ей вечнозеленая Калифорния. Ему было все равно, сколько ждать. С той минуты, когда встреча с этой женщиной стала единственной целью его жизни, время для него остановилось, свелось именно к этому — напряженному ожиданию. Десять минут или десять часов — какая, в сущности, разница. Главное — дождаться.
В «Кроникл» обнаружилась статья про Димаджио, из которой можно было узнать немало интересного. Согласно местным источникам, он был связан с леворадикальной группой экологов, посвятивших себя закрытию АЭС и борьбе с крупными перерабатывающими заводами и прочими «осквернителями Земли». Автор статьи высказывал предположение, что Димаджио погиб при исполнении некой акции протеста. Тут же следовало решительное опровержение со стороны председателя местного отделения общества «Дети планеты», который утверждал, что их организация принципиально выступает против любых форм насилия. В статье высказывалось и другое предположение: Димаджио действовал по собственной инициативе, этакий отступник, выбравший свои методы борьбы. Хотя это были домыслы, Сакса еще раз резануло: Димаджио не уголовник, а человек идеи, максималист с завихрениями, возмечтавший переделать мир. Это не отменяло того факта, что он убил невинного парня, просто ситуация теперь выглядела более драматичной. В сущности, он и Сакс были единомышленниками. В другое время и при других обстоятельствах они могли бы подружиться.
Сакс скоротал час с газетой, потом бросил ее и превратился в праздного зеваку. Мимо проехал десяток машин. Что касается прохожих, то они были очень пожилыми либо очень юными: маленькие дети в сопровождении мамаш, старый негр с палочкой, седая азиатка с ходунком. В час дня Сакс ненадолго отлучился купить фаст-фуд, чтобы поесть на своем посту. Он ждал Лилиан часам к шести, после работы, хотя с таким же успехом она могла нигде не работать или вообще уехать из города. Если так, то он зря прилетел, но, чтобы в этом убедиться, оставалось только сидеть и ждать. Незаметно наступил вечер, проплывающие облака потемнели на глазах, и Сакса охватило беспокойство. Пять… шесть… семь часов. В половине восьмого он еще раз сходил в соседнюю забегаловку и тут же вернулся на ступеньки. Она могла пойти в ресторан или встретиться с друзьями, да мало ли что! Он должен ее дождаться. Заговорить с ней, прежде чем она войдет в дом. Это его единственный шанс.
Но когда она наконец появилась, Сакс был застигнут врасплох. После полуночи он уже перестал надеяться, и бдительность притупилась. Он привалился плечом к чугунной решетке, закрыл глаза и, кажется, задремал, когда до его слуха донеслось тихое урчание двигателя, работающего на холостом ходу. Открыв глаза, он увидел машину на другой стороне улицы, прямо напротив подъезда. Через мгновение мотор заглох и передние фары погасли. На всякий случай Сакс поднялся на ноги. Сердце у него колотилось, кровь стучала в висках.
Женщина со спящим ребенком на руках пересекала улицу, даже не глядя в сторону дома. Она что-то прошептала на ухо ребенку. Сакс вдруг понял: его просто не видно, он сливается с темнотой, и заговорить сейчас с ней — значит напугать ее до полусмерти. Он заколебался, а она уже шла по дорожке к дому, и ее лицо по-прежнему скрывала темень. Наконец он решился и шагнул ей навстречу.
— Лилиан Стерн?
Услышав себя, он сам испугался. Вместо теплой, дружеской интонации — жесткий, вызывающий тон, в котором при желании можно услышать скрытую угрозу.
Женщина тихо ахнула и остановилась. Понадежнее перехватив ребенка, она набросилась на Сакса, и, хотя говорила она негромко, ее голос звенел от гнева и досады.
— Убирайтесь с моего крыльца, мистер, и побыстрее. Я не собираюсь ни с кем разговаривать.
— Два слова, — сказал Сакс, спускаясь со ступенек и успокаивая ее жестом. — Я жду вас здесь с десяти утра. Мне надо с вами поговорить. Это очень важно.
— Никаких газетчиков.
— Я не газетчик. Я ваш друг. Вы можете ничего не отвечать, просто выслушайте меня.
— Все вы одним миром мазаны. Грязные ищейки.
— Вы ошибаетесь. Я друг Марии Тернер. Это она дала мне ваш адрес.
— Мария? — Голос ее тут же смягчился. — Вы знаете Марию?
— Да, хорошо знаю. Если вы мне не верите, позвоните ей, а я здесь подожду.
Он спустился с крыльца, а женщина снова двинулась вперед — имя Марии, как по волшебству, тотчас вывело ее из оцепенения. Они сделали несколько встречных шагов по дорожке, вымощенной плиткой, и остановились нос к носу. Наконец Сакс получил возможность разглядеть Лилиан. Он сразу узнал необыкновенное лицо, впервые увиденное на фотографиях Марии: эти темные глаза, эту шею, эту короткую стрижку, эти полные губы. Глядя на нее с высоты своего роста, он подумал, что она еще красивее, чем на снимках.
— Кто вы такой, черт возьми? — спросила она.
— Меня зовут Бенджамин Сакс.
— И что вам, Бенджамин Сакс, от меня надо? Почему вы среди ночи торчите возле моего дома?
— Мария несколько дней пыталась с вами связаться, но так и не дозвонилась. Пришлось ехать самому.
— Из Нью-Йорка?
— У меня не было выбора.
— Вот как? Это еще почему?
— Потому что я должен вам сообщить нечто важное.
— Мне это не нравится. С меня хватит плохих новостей.
— Это не плохие новости. Странные — да, невероятные — пожалуй, но уж никак не плохие. Для вас так очень хорошие. Я бы даже сказал, потрясающие. Ваша жизнь может повернуться на сто восемьдесят градусов.
— Не слишком ли вы самоуверенны?
— Просто я знаю, о чем говорю.
— И это не может подождать до утра?
— Нет. Мы должны поговорить прямо сейчас. Дайте мне полчаса, а затем я уйду. Обещаю.
Ни слова не говоря, Лилиан Стерн вытащила из кармана плаща связку ключей, поднялась на крыльцо, открыла входную дверь. Сакс последовал за ней в темную прихожую. Все сразу пошло не по сценарию. Хотя его и впустили в дом, однако, стоя на пороге, пока Лилиан на втором этаже укладывала дочь спать, он не был до конца уверен, что у него хватит духу выложить всю правду. Тогда зачем было лететь за тридевять земель…
Он услышал, как она прикрыла дверь детской и, вместо того чтобы спуститься вниз, перешла в другую комнату. Прозвучало: «Мария», и тут же дверь захлопнулась. Дальнейший телефонный разговор просачивался в виде отдельных слов и вздохов, перемежаемых долгими паузами. Как ни хотелось Саксу расслышать реплики Лилиан, очень скоро ему пришлось отказаться от всяких попыток. Чем дольше длился разговор, тем сильнее он нервничал. Чтобы как-то себя занять, он решил осмотреться. Во всех трех комнатах на первом этаже царила мерзость запустения. На кухне в мойке громоздилась гора посуды. В гостиной валялись на полу подушки и перевернутые стулья, обеденный стол лежал на ковре — столешница отдельно, ножки отдельно. Пепельницы были заполнены окурками. Сакс выключал свет и шел дальше. Дом, от которого веяло унынием и тоской, произвел на него удручающее впечатление.
Телефонный разговор продолжался минут пятнадцать или двадцать. Когда Лилиан положила трубку, Сакс уже вернулся в прихожую и ждал под лестницей. Через какое-то время она спустилась вниз, хмурая, озабоченная, с подрагивающей нижней губой, напоминавшей о недавних слезах. Она была босиком, с ярко-красными ногтями. Плащ и платье сменились черными джинсами и белой футболкой. Она явно избегала встречаться с ним взглядом. Сакс посторонился. Лилиан прошла мимо и уже на полпути в кухню бросила через плечо:
— Мария передает привет. Она не понимает, что вы здесь делаете.
Не дожидаясь ответа, она вошла в кухню. На всякий случай Сакс двинулся за ней. Лилиан щелкнула выключателем и при виде этого бардака тихо застонала. Стоя спиной к гостю, она открыла шкафчик, достала бутылку «Джонни Уокера» и налила себе виски. В ее действиях сквозила откровенная враждебность. Она не спросила, хочет ли он выпить, даже не предложила ему сесть. Сакс испугался, что не сумеет переломить ситуацию. В конце концов, никто его сюда не звал, и вот он здесь, однако сильный мандраж и скованность мешают ему начать этот нелегкий разговор.
Лилиан отхлебнула виски и смерила его колючим взглядом.
— Мария не понимает, что вы здесь делаете, — повторила она хрипловатым голосом, лишенным всякого выражения, и все же в нем легко читалось презрение и даже брезгливость.
— Да, — согласился Сакс— Она не в курсе.
— Говорите, что вам нужно, и уходите. Я понятно выражаюсь? Чтобы через десять минут вас тут не было.
— Я не доставлю вам никаких хлопот.
— Если я позвоню в полицию, от вас останется мокрое место. Вы что, с дуба упали? Застрелили моего мужа и еще хотите, чтобы я принимала вас с распростертыми объятиями?
— Я не застрелил вашего мужа. Я никогда не держал в руках огнестрельного оружия.
— Мне наплевать, что вы там держали. И нечего меня впутывать в это дело, понятно?
— Мы оба оказались впутаны в это дело, вы и я.
— За прощением приехали? Решили бухнуться на колени, чтобы я отпустила вам грехи? Вы ошиблись адресом. Здесь не церковь, и я не пастор.
— Отец вашей дочери погиб, а вам как будто наплевать?
— Мои чувства — не ваше дело.
— Мария упомянула про деньги?
— Какие деньги?
— Разве она вам не сказала?
— Я не знаю, о чем вы говорите.
— У меня есть для вас деньги, вот почему я здесь. Я должен их вам отдать.
— Не нужны мне ваши деньги. Ничего мне от вас не нужно. Уходите.
— Вы прогоняете меня, даже не выслушав.
— Почему я должна вам верить? Я не знаю, чего вам от меня нужно, но что-нибудь да нужно. Просто так деньги не предлагают.
— Лилиан, вы меня совсем не знаете. Не имеете обо мне ни малейшего представления.
— Почему же. Я услышала про вас достаточно, и вы мне не нравитесь.
— Я не для того сюда приехал, чтобы вам понравиться. Я приехал вам помочь, а что вы обо мне думаете, дело десятое.
— Вы ненормальный. И говорите вы, как законченный псих.
— Отрицать свершившийся факт — вот что было бы ненормально. Я у вас взял и хочу вернуть долг. Очень просто. Поймите же, я вас не выбирал, так сложились обстоятельства, и теперь слово за мной.