13 марта я с утра бродил в центре по галереям и видел всякое говно, в том числе и фотографии концептуалистки-мазохистки Джин Пайн, эта лесбиянка режет себя бритвами, фотографирует и таким образом творчески самовыражается, по-моему, ей место у психиатра, а не в галерее. Попал я в крошечную галерейку на выставку Александра Злотника – графический сюрреализм. Зашел я в галерею «Гобер», на выставку Шемякина, и вдруг повстречал целую кодлу.
Телевидение снимает передачу о молодых эмигрантах, художниках из России. После этой передачи французы четко осознают, что приплыло к ним из России. Шемякин расцеловал меня; подошел Лёня Усов; подошла молодая особа.
– Вы меня знаете? Я Ирина Ермакова, приятельница Яковлева (пианистка).
Подошел молодой человек с бронзовой русской иконкой на груди – Саша Злотник.
Подошел скромный молодой человек.
– Я Саша Нежданов из Ленинграда.
Подошел некто.
– Я Вилли Бруй.
Ермакова-Прешак сообщила, что Алик Рабинович и Бахчанян[57] уже в Вене. Алик хочет жить в Париже, и его всячески устраивают. Бахчанян в полной растерянности. Живет в отеле за счет Толстовского фонда, не знает, что делать, не имеет никого, не знает, куда ехать. Чтобы приехать в Париж, нужны всякие формальности, французы просто так не впускают. Что я могу для него сделать? Кажется, ничего, я сам в Париже первый раз, никаких высокопоставленных лиц не знаю. Черт знает что.
Кто-то сказал мне, что Стесин сейчас в Париже. Занесло его, беднягу, к нам в святые места, а место ему в парижской вони и чтобы Злотник и Бруй друзьями ему были.
Сидели мы в кафе – я, Шемякин, Усов и Бруй.
Миша Шемякин – хороший и симпатичный парень, и он выделяется среди всей этой оравы бездарностей. Он любит меня, и, хотя нам помешали поговорить по душам, все же мы побыли вместе.
Далее я был у Дины Верни в галерее. Толстый провинциальный колобок. Я просто поражаюсь, как она могла быть героем Сопротивления. Что-то в ней, наверное, есть внутри бесшабашное и доброе, но вообще особа очень примитивная. При мне позвонил ей Куперман из Лондона, между ними любовь и вечная нежная дружба. Боже мой, это же какое-то царство теней и кретинов. Но с Купером я восстановил отношения, а Дина меня тоже начинает любить. Получил я от нее 3 каталога. В конце концов, и я способен на нежные отношения с чуждыми породами. Впрочем, долго без общего понимания не протянешь.
Вечером была у меня встреча с Пьером Рестани. Он приехал к нам, мы пили пиво, вино и беседовали. Я сказал ему, что часть нового искусства, которое мы наблюдаем, это просто-напросто фашизм. Я говорил ему о морали, о функции искусства в области и этики и пр. Он рассказывал о франц. аванг. искусстве и свои мысли и пр. Он нашел мои идеи очень интересными и попросил меня написать статью для «Домуса», где я бы дал свое объяснение современному искусству. На прощание он расцеловал меня, и мы расстались в самых лучших чувствах. Он очень неглупый человек, и мы понимаем друг друга с полуслова.
Вчера было 14 марта. Я смотрел выставку гиперреализма (американский и европейский) – это последний крик моды в искусстве. В основном и целом гнусное сырое искусство, но попадаются чистые вещи.
Я был у друзей Петра Шпильмана, у скульптора Яши Давида и Сюзанны, и Либор Давид с женой. Милые чехи-моравы. Либер – неплохой скульптор. Мы пили кофе и беседовали об искусстве, чехословацкой эмиграции, России, Израиле и пр.
Я совершил прогулку по Парижу: Люксембургский парк – уборная (40 сантимов) – Сан-Мишель – Сен-Пармен – пирожок с сосиской (2,50 франка) – Рус-де-Сен и пр.
В галерее Лилиан Винси я встретился с худ. Бертраном Лавье и Рут Шепс. Мы смотрели работы Лавье (концептуалист), беседовали, потом сидели (четверо) в кафе, пили грог.
Я и Рут были на выставке концептуалиста Титуса Кармиля – интересно – но что дальше?
Случайно мы попали к Саше Нежданову в Сите дез Арт – это такие пансионы для художников со стипендиями. Он ютился в крошечной комнатке, заваленной скульптурами и картинами, и сейчас (4 дня назад) приехала с дочкой его жена из Ленинграда. Он работает библиотекарем. Он показал кучу работ и 2 из них подарил мне. Я постарался выбрать получше, отказаться было неудобно. Но производит он очень интересное впечатление и говорит интересно. Он друг Алика Юликова. От Нежданова мы пешком пришли домой и прекрасно поужинали с пивом. Так кончился день.
17 марта. Женева. Швейцария. Мои дорогие Ирка и дети, я уже два дня в Женеве, в Швейцарии, в легендарной арене тысяч романов тысяч Ремарков. Но сперва я прикончу Францию.
15 марта в Париже я бродил в Национальном музее нового искусства – прекрасный мир, грандиозная коллекция шедевров, имена, конечно, почти все хорошо знакомые и нет смысла углубляться в частности.
Потом я был в магазине изд-ва «ИМКа», встретился там с Н. Струве (редактор журнала «Возрождение»). Небольшим, недоверчивым человеком (я привез ему христианские стихи Льва Рыжова). В этом магазине неожиданно попался мне некто Бетаки (1 год как из Ленинграда) и начал при всех ругать Израиль как социалистическое и нацистское государство. Сама понимаешь, какая моя была реакция. Я, дурак, дать должен был бы ему по морде, да как-то вовремя не среагировал, но клеймил его. А он ссылается на своих друзей, которые сбежали из Израиля. Ты не представляешь, как эта сволочь обливает грязью Израиль. От Бетаки я услышал, что и Свирский Израилем недоволен и бежать собирается.
Вечером я и Рут в гостях у Пьера Бернарда. Были еще его жена, дочь, сын. Мы ужинали, пили вино, беседовали и очень мило провели вечер. Пьер работает сейчас летчиком на дальних линиях. Он весьма неглупый человек, и мы расстались в наилучших отношениях. Он отвез нас домой на своем шикарном «Ситроене».
15 марта Рут меня разбудила рано-рано, и я с похмелья и не выспавшись взял свои манатки (собранные Рут), и мы поехали в Швейцарию. Такси – аэродром Орли – облака – полет – земля сверху – Швейцария – аэродром – такси. Квартира доктора Шепса. Мы в Женеве. Доктор Шепс и г. Шепс чрезвычайно милые люди. С г. Шепс и Рут мы пошли в разные магазины. В Женеве все очень дорого. Рут искала халат и не могла найти, пока я не откопал ей очень экзотический и дешевый халат (70 шв. франков ≈100 наших лир). Но я запомнил патент, когда вернусь – покажу, как сделать самой за 1 час великолепный халат из любой ткани. А себе сделаю тоже нечто подобное. Мы вернулись домой. Был субботний обед. Была Доррит, старшая сестра Марка, с мужем Игалом Офри (работает по банковской части). Мы все беседовали. И потом долго беседовали с Игалом о политике и пр., потом он играл на пианино. Потом то да се, опять беседы, потом ужин, потом споры с Игалом, рассказы др. Шепса и пр.
Сегодня, 17 марта, я взял Рут, и мы пошли искать Мадлен Рихтер. Нашли ее на чердаке (две маленькие комнатки, завешанные картинами), она только что встала, меня она узнала не сразу, и вот уже узнала, и вот уже стали делиться новостями и пр. и пр.
Потом снова обед у Шепсов. После обеда с Доррит и Рут мы гуляли по старому городу и были на выставке соврем. швейц. авангардистов, я внимательно смотрел и писал заметки. Все это очень полезно видеть, иначе трудно на расстоянии увидеть слабые места. Потом были в музее Палас Пале, видели импрессионистов и экспрессионистов. Потом были у Доррит и Игала. Потом ужинали. Потом я проводил Рут на аэродром, и она улетела в Париж. Потом я вернулся и беседовал с мамой Марка, потом и с др. Шепсом, потом складывал свои вещи, потом суп с котом. Целую, твой Мишка.
18 марта. Женева. Ирка, я так скоро буду дома, что уже почти не стоит писать письма. Но все же пишу.
Вчера я говорил по телефону с Владимиром Набоковым. Сперва подошла его жена, потом он сам. Он был чрезвычайно мил, и голос его был очень-очень доброжелателен. Он сказал, что ему сейчас очень трудно встретиться, т. к. он кончает роман и должен его срочно закончить, так как предстоит поездка в США. Мы поговорили о нескольких вещах, в частности он сказал, что хотел бы поговорить со мной о поэзии. Мы договорились, что если я буду осенью еще раз в Европе, то тогда мы обязательно встретимся. Роман он пишет на английском, но можно было понять, что он его напишет и на русском тоже.
Я встал сегодня очень поздно, мы одни дома с г. Шепс. Я говорил по телефону с поэтом Вадимом Леонидовичем Андреевым (сыном Леонида Андреева). Когда-то я слышал от Алешки Смирнова, что он прекрасный поэт. В. Л. сказал, что он в дружбе с отцом Алешки, но знает, конечно, и Алешку. Я сказал ему, кто я, он был очень любезен и с охотой пожелал увидеться со мной. В 4 часа мы встретимся в кафе около университета.
Я должен получить визу в итальянском консульстве – это целая морока, увы! В Италию нужна виза.
19 марта. Женева. Вчера с Доррит (сестрой Марка) мы были в центре, я сделал фото для итальянской визы.
Затем в 4 ч. в кафе «Ландольд» я встретился с писателем Вадимом Андреевым. Мы посидели в кафе и прошлись до итальянского консульства, где он читал мои стихи, а я тем временем заполнил и отдал анкету и паспорт, и мы еще погуляли и снова были в кафе. Он человек, видать, милый, но поэт плохой, и вообще он не нашего уровня. Только тогда я сообразил свою ошибку: Алешка мне хвалил не его, а его брата Даниила Андреева, просидевшего ок. 10 лет в лагерях, умершего в Москве в 1950‐х.
Затем, вчера же, вечером я был у Мариса Пианзоллы, хранителя в Женевском музее истории искусства. Я получил у него 22 смирновские работы, о которых Алешка просил. У него я познакомился с его молодым коллегой, итальянцем Мауро Натале, и его подругой Шушанной Клауде, молоденькой еврейкой, родившейся в Египте и живущей в Женеве. Она была в Израиле в кибуце несколько месяцев и говорит на иврите, но хуже меня.
Я вернулся к Шепсам, мы ужинали втроем и беседовали весь вечер. Отец Марка очень симпатичный, и Ялон – его точная копия. Мы рассказывали анекдоты