Обдумываем открытие книжного магазина в Иерусалиме; уж сколько раз мы возвращались к этой идее, но все что-то нам мешает.
Вечером с Иркой в Театроне на выставке художников-репатриантов. Страшное сборище говна. Каждый в меру своей бездарности пытается вскарабкаться на коммерческую лошадку. Министр Давид Леви с мордой хомяка патетически возгласил свои благословения. Много знакомых. Шура Копелович вернулся из Парижа и с восторгом сообщил, что сюрреализма, футуризма и абстракционизма там уже нет, а все – реализм. Рядом сидит как куцка – Сима Бронфенбреннер. Семен Розенштейн – иерусалимский соцреалист. Эдик Левин. Лёва Незнанский – он вот уже как 4 года делает скульптуры. Юре Милославскому я сказал, что его эссе о Лимонове – хорошее, он был доволен. Яша Цигельман. Руди Портной. Миша Калик. Юра Красный. Милка Чижик. Давид Ракия. Мириам Таль, как курица, ищет в этой навозной куче и что-то поклевывает. Мы вернулись домой, как из темного затхлого подполья с мышами. Нет ничего отвратительнее и гнуснее, ничтожней маленьких бездарных художников-неудачников, маленьких торговцев гнилым товаром.
Писал еще статью от 25.XI и читал ее Ирке на проверку.
3 декабря. 2. Иерусалим. Редактировал и печатал на машинке «Реплику» и «Несколько замечаний…».
Ирка на родительском собрании в школе. Яшке слишком легко учиться, и он начинает пренебрегать уроками. Златка, наоборот, отстала в учебе. Златка, огорченная, легла спать намного раньше обычного. Проблема наших детей в том, что они намного выше по развитию всех их школьных товарищей. Одна надежда, я тоже вырос среди простонародья в рабочем поселке.
Забежала Афоня Кольчинская, принесла долг – $445.
Вечером пили чай с Иркой и Борькой Азерниковым, я высказал ему все, что думаю о его суетливой и бездуховной жизни и погоне за материальными благами.
4 декабря. 3. Иерусалим. «Моррис-Марина»: панчер в колесе и аккумулятор сел.
Весь день у нас Нортон Додж (я взял его в Старом городе). Чаепитие; беседы; обед; смотрение библиографии, моих и яковлевских работ и фотографирование. Додж собирает современное российское искусство. Как и почему он дошел до этого – непонятно. Он мало что понимает и собирает все. Привез каталог его выставки в Сент-Мари колледже в Мэриленде, где я тоже участвовал. Его интересуют только работы, сделанные в России. Между прочим, Лёвка Нусберг пытался убедить его, что я принадлежал к его группе. (Так когда-то Вася Ситников[134] про всех говорил, что они его ученики.) Ко мне Додж особого почтения не испытывает, я для него лицо третьестепенное; но, когда он посмотрел ряд неизвестных ему наших ранних публикаций 60‐х гг., он несколько призадумался. Вообще он, как бульдозер, тащит все без разбору и без всякого понимания, лишь бы только это было сделано в России и чтобы было дешево.
5 декабря. 4. Иерусалим. «Бейт Элишева». Обсуждение работы кружков: Ицхак Мареша, Иоси Джибли, Эдуард Левин.
Был у нас Саша Аккерман.
6 декабря. 5. Иерусалим. Читаю Ирке стихи А. Григорьева. Яшка притащил в дом черного щенка.
Приехал Нортон Додж: беседа за чаем о бесперспективности строя в России, об антицивилизационности арабов, о кооперации, мошавах и пр. Продал Нортону 2 больших листа: Вари Пироговой и Эдика Штейнберга.
С Иркой и Нортоном под дождем пошли к Кольчинским. Нортон сделал 150 копий с моих журналов и каталогов, тепло попрощались с ним. Мы еще пили водку с Ионой и Афоней, обсуждали издание антологии русской поэзии.
7 декабря. 6. Иерусалим. Были у нас: Шломо Изреель (директор музея в Герцлии), Рути Финн (из университета Т.-А.) и Тувия Рехтер (казначей муниципалитета Герцлии). Мы беседовали за чаем, смотрели работы московских художников и обсуждали выставку моск. худ. в музее Герцлии.
Приехали Женька и Тамара Врубели с Аськой и Лейкой. Они, Ирка и дети ездили по грибы в Мевасерет Цион; грибов нет.
Была у меня Милка Чижик; я подписал ей чеки Дома художника.
Теленовости: развал сельского хозяйства – министр Арик Шарон.
8 декабря. Шб. Иерусалим. Врубели ночевали у Володи и Ады Гершовичей и потом все приехали к нам.
Саша Вейнберг был с Витей и Юрой Мандельцвейгами. Витя преподает в Иерусалимском и американских университетах. Вспоминали московские времена и людей.
Гершович пил бренди и рассказывал о социалистах-революционерах и о подленькой семейке историка Этингера и его жены Должанской. Действительно, это гнусные люди.
Был Боря Азерников, ели щи и обсуждали открытие книжного магазина.
Яшенька весь день лежит с t°.
Вечер у Цуриэля и Брахи. Иоси Бар-Иосеф, Иоси Гольдштейн и Ора, Дуду Герштейн и Циона, Авраам Офек и Тальма. Дискуссия о «Левиафане» и его идеях, разговор об арабах, поселениях, сионизме, Дуду Герштейн – типичный шолом ахшав, без яиц и без идей, все мысли только о материальных благах. Я сказал Гольдштейну и Герштейну, что они родились в маленькой деревне и мысли и переживания их оторваны от большого мира.
9 декабря. 1. Иерусалим. Яшенька еще болен, простужен.
Читаю о русских религиозных сектах.
Вечером: «Бейт Элишева» – занимался с детьми рисованием. Крик, шум – но дети очень симпатичные, девчонки и мальчонки.
Якову Коэну я поручил узнать насчет камина и радиатора, что не работает.
Чаепитие и беседы: Ирка, Яшенька, Златка и я. На Яшку можно во всем положиться, он умен и ответственен. Златка необычайно талантлива ко всему, но ее интересы в области искусств, игр и подруг; она очень отстала в арифметике, и эта наука ее мало интересует. Ирка занимается с ней.
Теленовости: в правительстве Бегина разброд и бардак, один только Хоровиц пока что крепко держит руль.
10 декабря. 2. Иерусалим. Последний день дома. Ирка собирает мне вещи.
11 декабря. 3. Иерусалим. Невей-Яков. Дорога. Шарм-аль-Шейх. Гонен. Утро. Дети в школе. Целую Ирку и ухожу в армию со своим черным чемоданчиком, в котором вещи, бумага и краски. В лагере Невей-Яков беседую с товарищами в ожидании приема. Получаем, как обычно, рюкзак с одеждой, поясом для патронов, каской, одеялами и пр. вещами + автомат М-16 с семью магазинами. Нас несколько человек из нашего полка (в основном русские) присоединили к батарее другого полка (пушки 130 мм) и отправляют в Шарм-аль-Шейх.
Долгая многочасовая дорога в автобусе; вдоль Мертвого моря, в пустыне Негев, с остановкой в Эйлате, вдоль залива Соломона. Едим сухие пайки, шутим, дремлем. Ночью приезжаем в лагерь Гонен, в Шарм-аль-Шейхе. Пьем чай и ложимся спать в палатках. Солдатская жизнь, грязная и неуютная, надоела как редька. На душе грустно и одиноко.
12 декабря. 4. Шарм-аль-Шейх. Гонен. Маац. Там, в России, 10 лет назад была у меня пластинка с песней о Шарм-аль-Шейхе. Израиль тогда был мечтой. И вот я в Шарм-аль-Шейхе, солдат израильской армии. Армия – это грязь, скука и проза жизни. Раньше наши мечты были из эфира, сейчас они из глины.
Нас с «персом» и «йеменцем» и саброй-«марокканцем» отвозят в лагерь Маац, мы селимся в домике, наша задача – охрана склада боеприпасов и склада бензина. Устройство на новом месте. Осмотр лагеря. Прогулка у моря. Дневной пост. Ужин. Ночной пост с персом Киросом, он рассказывает о жизни в Персии – человек он простой, тихий, исполнительный и ответственный.
13 декабря. 5. Шарм-аль-Шейх (Маац). Утренний сон после дежурства. Гуляли с йеменцем Эли у моря, собирали раковины. Справа и слева базы моряков. Разговоры с товарищами по службе. Обед. Дневной пост у ворот бензосклада (здесь горючее для всей военной округи). Устроился в сторожевой будке, загородился от ветра; нарисовал гуашью «Жертву» и «Шарм-аль-Шейх». Вечером: игра в шеш-беш, сон. Ночной пост с полуночи до утра (4 часа) – темно, одному скучно, время тянется медленно, ночь, ветер, сижу в полудреме. Вдали отсвечивает ночное море.
14 декабря. 6. Шарм-аль-Шейх (Маац). Утренний сон. Солнце. Ветер. Завтрак. Шеш-беш с товарищами. Обед.
Гулял у ветреного моря, собирал ракушки, обломки кораллов. Наш лагерь стоит на берегу залива; склады уходят в горные долины.
На вечернем посту рисовал гуашь, но ветер и наступившая темнота помешали мне; сильный ветер, я полулежу, скорчившись на лавке, скучно и долго тянется время. Ночь. Думаю о детях, Ирке. Пытаюсь начать стихи, но ничего не выходит.
Беседовал с товарищем, строительным рабочим Нафтали, о России и коммунизме, он просил рассказать, что это такое. Шеш-беш с гашишником Хаимом.
15 декабря. Шб. Шарм-аль-Шейх (Маац). Ранний утренний пост – полулежал в будке и дремал, пока не рассвело. Бродил вокруг будки и грезил.
Гулял у моря, собирал раковины и кораллы.
Говорил по телефону со Златкой и с Иркой.
Шеш-беш с Нафтали и с Сами (плейбой, чиновник налогового управления). Обед.
Дневной 4-часовой пост. Закончил вчерашнего «Попугая». Нарисовал «Человека» – это нечто новое для меня.
Ночной пост с полуночи (4 часа). Лежу в полудреме, мечтаю. Сочиняю похабные частушки для Вики Раскина.
16 декабря. 1. Шарм-аль-Шейх (Маац). Утро, солнце. Шеш-беш с Нафтали и Хаимом (установщик солнечных бойлеров, гашишник).
Дневной пост – 4 часа. Нарисовал гуашь «Один».
Вместо Сами прислан Зеев (тоже установщик бойлеров, приятель Хаима, гашишник. Лицо абсолютно непотребное, звериное. Сидел в тюрьме. Вор. Родом из Сирии).
Показывал солдатам свои работы и беседовал с ними. Интересно то, что мои работы очень нравятся простым людям, а полуинтеллигенты, как правило, остаются равнодушными. То есть мои работы по душе простонародью и элите.
4 часа на посту, с полуночи до утра. Темень, ночь, скука. Сделал гнездо из брезента и дремал, настороживши ухо.
17 декабря. 2. Шарм-аль-Шейх (Маац). Облачное утро. Гулял у моря, со старой баржи наблюдал разноцветных рыб. Гулял у моря с Иоси, Хаимом и Зевом. Бродил по колено в воде в поисках раковин и кораллов, если раковина была населена, я опускал ее обратно в море.