, по определению Росса, душевнобольные, безумные. Росс называл их «разделителями времени». Возможно, он имел в виду шизофрению. Кархидские психологи, хотя и не обладали мозговой речью и поэтому действовали, как слепые хирурги, хорошо знали наркотики, гипноз, шоки, лечение холодом и различные виды умственной терапии. Я спросил, можно ли вылечить этих психопатов.
— Вылечить? — переспросил Росс. — Станете ли вы лечить певца от его голоса?
Пять других в круге были жителями Стерхеда, адептами жанндарской науки присутствия. Росс сказал, что пока они считаются предсказателями, они будут холостяками, то есть в период сексуальной потенции они не вступают в кеммер. Один из этих холостяков был во время предсказания в периоде кеммера. Я видел признаки в его фигуре, которые говорили о первой фразе кеммера.
Рядом с ним сидел извращенец.
— Он пришел из Опрева с врачом, — сказал мне Росс. — Некоторые группы предсказателей искусственно вызывают извращения, вводя мужские и женские гормоны в дни перед встречей. Но лучше иметь естественного. Этот сам пожелал прийти. Ему нравится известность.
Росс использовал местоимение, обозначающее самца животного, а не человеческое существо в мужской роли в период кеммера. Он выглядел несколько смущенным. Кархидцы свободно обсуждают сексуальные проблемы и с удовольствием говорят о кеммере, но неохотно вступают в разговоры об извращенцах. По крайней мере, общаясь со мной. Чрезмерная продолжительность периода кеммера с постоянным преобладанием гормонального равновесия в сторону мужчины или женщины — это они называют извращением. Оно встречается нередко, три-четыре процента взрослых обычно относятся к психологическим извращенцам. Их не исключают из общества. Но относятся к ним с некоторым отвращением. Извращенцы стерильны. Извращенец группы после первого странного взгляда не обращал внимания ни на кого, кроме соседа в кеммере, чья увеличенная сексуальная активность должна была перейти в высшую женскую стадию кеммера под влиянием преувеличенной мужественности извращенца. Извращенец продолжал негромко шептать, склонившись к кеммерингу, который почти не отвечал и, казалось, испытывал отвращение. Остальные молчали и слушали шепот извращенца. Фейкс внимательно следил за одним из дураков. Извращенец положил свою руку на руку кеммеринга. Тот торопливо отпрянул, как бы в страхе взглянув на Фейкса. Фейкс не шевельнулся. Кеммеринг вернулся на место и оставался неподвижным, когда извращенец снова коснулся его. Один из дураков поднял голову и рассмеялся долгим фальшивым хриплым хохотом:
— Ах-ах-ах…
Фейкс поднял руку. Немедленно все в круге повернули к нему лица, как будто он собирал их взглядом в пучок.
Когда мы вошли в зал, был вечер, и шел дождь. Серый свет вскоре потускнел в узких высоких окнах. Теперь полосы света расстилались, как фантастические паруса, длинные треугольники его падали на пол, на лица девяти. Это над лесом всходила луна. Огонь в очаге погас, стало темно, только лунный свет вырывал из тьмы то лицо, то руку, то неподвижную спину. Некоторое время я сидел не шевелясь, видел неподвижный, как из бледного камня, профиль Фейкса. Диагонали лунного света медленно ползли и вскоре осветили темную фигуру кеммеринга: голова склонена к коленям, руки прижаты к полу, тело дрожит в регулярных приступах, сопровождаемых хлопаньем ладоней о пол. Все они были связаны, соединены, как части паутины. Я чувствовал, хотел я этого или нет, связь, коммуникацию: бессловесную и необычную. Она проходила через Фейкса и Фейкс старался проконтролировать ее и придать ей какую-то форму.