Итак, вскоре мы уже сидели в седлах и двигались по длинному склону прочь от засевшего в ловушке поезда. К полудню мы углубились в незаселенные области страны и шли теперь по долине вниз по течению реки. Долина была узкой, поросшей густым лесом, так что в конце концов нам пришлось спешиться и вести наших лошадей в поводу по замшелым камням. Между тем на нас обрушился довольно сильный дождь, земля стала скользкой, что еще больше замедлило наше продвижение. И в довершение неприятностей в сплошной мороси видимость не превышала нескольких футов. Поскольку я не выспался, стук каплей дождя по плотной листве над головой оказывал на меня гипнотическое действие, я почти впал в транс и едва замечал даже собственную усталость. Мы почти не разговаривали. Пока выбрались из леса и смогли снова сесть в седло, приблизился вечер. До наступления темноты оставалось несколько часов. Рядом вздувалась река. Мы следовали ее течению из одной долины в другую, пока не оказались на относительно возвышенной местности, где смогли разбить лагерь и свериться с географическими картами, чтобы выяснить, как далеко мы зашли.
Я смотрел, как наши спутники разбивают палатку для Лу и меня; потом бросил взгляд на горы, высившиеся над нами, – и мне показалось, что вдали я замечаю человека, крадущегося за скалой. Я сообщил об этом мистеру Лу. Он охотно согласился с тем, что я действительно мог кого-то видеть.
– Ничего удивительного. Возможно, это только разведчик, который должен убедиться в том, что мы не являемся замаскированной под караван военной экспедицией. Он не станет нам докучать, я почти уверен.
В ту ночь я плохо спал и, должен признаться, в своей крайней усталости начал сожалеть о том, что ввязался в это приключение. Не закончится ли вся эта авантюра чудовищной резней? Не случится ли так, что под утро мой изуродованный труп останется плавать в луже крови среди разгромленного лагеря? В таком случае я буду не первым европейцем, который по глупости пустился в подобное путешествие и поплатился за это жизнью. Когда же я наконец заснул, меня терзали отвратительные сновидения, самые жуткие, какие я когда-либо видел. И все же я проснулся непостижимым образом отдохнувшим и даже успокоившимся. Постепенно я даже начал видеть свои шансы добраться до Долины Утренней Зари в весьма оптимистическом свете и с большим удовольствием проглотил какую-то сухомятку, которую нам подали на завтрак.
Мистер Лу решил, что обязан сказать мне то, что думает по поводу моей манеры держаться.
– Мы, китайцы, – заметил он, – гордимся своим стоицизмом, однако нам следовало бы поучиться у вас британскому его варианту!
– Это не стоицизм, – возразил я. – Просто настроение, я не могу этого объяснить.
– Вероятно, у вас чутье на удачу. Вот это было бы прекрасно, – он указал на скалистые горы, стискивающие наш лагерь с обеих сторон. – Сегодня ночью нас окружил довольно большой отряд. Мы угодили в котел.
– Они нападут на нас? – я огляделся по сторонам, однако не заметил и следа солдат.
– Я бы скорее предположил, что этот маневр – всего лишь мера предосторожности. Возможно, они все еще предполагают, что мы лазутчики или замаскированное воинское подразделение.
Теперь я заметил, что наши люди выказывают признаки беспокойства, пальцы их невольно ощупывают ружья и патронташи, они поглядывают на горы и перешептываются. Лу Кан-фон казался единственным, кто не тревожился вовсе; он велел навьючить лошадей; люди послушались, правда, поначалу попытавшись спорить. Только когда последний узел был привязан и мы уже хотели сесть на наших лошадей, показались солдаты.
В противоположность солдатам правительственных войск, эти были одеты чисто по-китайски: просторные рубахи и брюки черного, желтого, белого и красного цвета. На больших кругах спереди и сзади блузы имелись надписи китайскими иероглифами, которые, скорее всего, обозначали звание и полк. Некоторые носили маленькие шапочки, другие – широкополые соломенные шляпы. Все были чисто выбриты и дисциплинированны, и все вооружены современными карабинами немецкого производства. Они навели на нас ружья, прижимая их к бедру, вместо того, чтобы прижимать к плечу. Это доказывало, что они не собираются стрелять прямо в нас. Мистер Лу тотчас поднял руку и приказал своим людям не хвататься за оружие. Словно в ответ на это, из-за высокого густого кустарника показался всадник такой причудливой наружности, что мне почудилось, будто он специально нарядился в карнавальный костюм для какого-нибудь празднества.
Человек медленно приближался к нам на своем лохматом пони, спускаясь вниз по склону горы. Росту в нем, должно быть, было более ста восьмидесяти сантиметров. Он был широкоплеч и широкогруд. Его длинное бархатное одеяние было расшито по подолу изображениями морских волн и других китайских мотивов; поверх он набросил длинный шелковый плащ с роскошно вышитыми четырехугольниками на груди и спине. Просторные рукава, которые маньчжуры, когда их династия взошла на трон, насаждали среди китайцев, закрывали кисти его рук. Высокие сапоги; на шее – цепь из огромных желто-коричневых жемчужин, свисающая почти до талии; и в завершение всего – круглая, похожая на венчик шапочка с длинной красной кисточкой. На бедре – длинный меч, другого же оружия я не заметил. Всадник держал поводья одной рукой, другая покоилась на рукояти меча; каким-то образом ему удавалось сохранять при этом весьма впечатляющую осанку. С огромным чувством собственного достоинства он скакал вниз под гору, к тому месту, где мы стояли как вкопанные.
Когда он подъехал к нашему лагерю, остановил пони и смерил нас взглядом своих блестящих черных узких глаз, выражение его лица оставалось загадочным. Мистер Лу и я были удостоены особенно пронзительного взора. Покуда этот человек исследовал мою персону, я решил прервать молчание, слегка поклонился и сказал по-английски:
– Доброе утро, сэр. Я британский подданный и совершаю приватное путешествие с этими торговцами. Сожалею, если мы по неосмотрительности вторглись в области, где вы, вероятно, не желали бы видеть никаких путешественников…
Моя довольно сбивчивая речь была прервана. Роскошный всадник, фыркнув, обратился к мистеру Лу:
– Знаете, кто я такой? Знаете, где находитесь? Какие объяснения можете привести в оправдание свое?
Мистер Лу низко поклонился, прежде чем отвечать.
– Я знаю, кто вы, почтеннейший, и смиренно прошу прощения за то, что вам пришлось утруждать себя инспекцией нашего каравана. Мы ехали по железной дороге, покуда вчера поезд не остановился перед препятствием и не вынужден был возвратиться в ближайший город. Мы решили продолжить наше путешествие…
– Мы видели, как вы покинули военный транспорт. Вы шпионы или нет?
– Ни в коем случае, о могущественный генерал Лю Фан. Этот транспорт был единственным средством передвижения, какое мы нашли. Мы купцы и направляемся по торговым делам в Шаньдун.
– Кто этот иноземец?
– Англичанин. Хочет написать книгу о нашей стране.
В ответ на эту поспешно выдуманную сказку в глазах Лю Фана мелькнула искра интереса. У него не было никакого повода полагать во мне нечто иное, кроме нейтрального наблюдателя (чем я в действительности и был), и, вероятно, он счел полезным выказать немного доброй воли по отношению к одному из европейцев, к чьей помощи он стремился.
– Скажите вашим людям, чтобы сложили оружие, – приказал он, и мистер Лу тотчас выполнил его требование. С мрачными взглядами люди сняли с плеч ружья и побросали их на землю.
– Какова цель вашего путешествия? – спросил меня генерал на неправильном французском.
Я отвечал на том же языке:
– Я слышал об одной прекрасной долине в этих землях. Ее называют Долиной Утренней Зари, – я не видел никакого смысла в том, чтобы ходить вокруг да около, к тому же у меня, возможно, еще долгое время не будет другой возможности справиться о местонахождении моей цели.
Совершенно очевидно, это название было знакомо генералу Лю Фану, однако реакция его была своеобразной. Он наморщил лоб и бросил на меня в высшей степени подозрительный взгляд.
– Что вы там ищете?
– Ничего определенного, – ответил я. – Мои интересы касаются этого места единственно в географическом отношении.
Увидев его реакцию, я остерегался открывать ему большее.
Он, казалось, успокоился и для начала вполне удовлетворился моим ответом.
– Я бы отсоветовал вам посещать эту долину, – заметил он. – В этой области рыщет довольно много разбойников.
Я иронически спросил себя, как бы он охарактеризовал в таком случае самого себя, однако, разумеется, не стал знакомить генерала с этим моим суждением. Вместо этого я сказал:
– Благодарю за предупреждение. Возможно, под защитой вашей армии мне удастся…
Он сделал нетерпеливое движение рукой.
– Я веду войну, мусье, и не могу выделить ни одного человека для того, чтобы тот сопровождал иностранного журналиста.
– Прошу прощения, – сказал я с поклоном.
Ситуация продолжала оставаться очень напряженной, и я заметил, что солдаты до сих пор держат оружие направленным на нас. А по обеим сторонам долины притаилась еще по меньшей мере сотня хорошо замаскированных противников.
Генерал вновь перевел свое внимание на мистера Лу.
– Что у вас за товар?
Мистер Лу скрестил руки на груди и сказал беспокойно:
– Разнообразный. Множество произведений искусства. Статуэтки, керамика и тому подобное.
– Я должен их осмотреть, – заявил генерал. – Пусть ваши люди все выгрузят.
И снова мистер Лу повиновался без единой секунды промедления. Когда его люди принялись отвязывать узлы, которые совсем недавно привязывали к вьючным лошадям, он обратился ко мне по-английски:
– Похоже, жизнь нам оставят, чего нельзя сказать о нашем имуществе…
– Тихо! – приказал генерал грубо. Он подскакал к тому месту, где были разложены товары мистера Лу, и уставился на них хитрым взглядом китайского крестьянина, который выискивает на рынке рыбу. Затем подъехал опять к нам.