Менялся книгами с Володей Школьниковым в Шамире.
Проверял синьки «Левиафана» № 2 в «Ахве».
Взял Ирку из «Става», там только Феликс Куриц, «Став» переехал.
Приехала из Тель-Авива Кира Белопольская, весь вечер я беседовал с ней, показывал и рассказывал о «Левиафане». Дал ей задание. Она очень милая и способная девочка. Я проводил ее на автобусную станцию.
1 мая. 3. Иерусалим. Прочитал повесть Жени Терновского «Странная история». В повести и церковь, притянутая за уши, и выдуманные искусственные коллизии, но и вместе с тем атмосфера жизненной безысходности маленького человека. Написал Терновскому письмо. А сам Терновский – закомплексованный одинокий еврей, и никакое православие не поможет ему в этой жизни.
Разговор с Иосефом Бен-Шломо. Он позвонил мне, и я снова разъяснил ему ситуацию с Бецалелем, и он снова будет говорить с Гольдбергером, но маловероятно, что партийная мафдальская жопа сдвинется с места.
День независимости. Яшенька с товарищами гуляет в городе, на улицах в центре толпы людей.
2 мая. 4. Иерусалим. С Иркой, Яшкой, Златкой и Габи поехали в Эйн Хемед, но там все забито людьми. Мы поехали в Бейт Заит к Майку Феллеру и Дане. Дети были в бассейне. Мы съездили за Аликом Меламидом, Катей Арнольд и их детьми и привезли их тоже к Майку. Беседовали с Меламидом о художниках-эмигрантах русских, сошлись на том, что у большинства нет будущего, ибо московская неофициальная эпоха закончилась. Был Иосеф Авидар. Пили кофии, чаи и беседовали.
Вечером у нас Рами Коэн с невестой Рути и еще парочка с ними. Рами потихонечку собирает (с моей помощью) рисунки русск. художников.
3 мая. 5. Иерусалим. Читаю.
По просьбе Феликса Курица отвез его в аэропорт Бен-Гурион, где мы встретили его приятеля Бориса Драгунского (московск. еврей, прямик[122], живет в Техасе), потом, венувшись, пили виски у Феликса. Б. Д. – племянник генерала Драгунского, и он рассказал: после войны Иом Кипура ген. Драгунский осматривал подбитые израильские танки, привезенные в СССР, он видел запекшуюся кровь танкистов. Борис спросил у него: «Что ты почувствовал, когда видел эту кровь, ведь это кровь евреев?» Ген. Драгунский ответил: «Им (т. е. израильтянам) мало всыпали!» Вот лицо ген. Драгунского, лицо еврея-ублюдка.
4 мая. 6. Иерусалим. Читаю Джорджа Кенана «Сибирь и ссылка». Все то беззаконие, зверство и подлость, которые большевики раскинули на всю свою империю, все это уже существовало в царской России, просто жертвами были не миллионы, а тысячи. В сегодняшней СССРии положение очень похоже на положение при царе, жертвы опять исчисляются не миллионами, а тысячами; и психология властей опять не марксистская, а империалистическая барско-бюрократическая, полная шовинизма и азиатчины.
5 мая. Шб. Иерусалим. Читаю. Ирка тоже читает. Читал Ирке стихи.
Володя Коротик-Сорока привозил Антошку, и они играли со Златкой.
Была у нас некая художница Яэль, жопа толстая, и веет от этой матрены 45 лет такой тупостью, как будто вся она одна большая жопа. Рисует она гнусные и пошлые портреты и библейские темы, в восторге от моих работ и что-то лепечет о символах. А с ней муж – Роберт, туповатый на вид пожилой американец, хозяин школы англ. яз. и автор учебников.
Были Элиэзер Гинзбург и Лея и их подруга, бойкая учительница. Мы болтали о политике и прочем. Как скучно, неинтересно выслушивать похвалы, показывать работы людям – никто ничего не смыслит, не чувствует, увы!
6 мая. 1. Иерусалим. Хисин «Дневник билуйца». Волосы встают дыбом, и сейчас все то же самое; жадность, пошлость, равнодушие. Шофера Эгеда требуют повысить зарплаты до 19 тысяч в месяц (огромные деньги). Все рвут что только могут. Экономика катится в пропасть. Царство чиновников и лакеев. И где-то внутри все же стержень сионизма еще не согнулся под тяжестью всех этих паразитов и жуликов.
В Типографии «Ахва» смотрел за печатью «Левиафана» № 2.
Лекция раввина Хаима Лившица в клубе «Олим» (о конфронтации иудаизма и западной культуры). Примитивный лепет невежественного человека. А нам Наум Подражанский уши прожужжал насчет культуры и одухотворенности этого раввина. Среди прочих тухлых личностей величественно восседал в зале обрюзгший Натан Файнгольд с глубокой думой на челе. Мы с Иркой сбежали, улучив момент, с середины «лекции».
Зашли к Фиме, он принимает гостей. Как обычно, толкует о том, кто и что у него хотел купить, кто и когда его похвалил. Пустая и скучная болтовня соло. Мы вскоре ушли.
7 мая. 2. Иерусалим. Был у Давида Сузаны в муниципалитете. Он закрыл дверь на ключ, и мы обсуждали дела. Договорились, что в Союзе художников я буду назначен и в Совете по делам дома и галереи, в муниципалитете я получу должность инспектора над рисовальными кружками, что получу роспись для детского сада. Давид сказал, что хочет продвигать меня по всем каналам на руководящие места.
Видел Якова Розенбойма, Хулио Мошеса, Хедву Харехави.
В Доме художника говорил с Товой Сассон, Цемахом, Сарой Бальфур, с Анжелой Селиктар. Аарон Априль на своей выставке, мы поговорили с ним, он косвенно извинился за прошлый инцидент, и мы рассеяли облачность. Конечно, мы люди чужие, но судьба нас свела, и нет причины находиться в собачьих отношениях. Аарон человек консервативный, отсталый, но достойный, в отличие от многих.
Саадия Марциано передал мне привет от Мишеля Опатовского.
У Ицхака Минны мы составили письмо франц. адвокату (дело с «Имкой»).
У дверей нового «Става» повстречал я Мишу Генделева. Он с интересом проглядел 2-й № «Левиафана» и заявил, что все это не литература, а так, шуточки, капустник. Я, конечно, не возражал ему, а наоборот, отнесся с полным «почтением» и задавал вопросы, одновременно наблюдая, как врач за подопытной свинкой. Очень жаловался он на Воронелей, и действительно, они изуродовали его книжку стихов до страшной провинциальной степени, есть от чего огорчиться.
Яшенька принес часы, которые он сам собрал в кружке электроники.
8 мая. 3. Иерусалим. 1000 экземпляров газеты «Левиафан» № 2 – готовы.
Ирка работает в новом помещении «Става». Я принес в «Став» газеты «Левиафан». Изя Малер – первый покупатель; надо, говорит, сохранить, когда-нибудь это будет редкость.
Мы с Иркой делаем закупки на рынке Махане Иегуда.
Вечером у нас Боря Азерников с Юлей (на 5-м месяце беременности).
В Гило, в районном центре, с Милой Райс, Яиром – о кружке рисования.
9 мая. 4. Иерусалим. Вечер зарубежных журналов. Ирка представляла «Ковчег», «Эхо»; Агурский – «Континент»; Меникер – «Синтаксис»; Дунаевский – «Гнозис». Было ок. 70 человек. В здании Профсоюза. Агурский говорил что-то казенное и неумное о «Континенте», ругал Шевцова (организатора какой-то советологической лавочки на деньги Сохнута). Меникер читал Синявского. Ирка выступила – это ее первое публичное выступление. Давид Дар был оппонентом Агурского, говорил о молодых писателях, хвалил мой «Левиафан». Рут Зернова что-то говорила, ругала авангардистов, Лимонова назвала одноклеточным. Дима Сегал расхваливал «Время и мы». Я выступил против «Континента», за футуризм, авангард; как всегда, реплики с мест, ответы. Юрий Милославский сказал какую-то ерунду. Я продавал «Левиафан» и «Ковчег», но купили мало.
10 мая. 5 Иерусалим. Авраам Офек строит дом. Обсудили текущие дела и предложения.
Вечером Мишель Опатовский показывал свой фильм «Шульц» (15 мин.). В Доме художника в ресторанчике Саадии Марциано. Мы не виделись с Мишелем несколько лет, обнялись; красивая Идит ушла от него, уехала в Индию. Мишель против сионизма, считает, что сионизм умер, но за иудейство; считает себя социалистом и будет голосовать за Саадию Марциано. Особым умом Мишель никогда не отличался, но «Шульц» – фильм талантливый. Сейчас Мишель живет с Орли Забин; Орли очень мила и умнее Мишеля. Саадия Марциано очень внимателен ко мне; он абсолютно простонароден; удивительно, кто только ни становится у нас политическим деятелем.
Ирка с Борькой Азерниковым ездили в Т.-А. и Натанию. Они были на дне рождения у Залмансонов, на Ирку все эти знаменитые «узники Сиона» произвели самое удручающее впечатление своим провинциализмом. Борька посмеивается, он давно им знает цену. Потом они были у Врубелей, у Юли в доме отдыха.
Рами Коэн сегодня ночует у нас. Пили чаи и беседовали.
11 мая. 6. Иерусалим. Долгий разговор по телефону с Давидом Яковл. Даром. Он сказал, что считает меня единственным живым человеком из всех, кого он знает в Израиле. Он видит несоответствие между моим авангардизмом и моими стихами довольно традиционными. Он сказал, что «Дневник» показывает жизнь недуховную, бедную, обычную, т. е. обманывает читателя, т. к. на дальнейших листах (книга «Левиафан») я оказываюсь личностью мыслящей и культурной. К стихам моск. поэтов в «Левиафане» он относится равнодушно и не всерьез и склонен скорей в них видеть шутки.
На 5 минут зашел к Аврааму Офеку.
Женька Врубель привез на ночевку Ефрема Янкелевича с женой Таней (дочкой жены академика Сахарова) и 2 детьми + брата Янкелевича, биофизика из института Вайцмана.
12 мая. Шб. Иерусалим. Утром: Женька и Янкелевичи.
Ирка с детьми в бассейне, я читаю.
Развесил картины в галерее Эвен-Това, через пару дней открытие.
Вечером у нас: Рут Зернова и Илья Захарович Серман и Дима Сегал с женой Леной. Я рассказывал о «Левиафане». Спорили о схожести царского режима и большевистского. Я утверждал, что корни сталинизма в царствовании Александров II и III и Николая II. Сегалы и Серман не соглашались. Лена Сегал – прямая правнучка Алексея Толстого. Сегал высоко оценил подборку стихов в «Левиафане» № 2, Холина он считает одним из самых крупных русск. поэтов. И Сегалы, и Серманы – люди очень симпатичные. Пили виски и чай с пирогами.
Аккерман пришел в отпуск из армии, они охраняют наши поселения в Газе. Я рассказал ему о планах группы, и он увидел «Левиафан» № 2.