— Она немного пугает меня, — задумчиво произнес Мэтью, — но она, безусловно, женщина с сильным характером.
— Не знаю, — пожал плечами Хадсон. — Как думаешь, у нее есть своя цель в поисках этой штуки?
— Не исключено, — сказал Профессор Фэлл, которого все это время принимали за спящего, потому что его глаза были закрыты. — Я никому из них не доверяю. В конце концов, они испанцы.
— Женщина, — Хадсон явно хотел продолжать говорить о ней, — она… — он помедлил, подбирая слова. Но прежде, чем он нашел подходящие, парусина внезапно распахнулась, и внутрь заглянула Камилла.
— «Она» — что? Думаешь, я не слышу вас отсюда?
— У нее большие уши, — буркнул Хадсон.
— И острый язычок, — парировала она.
— Благодаря большому мозгу.
— Как мило, — улыбнулась Камилла.
Мэтью почти одновременно с ней произнес то же самое. С этими словами Камилла хмыкнула и опустила парусину обратно.
— С этого момента мы будем следить за своим языком, Ваше Высочество! — буркнул Хадсон, обращаясь к закрытому парусинному куполу и подмигнул Мэтью с легкой ухмылкой на лице.
Мэтью улыбнулся, но не купился на провокацию: он видел, как Хадсон смотрит на Камиллу Эспазиель. С одной стороны, он постоянно оценивал ее, но с другой… он восхищался ею. Мэтью также обратил внимание, что за несколько дней плавания Хадсон ни разу не забыл побриться и привести себя в порядок, хотя тяжкий груз продолжал лежать на его плечах. Сейчас он ухмылялся и пытался показать, что Камилла для него ничего не значит, но ведь на самом деле он… что? Считал ее привлекательной?
Хадсон набрал в весе и стал гораздо энергичнее, чем в тюрьме. Однако ему предстояло пройти еще очень долгий путь, чтобы стать прежним (если это вообще возможно). Страдание все еще читалось в его глазах. Прошлой ночью в комнате гостиницы Хадсон дважды кричал во сне. В предрассветных сумерках Мэтью проснулся и увидел Хадсона сидящим в кресле у окна. Он просто смотрел на мир пустым взглядом, словно больше не чувствовал себя его частью. Да, он стал лучше есть, а во время поисков Блэка его шаг был быстрым и неутомимым… но он все еще оставался чудовищно далек от себя прежнего. При этом он пытался притворяться старым-добрым Хадсоном Грейтхаузом, подмигивая и ухмыляясь.
Всегда ли так будет? Мэтью подумал, что его друг на пути к тому, чтобы стать другим человеком. Но он понятия не имел, каким именно будет этот человек. Все, что Мэтью мог сделать, это попытаться поудобнее устроиться в повозке. Итальянцы, может, и были великими художниками и архитекторами, но в том, что касалось комфортных поездок, англичане преуспели гораздо лучше.
Карта, которую принесла помощница Менегетти, теперь хранилась у Андрадо. По ней они рассчитали, что доберутся до первого изображенного на ней виноградника в деревне Санто-Валлоне к десяти часам вечера. Если Валериани не будет там, то следующей остановкой будет виноградник, отмеченный Менегетти большим крестом. Это был разрушенный войной виноградник возле деревни Паппано, а за ним — все еще процветающая винодельня в Баланеро. Рано или поздно Валериани должен был найтись, а потом… корабль увезет Мэтью обратно к Берри!
Прислушиваясь к стуку колес и скрипу повозки, Мэтью размышлял. Ему хотелось расспросить Камиллу о том, кем были те три ведьмы, которых она обнаружила и поймала. Он снова вспомнил, как она рассказывала о своем наследии. А после вспомнил слова Сантьяго об этом. Похоже, у губернатора было некоторое… недовольство по отношению к отцу Камиллы. От того, как он это произнес во время ужина, по лицу Камиллы скользнула тень. Почему? Может, это был… стыд? Это еще предстояло выяснить. Мэтью понимал, что это не его дело, но его порой губительное любопытство сейчас поднялось на флагштоке высотой в милю.
К ночи Мэтью, Хадсон и Камилла успели по очереди сменить друг друга на облучке, пока Профессор Фэлл, как ленивый монарх, лежал в повозке и время от времени жевал инжир.
Устроившись на месте кучера, — жестком и колючем, — Мэтью заметил, что, чем дальше они отъезжали от побережья, тем более холмистым и лесистым становился пейзаж. Они проезжали мимо фермерских полей и деревушек с несколькими домами и редкими маленькими церквями. Дорога была грязной и пыльной. На севере начали сгущаться серые тучи. Аромат соснового леса наполнял воздух, настолько густыми были деревья по обеим сторонам дороги. Когда повозки поднялись на вершину холма, спускавшегося в летнюю зеленую долину, дикая природа вокруг начала напоминать огромное зеленое море. Кони продолжали тянуть повозку, останавливаясь на короткие передышки, чтобы попить, пока солдаты снова не брали поводья в свои руки.
Сев на место кучера, Хадсон вскоре откинул парусину и объявил Мэтью, Камилле и Профессору:
— Санто-Валлоне. Мы приехали.
Выйдя из повозки, Мэтью, Камилла и Профессор не увидели виноградника.
Обе повозки остановились посреди деревни. То тут, то там виднелись небольшие домики с горящими в окнах лампами. Здесь стояла пара амбаров, в загоне стояли лошади. Недалеко располагался магазин.
Внимание Мэтью привлекло строение из коричневого камня с горящими в окнах огнями. Откуда-то с улицы в той стороне доносился смех. Приглядевшись, Мэтью заметил над дверью здания табличку с выцветшими от непогоды буквами: «Riposo del Gallo».
— «Приют петуха», — перевела Камилла, встав между Мэтью и Хадсоном. — Очевидно, это таверна. Пойду выясню у Андрадо, почему мы здесь остановились.
Она зашагала прочь.
— Джентльмены, я бы не отказался от бокала вина, — заявил Фэлл, поправляя на голове свою неизменную шапку с кисточками. — Раз уж мы здесь, стоит немного побаловать себя.
— Похоже, там у кого-то проходит свой собственный фестиваль, — заметил Хадсон.
Смех, доносившийся с той стороны, был грубоватым. После нескольких часов в повозке он казался заманчивым, однако никто не осмелился сделать и шагу в сторону таверны, пока не вернулась Камилла. Мэтью заметил, что Андрадо и его люди уже входят в заведение, и это мгновенно заставило смех умолкнуть. Воцарилась зловещая тишина.
— Так что там происходит? — спросил Мэтью.
— Кажется, мы проехали мимо виноградника. Было несколько зданий недалеко от деревни, но ни в одном не было света.
— Я их видел, — подтвердил Хадсон.
— Я думала, Андрадо знает, куда ехать. Но, по-видимому, он ехал на свет огней и увидел их только здесь, поэтому и решил… — Камиллу прервал крик из таверны, заставивший всех чуть ли не подпрыгнуть. Это был не крик одного человека, а рев множества глоток, от которого в окнах задребезжали стекла. Однако сразу после этого шум веселья возобновился.
— Боже милостивый! — воскликнул Фэлл. — Они что, убили солдат?
— Давайте выясним. — Хадсон направился к двери. Камилла шла прямо за ним, а Мэтью и Профессор держались чуть позади, с ужасом ожидая увидеть на полу пять окровавленных испанских тел. Ни один итальянец в этом районе не поприветствует испанского солдата дружеским рукопожатием.
Внутри помещения с сосновых балок свисали масляные лампы, пол был покрыт опилками, в воздухе висел табачный дым. За длинной барной стойкой угадывались очертания двух больших бочонков и полки с разнообразными глиняными кружками. В зале стояло около десяти поцарапанных и видавших виды столов, а внешний вид и одежда посетителей соответствовали грубости таверны. Мэтью насчитал около пятидесяти человек. В основном это были мужчины, но и нескольких женщин он тоже приметил.
Завсегдатаи посмотрели на вошедших, но куда больше их интересовал капитан Андрадо и его солдаты. Они хлопали испанцев по плечам и протягивали трактирщику свои кружки. На барной стойке появилась золотая монета и, прежде чем хозяин успел схватить ее, Мэтью понял, что деньги Андрадо пошли на оплату выпивки всем присутствующим. Что ж, это было мудрое решение во благо мира.
Мэтью также отметил то, что заставило его удивиться. Здесь пили эль, а не вино. Странно. Впрочем, если это были работники виноградника, они могли давно пресытиться вином. К тому же каждая капля приносила Санто-Валлоне средства к существованию, потому что Амароне отправляли в Венецию и южные районы. Возможно, дело в этом.
Когда Мэтью и его спутники двинулись вперед, к толпе, пара в стельку пьяных мужчин пошатнулись в сторону Камиллы, по-видимому, намереваясь заключить ее в объятия. Хадсон среагировал первым, приобнял ее и увел в сторону от приближающихся медведей. Не менее удивительным Мэтью показалось и то, что Камилла не выказала ни малейшего раздражения и не попыталась стряхнуть его руку. Хадсон отпустил ее, лишь когда они разместились за столиком с четырьмя стульями в самом углу этого водоворота веселья.
Мэтью некоторое время пристально смотрел на Хадсона, а тот отвернулся, не сумев выдержать его взгляд.
Лысый хозяин таверны с густой каштановой бородой поправил свой грязный фартук и протиснулся сквозь толпу к столику. Камилла заговорила с ним по-итальянски:
— Нам, пожалуйста, четыре эля в чистых кружках, — она подчеркнула свой мягкий приказ приветливой улыбкой.
— Да, синьорина, — ответил он гортанным голосом. — Могу я спросить, откуда вы и что здесь делаете?
— Из Венеции. Мы здесь проездом. Направляемся на север.
Квадратное лицо трактирщика сделалось хмурым.
— О, синьорина! Далеко в том направлении лучше не ехать. Я слышал от путников, едущих на юг, что французы и голландцы устраивают там беспредел днем и ночью.
— Мне это известно. — Она не стала комментировать тему войны, но быстро оглядела толпу завсегдатаев. — Скажите, а большинство местных посетителей работает на виноградниках?
— Да, синьорина. — Он начал отходить, но остановился. — Урожай пойдет на следующей неделе, так что они стараются изо всех сил. Скоро начнется самая тяжелая часть работы.
Он использовал слово «Vendemmia»[30], говоря об урожае.
— Позволю заметить, вы выбрали хороший вечер, чтобы приехать сюда.