Доминус? Призрак Блэка привязался к ней? Но ведь эта тварь была лишь плодом его извращенного разума, разве нет?
Дорогая Венера, — прошептало существо голосом, кружившим в вихре сотен других голосов, сливавшихся в одну жуткую интонацию. — Взгляни на свое будущее!
Она знала, в чем ее грех. Она усомнилась в силе зачарованного зеркала. Все это время в ней прорастало маленькое зернышко сомнения, и теперь, когда она оказалась на пороге обретения самого дорогого сокровища, она слишком боялась, что его не окажется в башне Левиафана. Там может оказаться лишь груда бесполезного стекла. И если это будет так, она и сама разобьется прямо там.
Красота, красота… все ради красоты.
Твое будущее, — сказал Доминус, — без зеркала, которого не может быть.
С нарастающим ужасом она посмотрела на свои руки и увидела, как кожа на них начинает сморщиваться. Как истончаются пальцы, как ногти превращаются в желтоватые старческие когти. На коже появились темные пятна надвигающейся немощи.
Пока она с ужасом смотрела на будущее, предсказанное Доминусом, морщинистая кожа поползла вверх по ее рукам, покрыла плечи, затем грудь, сделав ее обвисшей, плоской и грубой. Венера вскрикнула, на глаза навернулись слезы… а потом она осмелилась взглянуть в зеркало.
То, что она там увидела, было похоже на труп. Плоть на ее теле кое-где сморщилась, а кое-где обвисла. Ее грудь, которой она так гордилась, стала плоской и вялой, как флаг в безветренную погоду. Живот превратился в кошмарную груду складок, бедра покрылись синими прожилками и сморщились, а лобковые волосы поредели и поседели. Ее лицо… иссохшее, как призрак приближающейся смерти… некогда черные волосы превратились в рваную белую тряпку, черные глаза, обведенные фиолетовыми кругами, ввалились в череп, и когда она открыла рот, чтобы снова закричать, некогда прекрасные белые зубы превратились в обломки, похожие на старые гнилые пробки.
Она судорожно выдохнула. На ее руках разрастались темные пятна, и в них были смерть, разложение и навсегда утраченная красота. С криком отчаяния она решила в лихорадочном ужасе вырезать их и начала наносить удары ножом, который держала в правой руке, в левую. Кровь брызнула ей в лицо.
Мэтью попятился, пока не уперся в стену.
Венера Скараманга сжимала окровавленный нож в левой руке, чтобы теперь ударить по своей правой. Она все резала, резала и резала, точно не чувствуя боли. Но этого было мало, и она решила отрезать эти отвратительные обвисшие груди, срезать с себя всю эту больную плоть, избавиться от этой трагедии.
Нож все полосовал, а кровь разбрызгивалась, попадая на зеркало.
Мэтью все еще не мог обойти эту сумасшедшую.
— На помощь! — закричал он. — Кто-нибудь! Помогите!
Нож все вонзался и вонзался в тело. А затем, когда он упал на кровавый пол у ее ног, Венера Скараманга, пошатываясь, двинулась вперед к существу, которое, как она знала, любило ее больше всего на свете, и окровавленными руками подняла Никс.
Мэтью услышал, как это существо зарычало от жажды крови. Как только Венера прижала рысь к себе, ее клыки вонзились в окровавленные руки, но женщина не отпустила объятий, а сделала их еще крепче. Она напевала что-то, обнимая поедающего ее хищника.
В своем царстве экстаза, в своем мире самоудовлетворения и боли, Венера увидела фигуру в фиолетовом одеянии на другом конце комнаты, наблюдавшую за ней. Она была совершенно уверена, что та считала ее самой красивой женщиной, которую когда-либо знала. А потом существо склонило свою безликую голову в капюшоне, попятилось и исчезло за забрызганной кровью стеной.
Лишь теперь она поняла, где находится и что ее поедают заживо.
Она закричала, как проклятая.
Дверь распахнулась. Ворвался сначала Марс, затем телохранитель, а следом Профессор Фэлл. Позади стояла Эдетта, заставшая тот момент, когда рысь вонзилась Венере в горло.
Венера упала на колени. Рысь продолжала рвать ее в неистовстве, в воздухе летали брызги крови, и Марс с криком ужаса и ярости шагнул вперед и поднял пистолет. Никс набросилась на него, шипя, словно защищая свою хозяйку и свою добычу в одном лице.
Марс выстрелил ей в голову.
В облаке голубого дыма тело рыси упало на пол рядом с Венерой. Черные глаза некогда красивой женщины стеклянным взглядом уставились в потолок.
— Боже мой! Боже мой! — закричал Марс.
Он опустился на колени рядом с телом сестры, коснулся того, что осталось от щеки, потряс окровавленной рукой, словно пытаясь разбудить усопшую... А затем встал, подошел к Мэтью, поднял пистолет, взвел курок и нажал на спусковой крючок.
По счастью, это был одноразовый пистолет. Марс отвел руку назад, собираясь ударить Мэтью по голове. Фэлл попытался броситься вперед, но телохранитель Бракка перехватил его.
— Что ты с ней сделал? — закричал Марс. Его глаза покраснели, а лицо осунулось. — Что ты сделал?
— Ничего! Клянусь! — Мэтью поднял руку, прикрывая голову. — Она разделась, сошла с ума и начала резать себя! А потом она сама пошла к этой твари!
— Резать себя?! Да что ты… — Он хотел приказать Бракке выстрелить этому англичанину в голову, но тут понял, что вокруг него нет крови. А ведь Венера и правда прижимала к себе монстра, который терзал ее.
Сошла с ума. Этот урод сказал, что она разделась, сошла с ума и начала резать себя, а потом сама пошла к этой твари…
Он вспомнил, что и сам не раз считал ее близкой к грани безумия. А теперь… какова бы ни была причина, Венера была мертва.
Марс опустил руку и повернулся к телу Венеры.
— Моя сестра. Боже… моя сестра. — Он прерывисто вздохнул, поднял руку и коснулся рыжих волос на левой стороне своей головы. Что же ему делать без нее? Они всегда были неразлучны. Они всегда были вместе. Они были семьей. Что же ему теперь делать?
На глаза навернулись слезы. Он почувствовал себя таким маленьким и одиноким. Ему требовалась ее сила, ее жизненная энергия, чтобы не пропасть. Как ему жить дальше?!
О, он знал.
Зеркало!
На маяке Левиафан.
— Я хочу вернуть свою сестру, — дрожащим голосом произнес он, повернувшись к Профессору. — Это возможно?
Лицо Фэлла оставалось мрачным.
— Если слухи о зеркале не врут, то да.
— Как?
— Я собирался призвать слугу, чтобы вернуть из мертвых собственного сына. У меня было три демона на выбор, но я выбрал Асмодея.
Марс увидел на кровати открытую книгу демонов. Он потянулся к ней, но остановился, когда понял, что страницы книги и окружающие ее листы были забрызганы кровью его сестры.
— Я помню сигилу и заклинание, — сказал Фэлл замогильным голосом. — Нам понадобится мел, чтобы нарисовать печать.
— Мел? — спросил Марс, обращаясь к Эдетте.
— Он есть, сэр. Его используют в прачечной и для защиты столового серебра от потускнения.
— Принеси, — приказал он, и она быстро ушла. — Возьми книгу, мы ее забираем — последовала следующая команда, обращенная к Бракке. Затем он повернулся к Мэтью и Профессору и с мучительной настойчивостью заявил: — Мы уходим прямо сейчас.
Глава двадцать пятая
Левая рука… она зловещая.
Так говорил Хадсону его учитель фехтования. Левая рука действительно была зловещей, потому что у большинства людей левая сторона в теле слабее правой. Так было и с самим Хадсоном.
Но теперь, когда Греко застегивал в кандалы левое запястье Хадсона, чтобы привязать его к стулу с шипами, эта рука должна была стать по-настоящему зловещей, иначе никак. А ведь пока эта безумная Венера Скараманга не вернулась, ничто не предвещало смерти ни ему, ни Камилле, привязанной к дыбе.
Три секунды. Сделай все, что сможешь, или умри.
Итак… нужно было действовать.
Когда Греко обеими руками взялся за манжету и пряжку, Хадсон перестал притворяться. Он мысленно рассчитал расстояние до ножа с лезвием, похожим на пилу. Его левая рука выскользнула из манжеты прежде, чем Греко успел застегнуть пряжку. Мгновение — и она ухватилась за рукоять ножа. Следующее — и нож, выскользнувший из ножен, полоснул Греко по горлу.
Греко пошатнулся, прижимая обе руки к смертельной ране. Хадсон наблюдал его борьбу за выживание, и она казалась ему очень… медленной, словно само время начало растягиваться перед ним. Когда Хадсон принялся лихорадочно расстегивать кожаный манжет, привязывающий его правую руку к стулу, Лупо оказался у стены с оружием. Он снял топор с крюка.
Камилла предупреждающе закричала, сумев поднять голову и предречь надвигающуюся бойню.
Лупо замахнулся топором, но Хадсон повалил стул. Лезвие откололо кусок от богато украшенного подголовника, и крупная щепка пролетела мимо лица Хадсона. Нож прорезал правый манжет, но не настолько глубоко, чтобы ослабить хватку пряжки. Хадсон повернулся так, чтобы стул оказался у него за спиной, поэтому следующий удар топора вновь поразил только дерево. Хадсон работал ножом, как безумный, и молился, чтобы человек-волк не успел нажать на рычаг, высвобождающий шипы.
Он знал, что Лупо готовится к третьему удару топором, поэтому с отчаянным криком прорвал кожу манжеты лезвием ножа и освободился. Отшвырнув от себя стул и откатившись в сторону от тяжелых ботинок человека-волка, он услышал, как топор опускается на стул, а затем раздался щелчок, свидетельствовавший о том, что пыточный агрегат оправдал свое назначение.
Сжимая в руке нож, Хадсон поднялся на ноги и отскочил, когда топор просвистел в нескольких дюймах от его груди. Он увидел меч Греко у стены справа от себя. Нужно было использовать его и свою зловещую руку. Он видел, что глаза за металлической маской тоже заметили меч. Лупо тут же начал двигаться, чтобы преградить своей жертве путь к оружию, и Хадсону ничего не оставалось, кроме как метнуть в него нож. Палач отбил его, словно он был ничтожным насекомым, однако это помогло Хадсону выгадать пару спасительных секунд на то, чтобы ухватить меч Греко более сильной правой рукой, развернуться и стать лицом к лицу со своим противником…