Мы созвонились с Оскаром Рабиным и пошли к нему, это недалеко, и мы прогулялись по Парижу.
И вот встреча с Оскаром и Валей и их сыном Сашкой, которому уже 20 лет. Мы обнялись и поцеловались.
Они живут в большой, но старой и грязоватой квартире и выглядят по-московски. Думали ли мы, гадали, что так встретимся в Париже? Мы сидели и беседовали с Оскаром и Валей (и их сыном Сашкой). Оскар рассказывал об их жизни, об общих друзьях и знакомых, о трудностях. Мы рассказывали об Израиле, о своей жизни. Оскар и Валя – милые люди, как и всегда. Мне вспомнилась наша московская жизнь 20-летней давности, наша молодость. Сейчас Оскар уже немолодой человек, выбитый из колеи, на чужой почве, эмигрант, известный в эмигрантском мире художник, но без перспектив войти в международные круги, в большое искусство. Оскар и Валя выглядят растерянными и угнетенными – впереди неизвестность. Мы расстались тепло. У нас осталось чувство пропасти между нашей жизнью – стабильной, живой – и жизнью Оскара, находящегося в чуждом мире.
Оскар рассказал, что в Париже был Стесин, суетился, ругал Лёвку Нусберга, полон хлестаковских планов. Оскар говорил о Стесине с презрением.
Дома мы были поздно. Лёвка с нетерпением ждал нашего рассказа о встрече с Оскаром. Лёвка весь погружен в интриги и жадно комментирует каждое сообщение.
Лёвка уехал ночевать к Оксане, мы остались с Иркой и Пашкой.
16 июля. 1. Париж. Версаль. Утром Лёвка Нусберг повез нас всех в Версаль; я, Ирка, Пашка Бурдуков, Заяц (Галя Битт) и борзые Глашка и Пича. Гуляли в Версальском парке, фотографировались, борзые носились по траве. Были в Версале весь день.
Вечером мы с Иркой у Олега Целкова и Тони. Они живут в большой светлой квартире, завешанной картинами Олега. Он настроен оптимистично, «Бобур»[111] обещал купить его картину. Олег рассказывал о себе, о жизни; потом пришел Эдик Зеленин с женой, мы беседовали за пивом и виски до поздней ночи. Я рассказывал об Израиле. Олег подарил мне каталоги, журналы. Работы Олега бесконечно повторяют друг друга.
17 июля. 2. Париж. Гуляли с Иркой по Парижу: по улицам, по галереям. Ели колбасу с хлебом на набережной, внизу у воды, и кормили воробьев и голубей.
Были с Иркой у Миши Шемякина. У него познакомились с актером и шансонье Володей Высоцким. Была у Миши некто Дениз Синклар, американка. Миша всех нас пригласил в ресторан и за обедом рассказывал нам с Иркой об интригах Нусберга, войне против Поля Тореза и пр. Потом мы были у Миши дома, смотрели его вещи; картины, барельефы, эстампы; он подарил кучу своих каталогов, афиш, книг, альбомов. «Аполлон» и альбом своих литографий со стихами Хвостенко[112]. Все это с надписями, излучающими любовь и дружбу.
18 июля. 3. Париж. Весь день были у Лёвки Нусберга и Пашки Бурдукова. Едим мясо, пьем чаи, беседуем.
Был Петр Шпильман, беседовали, я показывал фото наших работ, обсуждали возможности выставок.
Вечером мы с Иркой у Эдика Зеленина и Тани. Он живет в том же доме, что и Целков, в хорошей благоустроенной квартире. Стены завешаны его картинами. Он теперь делает картины под сильным влиянием Миши Шемякина, картины очень красивые и пустые. Мы выпили, закусили, беседовали, смотрели фотографии – и вдруг… попалась фотография, где я, Зеленин, Данильцев и Лавров, но… я был отрезан! Я не подал виду. Зеленин подарил мне каталоги, постеры, фотографии и свою литографию.
Ночью допоздна болтали с Нусбергом, он все об интригах говорит и борьбе с Глезером, Шемякиным, Рабиным.
19 июля. 4. Париж. Пашка кормит нас жареным мясом и рассказывает о своей жизни.
Утром был Петр Шпильман, и мы ели мясо с ним, Иркой, Лёвкой, Пашкой и беседовали.
С Иркой поехали с Петром Шпильманом в «Бобур». Он нас познакомил с художницей (еврейкой) Терри Хаас и со своим сыном. Сидели в кафе музея, беседовали, Шпильман жалуется на несвободу в западном мире.
Мы с Иркой были в музее ок. восьми часов; выставка художников 20–30‐х гг., современное нам искусство и пр. и пр. Сам же музей – монстр, гигантомания, ярмарка, нефтеперегонный завод – памятник французскому комплексу неполноценности.
Дома, т. е. у Лёвки Нусберга и Пашки, были ок. 10 ч. вечера, пили чай с хозяевами и Оксаной.
20 июля. 5. Париж. Были с Иркой в Лувре; Ирка очень устала; ели бутерброды с пивом в кафе.
Вечером были с Иркой у Саши Свечиной и Миши (русские люди, рожденные во Франции). У них встретились с Алешей Хвостенко. Там же встретили Виталия Стацинского[113], встреча была очень теплой, Виталий обнимал нас, приглашал жить у него в Лионе, рассказывал о себе. Саша Свечина между прочим, накормив ребенка из кастрюльки, поставила ее на пол, чтобы ее кошки тоже поели оттуда. Милые они люди с мужем. Пили мы пиво, чай, беседовали.
21 июля. 6. Париж. Живем на Барбьес Рашешуа с Пашкой Бордуковым и борзыми Машей, Глашей и Пичугой. А Лёвка уехал в Берлин.
Зашли к Мише Рогинскому[114] и не застали.
Были на рынке: купили свежего хлеба, колбасы, малины, смородины; вернулись домой и пили с Пашкой чай.
Вечером были с Иркой у Володи Марамзина[115], познакомились. Он принял нас радушно, парень он хороший, но совершенно не нашего круга; советской культуры – только против большевиков. У него была какая-то из новых русских из США. Мы сидели с Володей до 4 ч. утра, болтали, пили, читали стихи. Потом Володя отвез нас (у него авто) на Плас Пигаль (мы конспирируем, что живем у Лёвки, т. к. это может насторожить ряд наших приятелей, Лёвка в войне со многими), и мы пешком прошлись до дома, камешками в окно пробудили Пашку, а он полудремал, ожидая нас.
22 июля. Шб. Париж. Поздно с Иркой встали, пили чай и ели жареное мясо с Пашкой в окружении Пичи, Маши и Глаши.
Были у Миши Рогинского в крохотном временном ателье под крышей; он только неделю как в Париже, 1,5 месяца как из Москвы (был в Вене). Рассказывал Миша о Москве: художественная жизнь там загнила, измельчала, распродалась. Харитонов и Зверев исхалтурились, делают китч на «славянскую» потребу, Пятницкий спился, Плавинский тоже в тупике и спился, В. Немухин продался властям; молодежь ничтожна и бездарна и пр. и пр. Сам Миша производит впечатление серьезное и милое. Я рассказал ему о себе, своей работе и пр. Между прочим, Миша рассказал, что он из настоящей еврейской семьи, а когда-то в Москве на мой вопрос он сказал, что он не еврей.
Были с Иркой у Лиды Мастерковой. Она выглядит измученной, озабоченной. Рассказывала о себе, о грязи в эмигрантской среде. Показывала свои картины, очень слабые вещи, неинтересные. Она живет в хорошей квартире, но хочет сменить ее на более скромную, так как нет денег. Подарила мне Лида свой каталог выставки у Верни.
У Лиды были в гостях поэт и математик Витя Тупицын[116] и его жена, москвичи из США. Мы говорили о литературе.
Дома мы были ок. 1 ч. ночи, пили чай с Пашкой, он рассказывал анекдоты о Чапаеве, болтали о разном.
23 июля. 1. Париж. Монжерон. Поздно встали, пили чай – я, Ирка, Паша и борзые вокруг нас.
Были с Иркой в Монжероне. Ехали на поезде и бродили потом по чистенькому парижскому загороду в поисках замка, где живет Саша Глезер со своим музеем. Зелень, трава, речка, тропинки. Нашли Сашу в его замке. Беседовали. Он рассказывал и жаловался на Нусберга, рассказывал о себе, своем выезде, художниках, парижских интригах. Я рассказывал об Израиле. Пили чай. Осматривали музей. Коллекция очень низкого качества, почти все, что есть, – это просто китч. Саша никогда не понимал ничего в искусстве. Саша подарил мне пачку каталогов, плакатов, журналов. Я подарил ему свой постер, гравюру, газету «Левиафан». Пришла его жена Майя Муравник, беседовали они с Иркой. Расстались мы дружески. Я знаю, что Саша Глезер относился ко мне отрицательно и ругал меня из‐за Солженицына. Саша мне не конкурент, не враг, ибо мы плаваем на разных уровнях. Но жизнь их нам интересна.
Вернулись домой мы к ночи, Левка уже вернулся из Берлина, жадно расспрашивал о Глезере. Я не подливаю масла в огонь, наоборот, занимаюсь миротворчеством. Болтали и беседовали с Иркой, Лёвкой и Пашкой до 3 ч. ночи.
24 июля. 2. Париж. Утром – завтрак с Иркой, Лёвкой, Пашкой и борзыми вокруг стола.
Мы с Иркой гуляли по Люксембургскому саду, по улицам.
У магазина «Имка» познакомились с югославским политэмигрантом, сидевшим в тимовских тюрьмах, профессором-математиком Михайлой Шашкевичем. Мы беседовали в кафе, он подарил нам свою антикоммунистическую книгу.
Мы с Иркой были у Миши Шемякина. У него был Саша Нежданов с женой и дочерью. Миша подарил мне скульптуру Нежданова и еще книги. Мы с Иркой, захватив бутылку вина, заехали к Володе Марамзину. Ирка договорилась с Володей, что она будет представителем «Эха» в Израиле.
Вечером, дома, у Лёвки Нусберга и Пашки. Чаепития и беседы.
25 июля. 3. Париж. Завтрак – жареное мясо с Иркой, Лёвкой, Пашкой. Ирка собрала и отправила вещевую посылку для Ильки Гриневой, которая сейчас в гостях в Швеции.
Я был у Миши Шемякина, он нагрузил меня своими литографиями, в подарок мне и для выставки в Израиле, и мы тепло расстались. Миша передал со мной для Лёвки Нусберга «Аполлона» в подарок с примирительной надписью (моя заслуга).
Вернулся домой. Чаепитие. Я, Ирка, Лёвка, Пашка.
Были с Иркой в книжн. маг. «Санкт-Петербург» у родственника Леши Таргонского, Иосифа Мирон. Лемперта. Смотрели книги, беседовали.
В метро повстречали Алешу Хвостенко и Лёню Ентина[117]. Ентин был очень тепл и говорил, что обязательно надо встречаться.
Мы с Иркой были у Жени Терновского. Он принял нас очень тепло, кажется, изменился к лучшему, живет по-европейски, ездит на автомобиле. Мы ужинали в кафе и были у него дома, беседовали допоздна, и он уговорил остаться ночевать у него. Женя подарил свою книгу с надписью.