Чарли Дотан, сосед, спекулянт подержанными машинами, тоже начал перестраивать квартиру, я послал ему Эли Бен-Шимона и Якова Коэна.
Эли Бен-Шимон был у меня, я снял с моего долга ему 2000 лир (по договоренности). Это мне сатисфакция за его работу.
По телевизору фильм «Неман» с Наоми Бахар в главной роли.
10 сентября. 2. Иерусалим. Я крашу салон.
Эли и Яков работают у Дотана. Я захожу проведать.
Был Саша Аккерман.
Я был в своем рисовальном кружке в Гило. Меня Литвак под моим руководством нарисовала красивые наивные картинки. Милка Чижик пришла в восторг и послала ее к Рут Дебель, Рут предложила ей выставку. Все хорошо, кроме одного: Меня пыталась все скрыть от меня и вообще ведет себя нечистосердечно. Черт знает что, ну что за публика? Все идут как-то бочком, бочком. Мелкие мелочи, но противные. На этих учениках я проверил свою систему – прошло очень удачно, за несколько уроков они научились делать красивые вещи.
11 сентября. 3. Иерусалим. Крашу столовую и коридорчик.
Был Саша Аккерман, он занимается каталогом.
Вечером был у нас Фима, принес в подарок литографию свою новую. Пили чай, и, как обычно, Фима пересказывал все свои истории.
12 сентября. 4. Иерусалим. Шлифовал камнем мозаику Редьки (так мы прозвали Эли – по Чехову).
Были с Иркой на шуке, были в «Ставе» у Беллы и Зямы (я получил за два учебника франц. яз. книжку по архитектуре и по нумизматике), были в муниципалитете (я заполнил анкету для работы; Янкеле Розенбойм ходит как большой паук).
Убираем с Иркой квартиру.
Вечером чай с Борькой Азерниковым и с Юлей в последних часах беременности. Дал Борьке свой черный альбом за все его предыдущие и будущие работы.
13 сентября. 5. Иерусалим. Второй день как закончили ремонт и теперь занимаемся уборкой вещей, мойкой, отноской и пр. Квартира изменилась, стала более светлой, просторной + новая комната. Как видно, эта квартира теперь послужит нам не один год.
«Записки незаговорщика» Ефима Эткинда, советского литературоведа, эмигранта. Типичный интеллигент-либерал, скрытый антисоветчик, всю жизнь работавший на советскую лживую систему. Вот она, нынешняя совинтеллигенция, всегда сидевшая на двух стульях, а когда их начинают гнать в шею, кричат, жалуются, оправдываются, возмущаются беззакониями коммунистов. Все эти антисоветчики – ужасное порождение подлого советского строя, от которого мы-то все были просто независимы, мы жили в другом измерении, мы с советской властью всегда были смертельными врагами, наши книги никогда не могли пробить партцензуру и комбюрократию. Для нас их «Новый мир» был так же лжив, как и газета «Правда», мы не в лагере были Пастернака–Твардовского, мы были в лагере только Пастернака, только футуристов, в лагере подлинной русской культуры без малейшей примеси соцреализма. Все эти Эткинды – просто продолжение советской псевдокультуры на Западе.
14 сентября. 6. Иерусалим. Саша Аккерман приехал с Рами Коэном. Рами составлял записку для газет о выставке «Левиафана». Рами хоть и работает для нас, но как он духовно чужд и ничего не смыслит.
Я зашел на минутку к Офеку, он уже изготовил красную корову и обтянул ее шелком, палками и веревками.
Яков Коэн, сосед, навещает нас. Я подарил ему каталог.
15 сентября. Шб. Иерусалим. Читаю о путешествиях в Гренландии, читаю Ирке стихи, ревизую бумажное царство и дремлю.
Вечером у нас Белла Вольфман и Зяма Олидорт. Чай, вино, закуска. Обмен: я им пушечный патрон и портрет еврея (свою монотипию), они мне книги.
16 сентября. 1. Иерусалим. Саша Аккерман принес пачку приглашений «Левиафана» из типографии, я читал Саше стихи Пастернака, Айги и свои, говорили о предстоящей выставке.
Азерников вырвал Ирке зуб мудрости, теперь болит десна после разморозки.
Спекулянт машинами Дотан обжулил Эли-Редьку, Редька приходил жаловаться. Но все это простонародье стоит друг друга. Страшное дело – ни морали, ни чести, ни слова.
Клод Коэн – электрик, приезжал чинить замыкание в «Марине».
Черт знает что, все бумажные, судебные и ремонтные дела обрушились на меня, отравляют жизнь.
Я отнес Офеку приглашения «Левиафана»; обсудили проблему телевидения и газет.
17 сентября. 2. Иерусалим. Поехал на автобусе в центр.
В полиции взял выписку из моего обвинения. Неожиданно встретил там Меира Гильбоа, сына Моше, он офицер по жалобам. Он-то мне и написал все копии.
Был у Минны. Суд против «Имки», напечатавшей мое стихотворение под именем Бачурина, французский коллега-адвокат считает проигрышным. Советовались о моем суде за дорожное нарушение.
Алина Слоним была у нас. Отбирали негативы для печати, работы для оформления. Обсуждали кандидатов на мой с Арарием день рождения. Ужинали, пили чаи. Алина говорила о том, что Саша Арарий делает максимум, чтобы создать акционеров и общество для моих дел.
Ади Кахана привез мне свидетельство о страховке, мы за чаем беседовали об аморальности строительных рабочих, жульничестве.
Теледетектив, чтение, ночь.
18 сентября. 3. Иерусалим. Читаю. Ничего не делаю. Читал Ирке Лермонтова.
Приходил Саша Аккерман.
Я был в конторе по автоправам и у электрика машин. Так противно заниматься всем этим.
19 сентября. 4. Иерусалим. Возил свою машину на ежегодный тест, неожиданно прошел.
Читаю. Был Саша Аккерман.
Я отнес Офеку его инструменты, он только что вернулся из центра, где чуть не стал жертвой взрыва террористов – очень взволнован, и Тальма со скорбным видом.
Заглянул к спекулянту машинами, он благоустраивает свое гнездо.
Были с Иркой у Лены (Афони) и Ионы Кольчинских, взяли корректуры каталога, смотрели телевизор, пили чай, договорились об обмене.
20 сентября. 5. Иерусалим. Утром Афоня (Лена Кольчинская) привезла копии, и потом мы поехали к ним. Она у меня выбрала шелкографию «Жезл Аарона» и дала мне взамен книжные стеллажи и книги, и еще осталась должна.
Был у меня суд. Судья (похожий на бобровую крысу) Динур встал целиком на сторону полицейского бухгалтера Баруха Адара (тоже похожего на слизняковую крысу) и присудил меня к 1500 лир штрафа, лишению прав на 4 месяца условно на 3 года и прослушанию курса по теории вождения. Ицхак Минна, мой адвокат, продал меня, не пошел на суд меня защищать. Настроение от всех этих мерзостей гнусное.
Яков Коэн, сосед, навещает меня.
Ирка вернулась из «Ахвы». Аккерман пришел. И они сидели над корректурой каталога.
Пришел Эли-Редька, помогал мне ставить полки. Я переставил книги и радуюсь порядку.
В сионизме я все дальше ухожу от официальных его представителей, которые в основном все чиновники. Надо обновить термин, к слову «сионизм» добавить еще одно слово, типа «нео-» или что-то в этом роде. Необходимо отделиться от сытой сволочи.
Говорили с Аккерманом об Офеке. «Я только жду, – сказал Саша, – когда он поцелует тебя поцелуем Иуды». Я не строю иллюзий, Офек рано или поздно продаст меня. А пока скрывает раздражение, понимая, что без меня он ничего не может и что уход из «Левиафана» сейчас будет его гражданской смертью. Увы, увы, где же мои подлинные солдаты, как надоели наемники. Один Аккерман верен мне. Я сказал ему в шутку: «Офек – мой Иуда, а ты не станешь ли моим Петром?»
21 сентября. 6. Иерусалим. Сегодня мне исполнилось 40 лет.
Заплатил штраф в суде – 1500 лир.
С Иркой на рынке Механе Иуда. Предпраздничная толкучка; вкусные запахи; россыпи овощей, фруктов, товаров; солдаты… Попался нам Боря Камянов, он кайфует здесь.
Я отнес патрон и монотипию Зяме и Белле в «Став», там сидит один Феликс Куриц, симпатичный одинокий человек.
Читаю по архитектуре. Читаю Ирке стихи.
Вечером был у нас Фима; он ужинал у Рут с Мириам Таль, заспорил, рассердился и ушел, хлопнув дверью. Настроение у него неважное, надежды на работу с Эвен-Товом и Померанцем не оправдались. Он возил их к Ури Штетнеру, они очень хвалили, но ничего не купили. Конечно, Штетнер не ходовой товар, а они скупают то, что популярно у израильского буржуа. Израильский музей не дает свое имя для книги Фимы. Пили чай с Иркиным пирогом.
Офек пришел, правил корректуры каталога. Обсуждали мой суд.
22 сентября. Шб. Иерусалим. Ставил книжные полки и книги.
Лена Априль с Ициком, гуляя, зашли к нам.
Вечером у нас Афоня и Иона Кольчинские с младенцем в сумке. Чаепитие, просмотр корректур каталога и болтовня о том о сем. Афоня – полурусская-полуякутка, Иона – еврей; девочку они крестят – она у них будет русской.
23 сентября. 1. Иерусалим. Еврейский Новый год, тепло, светло, празднично.
Был у меня некто Лев Геллер с предложением делать эмали по моим эскизам. Он адвокат из России, работает бухгалтером и плавит эмали, но еврейский дух предприимчивости толкает его к новым жизненным поискам.
Зашли Иосеф и Хамуталь Бар-Иосефы. За чаем мы обсуждали сюжет его новой пьесы, рассказывали ему о психологии еврейской семьи из России. Удивительная тоска все эти его темы, замыслы, психологические ситуации. Боже мой, как это все тупо и не видно из этого выхода.
Иосеф Цуриэль заехал с Брахой и сыновьями, которые играли с Яшкой. А мы пили чай с пирогами.
Офек заходил править корректуру. С трудом рассказал о симпозиуме в «Аарец», где он говорил о «Левиафане». Офек, Офек – близится время его предательства, просто еще не сложилась нужная ситуация.
Анжела Степанян приезжала со своим другом, Давидом Эльгардом, директором супермаркета. Дочь ее прелестна, я передал для нее свой постер.
С Иркой и Аккерманом отвезли корректуру Ионе Кольчинскому. И были в галерее «Тимарт» – открытие выставки Саши Путова. Хозяин – Гидон, две парочки увядших дам, бездарные картины Путова на стенах и не менее бездарная коллекция галереи в уголках. А в проспекте Путов сообщает публике, что его ждет всемирная слава. Что делать – плакать, смеяться? Самого Путова не было.
Вечером были Азерников с Юлей на сносях. Пили чай под аккомпанемент телевизора.