— Ничего подобного. Только по-английски. Сядь за свой стол, — приказал Профессор.
Заскулил ли Менегетти, когда с трудом опустился в кресло? Да, заскулил, потому что увидел перед собой на столе черный ключ.
Мэтью наблюдал за Профессором с благоговением. Старик снова стал тем, от кого он отмахнулся, как от старой змеиной кожи. Фэлл оскалил зубы. Янтарные глаза сверкнули, и даже черты лица, казалось, изменились, став резкими. Он почему-то стал выше.
Старик наклонился к Менегетти с холодной улыбкой, и Менегетти в кресле отпрянул. Голос Профессора был подобен яду, смешанному с шелком.
— Какой глаз ты предпочел бы потерять?
— Что? Что?! Dio mio, cosa…
— Я не сказал ничего подобного. — С этими холодными словами он поднес нож для вскрытия конвертов к правому глазу Менегетти и вогнал его под кожу виноторговца. Менегетти сдавленно закричал.
— Никаких криков, — приказал Фэлл. — Никаких звуков, кроме ответов на наши вопросы. Один громкий звук — и ты лишишься глаза. Итак, куда Скараманги забрали наших друзей?
— Я не могу… пожалуйста… я не могу…
Фэлл ударил его ножом в лицо чуть ниже глаза. Кровь хлынула, как алое вино.
— Пожалуйста… я не могу… они найдут меня… убьют меня… убьют всех!
— Тупой ублюдок, — прошипел Профессор. — Я убью тебя прямо сейчас.
— Пожалуйста… кто вы?
Фэлл наклонился ближе.
— Я — твоя смерть, — прошептал он ему на ухо.
— Быстрее, — поторопил Мэтью.
— Этот человек думает, что кто-то войдет в эту дверь и спасет его. Но, если кто-то постучит или скажет хоть слово, я воткну это… — Фэлл приставил острый предмет прямо к паху Менегетти и надавил. Послышался хрип боли, смешанной с ужасом. — Я спрошу еще раз. В последний раз. Куда Скараманги забрали наших друзей?
— Хорошо, хорошо! — всхлипнул торговец вином, по лицу которого стекала кровь. — Я скажу! У них есть поместье… хорошо охраняемое… на побережье, к северо-востоку… в Портегранди. Поезжайте в Портегранди. Это… это за холмом с… семью деревьями. За холмом с семью деревьями, вы его точно не пропустите! Это очень большое поместье, с красными крышами.
— Спасибо. Ты приведешь нас туда, и, если это поместье не в Портегранди, за холмом с семью деревьями, который ты только что придумал… — Фэлл приставил лезвие к уголку правого глаза Менегетти и надавил. Он снова наклонился вперед, и Мэтью показалось, что все его лицо с острыми выступающими костями теперь похоже на режущее оружие, — ты съешь свои глаза, прежде чем умрешь. Встань.
— Подождите! Нет… подожди... нет... оно не Портегранди! Мирано! Сразу за Мирано, в двух милях от последних вилл. Дорога там поворачивает на юг. — Менегетти заколебался, осознав, что свел в могилу себя и, возможно, своих близких. — Они убьют меня, — взмолился он.
— Я так понимаю, ты хорошо разбираешься в картах, — сказал Фэлл, проводя острым кончиком по переносице мужчины. — Нарисуй. — Он перевернул один из листов бумаги на столе и придвинул к себе перья. — Сделай это аккуратно, потому что ты идешь с нами, и, если дорога будет не совсем такой, как ты изобразил, я с удовольствием покалечу тебя, прежде чем ты умрешь. Карта! ¡Ahora! — последнее слово он произнес по-испански, но смысл был понятен без перевода, особенно после того, как Фэлл приставил острие ножа ко лбу Менегетти.
Торговец принялся за работу.
Закончив, он поднял взгляд, охваченный ужасом от того, что сделал против своих хозяев, и сдавленным голосом спросил:
— Вы освободите меня? Когда доберетесь туда?
— А зачем мне тебя удерживать?
— О, синьор! О, да благословят вас все святые! Мне нужно время, чтобы забрать отсюда жену и детей! О, grazie, grazie! — Он снова задрожал и закашлялся, не в силах справиться с эмоциями. — Мне трудно дышать, — с трудом выговорил он, ослабляя галстук.
— Тогда встань. — Фэлл действительно помог ему подняться на ноги и засунул нож для вскрытия писем за пояс. — Мы не причиним тебе вреда, но ты пойдешь с нами. Пойдем, подышим воздухом на балконе.
Мэтью прекрасно понимал, что делает Профессор. Но Менегетти не понимал. Мэтью решил держать рот на замке.
Стоя на балконе, выходившем на мощеную улицу, Менегетти облокотился на перила и делал один глубокий вдох за другим.
Профессор поднял глаза к темнеющему небу. Ветер усилился. Старик прикинул, что у них осталось меньше получаса, чтобы добраться до парома.
— Я клянусь вам, карта настоящая, — сказал виноторговец. — Клянусь своей жизнью и жизнями моих детей.
— Превосходно, — ответил Фэлл, а затем ударил Менегетти по затылку латунным пресс-папье в виде обезьянки, которое взял со стола и все это время держал в руке.
Менегетти приглушенно крякнул и удивленно посмотрел на него, а затем Фэлл снова ударил его по левому виску изо всех сил. Прежде чем ноги Менегетти окончательно подкосились, Профессор схватил его за колени, поднял с таким усилием, что чуть не сломал себе спину, и перебросил через перила.
Внизу кто-то закричал, заржала лошадь, и это были звуки траурной музыки по Оттавио Менегетти со сломанной шеей.
— Спасибо, — сказал Профессор, когда вернулся. Он отшвырнул медную обезьянку в сторону. — Возьми ключ и карту. Нам пора идти.
Мэтью положил черный ключ в карман, сложил карту и расправил ее.
— В этом была необходимость?
— Нет, но ему понравилось.
— Ему? Кому?
Улыбка Фэлла сделалась слегка зловещей.
— Ты знаешь. Ему.
И это было правдой. Профессор Фэлл с его тигриными глазами и костлявым лицом снова исчез, и остался любознательный коллекционер морских образцов из таинственных соленых глубин.
Они не стали терять больше времени на разговоры.
Мэтью и Фэлл встретили в коридоре молодого человека, который тут же отступил в сторону. В вестибюле на первом этаже три человека что-то говорили девушке из конторы и дико жестикулировали в направлении улицы, поскольку тело Оттавио Менегетти едва не свалилось им на головы. Она вскрикнула и указала на молодого англичанина и старого дедушку, но они уже направлялись к выходу.
Сцена на улице словно соткалась из итальянской трагикомедии: хаос кричащих людей, готовых подраться друг с другом, как будто упавшее с балкона тело стало сигналом к возобновлению войн между Капулетти и Монтекки.
Повозка все еще загораживала дорогу, а измученные лошади нервничали и огрызались на нескольких храбрецов, которые пытались оттащить их. Другие повозки, кареты и дилижансы застряли в этой неразберихе, и страсти явно накалились до предела.
— Иди за мной, — сказал Фэлл и направился в ту сторону, откуда они пришли с парома. Через несколько быстрых шагов он остановился и кивнул в сторону улицы. — Туда.
Мэтью увидел, что он указывает на маленькую коричневую карету с черной отделкой, запряженную парой лошадей. На облучке сидел кучер в синей остроконечной шляпе с высоким белым пером. Карета притормозила, чтобы объехать дорожную пробку. При свете масляной лампы внутри можно было разглядеть пожилого джентльмена и леди, которые, вытянув шеи, смотрели в окна, наблюдая за суматохой.
— Мы берем ее, — объявил Профессор.
Он достал нож для вскрытия писем и держал его так, словно это был самый опасный нож, который когда-либо бывал в руках убийцы. Он сразу же протиснулся сквозь толпу, пока кучер хлестал кнутом лошадей, чтобы те поторапливались. Прежде чем карета успела набрать скорость, Фэлл открыл одну из дверей и, услышав крик женщины, поднял клинок и сказал:
— Выходи, или умрешь, — одновременно показывая другой рукой, чтобы они вышли через противоположную дверь.
Никакого непонимания в этот раз не возникло. Пассажиры выбрались наружу и, к чести пожилого кавалера, он галантно помог своей даме сойти на землю. Тем временем Мэтью взобрался по подножке к кучеру, который набрался смелости и ударил его кнутом. Удар пришелся Мэтью в левое плечо, и боль вернула ему часть дурного нрава Джулиана Девейна. Он с яростью взглянул на кучера и ударил его кулаком в лицо, затем натянул шляпу с перьями ему на глаза и спихнул его с сиденья.
Мэтью схватил поводья, прежде чем они упали на землю между лошадьми. Профессор забрался в карету и сел рядом с ним. Мэтью хорошенько хлестнул лошадей поводьями, и карета рванула вперед, преодолевая затор, и, казалось, все проклинающие голоса Венеции кричали им вслед.
Они оба понимали, что у них мало времени, чтобы добраться до парома.
Мэтью хотел спросить Фэлла, почему он решил вернуться, но пока ему оставалось только сосредоточиться на управлении каретой и обгонять другие более медленные повозки и пешеходов, которые переходили улицы.
По дороге на паром пожилая женщина, которой пришлось поспешно перебегать дорогу перед ними, бросила недоеденное яблоко в обидчиков, и оно ударилось о борт кареты рядом с Профессором.
Когда они подоспели к пирсу парома, Мэтью с огорчением увидел, что огни мигают примерно в середине залива. Он приближался или удалялся? Из-за усиливающегося ветра вода вздыбилась белыми бурунами и пеной, и казалось, что парому приходится нелегко: паруса то надувались, то хлопали.
— Он приближается, — заметил Фэлл. — Но сможет ли он совершить еще один рейс или нет…
— Мы это выясним.
Мэтью достал мешочек с золотыми монетами Менегетти и сел, ожидая, пока фонари и судно приблизятся к причалу. Трое всадников и повозка с тюками сена высадились на берег. Все, включая лошадей, выглядели озадаченными. Увидев Мэтью и Профессора в карете, длиннобородый капитан замахал руками и крикнул, перекрикивая ветер:
— Niente più! Niente più![50] — что явно означало «больше никаких переправ».
Он передумал, когда увидел блеск золотой монеты, которую предлагал Мэтью.
Niente più.
Он взял двоих.
Мэтью направил упряжку, которая по понятным причинам не хотела ехать, на качающийся паром. Колеса кареты были привязаны к колышкам, прибитым к фальшбортам по правому и левому борту, канаты были сброшены, потому что молодой англичанин и мулат с янтарными глазами были единственными дураками в этом последнем путешествии.