— Да. Она считает, что мы знали друг друга в другой жизни, и нам было суждено встретиться снова. И, знаешь, когда я был с ней… смотрел на нее… слушал ее и наблюдал за тем, как она слушает меня… я даже верил в это.
— Я никогда не верил в сверхъестественное и сейчас не собираюсь, — покачал головой Мэтью. Эта ложь была настолько огромной, что камнем застряла в горле. Он понял, что сильно изменился с тех пор, как был непреклонен в своем убеждении, что ведьм не существует в далеком Фаунт-Рояле. Но, опять же, эта позиция соответствовала его цели — вершить правосудие.
— Я не спрашивал, потому что не хотел знать. Но, кажется, я должен это сделать. Что вышло из зеркала? — По внезапно помрачневшему лицу Мэтью Хадсон все понял и поводил в воздухе здоровой рукой. — Нет. Нет, пожалуй, придержи это при себе. Я обойдусь без этой части истории.
Мэтью последовал его совету. Никто в этом мире не должен был слышать об этом.
Марс и Венера Скараманги мертвы. Профессор Фэлл тоже. Зеркало разбито и исчезло. Кардинал Блэк стал кормом для рыси.
Однако кое-что осталось.
Если, конечно, это существо было настоящим, а не причудливым порождением больного разума Кардинала Блэка… что стало с Доминусом?
— Мы с Камиллой уезжаем завтра утром, в шесть часов, — сказал Хадсон, прерывая размышления Мэтью, — на корабле «Buenas Noticias». Веришь? Корабль называется «Добрые вести». С этого момента я буду очень активно учить испанский.
— Думаю, у тебя получится.
— Мы бы хотели, чтобы ты присоединился к нам сегодня за ужином. В любой таверне на твой выбор.
— Конечно.
— Отлично!
Мэтью встал, потому что ему пора было идти.
— Думаю, нам лучше рассказать ей обо всем, через что мы прошли вместе.
— Не волнуйся, — сказал Хадсон. — Мы уладим все шероховатости.
Мэтью обнял своего друга, и тот обнял его в ответ здоровой рукой. Мэтью понял, что этот человек все еще достаточно силен, чтобы сломать ему ребра.
У Великого на глаза навернулись слезы.
— Ты больше не мальчишка, Мэтью, — шмыгнув носом, сказал он, — ты настоящий мужчина.
С этими словами он отпустил Мэтью.
Глава тридцать вторая
Под низкими облаками, с которых сыпал мокрый снег, английское судно «Золотая комета» рассекало холодную Атлантику. Паруса ловили попутный ветер, нос корабля смотрел в сторону гавани Нью-Йорка, а молодой человек на борту стоял на передней палубе и с нетерпением ждал.
Мэтью был одет в длинное темно-зеленое шерстяное пальто, серую шапку и перчатки. Стояло утро шестнадцатого января 1705 года. Прошлой ночью на камбузе капитан Диккенс Карр сообщил ему и остальным семи пассажирам, что, согласно расчетам и карте, земля должна показаться около девяти часов.
Было три минуты десятого, согласно карманным часам, которые Мэтью купил в Лондоне за несколько дней до плавания. Кошелек Маккавея ДеКея сильно похудел, но кое-что в нем еще оставалось. Мэтью хотелось купить подзорную трубу, чтобы пробиться сквозь утреннюю мглу, но ему приходилось доверять трубе вперед смотрящего, стучащего зубами в вороньем гнезде.
В такие дни, как этот, — а их было много за время зимнего плавания на корабле, — Мэтью вспоминал Альгеро. Он представлял, как идет под теплыми солнечными лучами, вдыхая океанский бриз. Однако в своих мечтах он всегда гулял под руку с Берри. Это было так давно. Путешествие казалось таким долгим. Когда же вперед смотрящий уже подаст сигнал?
В таверне «Кабанья голова» в последний вечер перед отъездом Хадсона и Камиллы была отличная еда и много выпивки. Друзья были немного навеселе, потому что после всего, что они пережили, им хотелось забыться. Мэтью и Хадсон предавались воспоминаниям о ряде событий в агентстве «Герральд». А потом Великий и зеленоглазая красавица говорили о своем совместном будущем.
Куда бы они ни направлялись в этом мире, Мэтью казалось, что это было правильное место. Наблюдая за их общением, он не сомневался, что Хадсон Грейтхауз сделал правильный выбор на своем жизненном пути. Они нежно подшучивали друг над другом, прикасались друг к другу с заботой и уважением. Мэтью не знал, что два столь независимых человека способны так поладить, однако, выйдя из таверны, он решил, что мистера Грейтхауза и сеньориту Эспазиель ждут великие дела.
На следующее утро он попрощался с ними в гавани. С палубы они помахали ему, а Великий отдал ему честь. Мэтью сделал то же самое, как если бы они оба были рыцарями, признававшими заслуги друг друга. А затем Мэтью долго смотрел, как корабль «Добрые вести» уплывает прочь.
Тепло того утра теперь казалось лишь холодным воспоминанием. Мэтью засунул руки в перчатках в карманы, в одном из которых нащупал маленькое распятие, которое привез из Италии. Ему показалось хорошей идеей оставить при себе средство, способное разрушить врата ада.
И вот перед ним открылись врата рая. Из вороньего гнезда донесся крик:
— Земля!
Он напряг зрение, но ничего не увидел сквозь туманную дымку. Сердце забилось быстрее. Может, ему нужно побриться? Он уже брился сегодня утром, когда проснулся. Пожалуй, повторять эту процедуру будет излишне. Вокруг него столпились другие пассажиры. Они тоже стояли, мечтая о земле под ногами, потому что за время этого путешествия уже измучились от постоянной качки.
Будь воля Мэтью, он вернулся бы в Нью-Йорк, когда распускаются цветы и поют малиновки, чтобы почувствовать весну всем существом. Свадьба зимой? Это не то, на что он надеялся. С другой стороны, зимой тоже можно было любоваться красотой, когда рядом такая замечательная невеста.
Туман на миг рассеялся, вызвав вздох облегчения у пассажиров, потому что они увидели очертания высоких мачт и сооружений за ними. Затем туман снова сомкнулся. Похоже, что до гавани было около двух миль — всего дюйм в сравнении с тем расстоянием, которое уже преодолел корабль. Однако этот «дюйм» никогда не казался таким длинным.
«Золотая комета» плыла сквозь туман, мокрый снег и волны.
Может, все-таки стоит снова побриться? Разве он уже не принял решение по этому поводу?
Мэтью посмотрел вверх, насколько позволяла темнота, и увидел чаек, кружащих вокруг мачты. И тут он заметил проблеск солнца… затем еще один… и еще. А затем под радостные возгласы пассажиров низкое серое небо словно разорвалось на части, и солнце осветило панораму Нью-Йорка.
Даже при первом взгляде Мэтью понял, что это не тот город, который он покинул. На севере, вдоль Куин-Стрит, неподалеку от дома Григсби и его собственного крошечного домика, стояли шесть новых домов, а еще четыре были на стадии каркаса. Рабочие находились на строительных лесах и забивали гвозди. На севере, вдоль Бродвея, возвышались три новых здания, а еще три строились, но, судя по всему, они предназначались для коммерческих целей, и одно из новых зданий — поразительно! — было четырехэтажным. На Золотом холме строились два особняка. В гавани впереди виднелось настоящее скопление больших и маленьких судов. Дым из труб домов и промышленных печей окрашивал воздух. Мэтью видел лошадей, тянущих телеги и повозки вдоль Куин-Стрит вниз, туда, где строения — и дым от них — сгущались. Он видел, как две повозки врезались друг в друга и сцепились, одна ехала на юг, а другая на север.
Мэтью улыбнулся.
Снова дом. Пусть город и изменился. Как же сильно время все меняет! Он восхищался этим. Оказалось, что, пока его не было, Нью-Йорк вытянулся на север, а южная и центральная часть расширились — он не мог до конца объяснить, как.
Он рассудил, что лет через пять придется подыскивать место в деревне, чтобы наслаждаться тишиной и покоем вдали от городской суеты. Как в Бруклине.
Мэтью заметил, что за время его отсутствия Нью-Йорк построил своего собственного Левиафана в Большом доке. Пока это был всего лишь деревянный каркас с лестницами, но высотой он был не меньше семидесяти футов. Мэтью разглядел двух мужчин, стоявших на его вершине. Ранний солнечный свет отражался от подзорной трубы на треноге. Один из мужчин держал в руках пару красных сигнальных флагов и размахивал ими, рисуя какой-то узор. В следующий момент Мэтью понял, что впереди них был корабль, который лоцманы буксировали к причалу, и эта сигнальная система — совершенно новая, — сообщала «Золотой комете», что судно должно подождать, пока лоцманы освободятся.
Нью-Йорк не только быстро рос, но и морские перевозки стали настолько интенсивными, что приходилось ждать своей очереди на обслуживание в порту.
Поразительно.
Наконец, «Комету» отбуксировали без происшествий и закрепили тросы. Капитан Карр обратился к пассажирам, чтобы поблагодарить их от имени компании.
Мэтью первым спустился по трапу с большой кожаной сумкой, которую он купил в Лондоне, и картиной Фэлла «Летучие рыбы», привязанной к плечу. Не успел он сойти на берег и привыкнуть к твердой земле, как услышал оклик:
— Мэтью Корбетт!
Посреди хаоса из скрипачей, танцоров, лоточников с едой и торговцев безделушками, к «Комете» подъехала повозка.
— Мэтью! — снова раздался голос. — Боже правый, где ты был?
Там, в куртке из оленьей кожи, с широкой улыбкой на лице, стоял коренастый Джон Файв, чьи вьющиеся светлые волосы были прикрыты шапкой из енотовой шкуры. Когда-то Джон был одним из товарищей Мэтью по сиротскому приюту, который у доброго директора Стонтона отобрал мерзкий Эбен Оусли. Кроме того, Джон, сам того не подозревая, оказал ему существенную помощь в решении проблемы с Королевой Бедлама.
Джон так сильно хлопнул Мэтью по спине, что решатель проблем чуть не свалился в воду, пролетев мимо тележки, торгующей жареными куриными желудками.
— Боже милостивый! Как дела? — воскликнул Джон, его манеры явно стали более развязными со времени их последней встречи. — Как ты?
— Хорошо, — улыбнулся Мэтью, когда восстановил дыхание. — Теперь лучше. Я имею в виду... теперь, когда я вернулся.
— Откуда? Я давно тебя не видел!