— Глядишь, Сергей Ильич, своих предков встретим, — улыбнулся Круглов, дружески хлопнув минера по плечу.
— А чем черт не шутит? — ответил тот. — Со слов деда, один из моих пращуров служил на Петровском флоте.
В полдень, с приставшего к ракетоносцу лихтера на борт приняли дополнительный запас продовольствия и пресной воды, а сопровождавший судно Морозов вручил Мореву увесистый кошелек с золотыми империалами.
— Это для команды от его высокопревосходительства и наместника, — сказал он. — В Петербурге сгодятся.
Вечером, после ужина в своем «санатории» — так команда окрестила летнюю резиденцию губернатора — она была доставлена на борт и занялась проворотом оружия и корабельных механизмов. Реактор был выведен на полную мощность и все изготовлено к походу. Для светлейшего освободили каюту Сокурова, который на время перехода поселился к старпому.
Ранним утром, едва забрезжил рассвет, от причала отвалила губернаторская яхта с Потемкиным и провожающими и направилась к крейсеру.
Морев с Сокуровым тепло распрощались с радушными хозяевами, затем последовала команда «по местам стоять, с якоря сниматься» и, совершая циркуляцию, на малом ходу ракетоносец двинулся к выходу из залива.
В тот же момент с бастионов крепости грянули пушки, салютуя уходящему кораблю. В ответ взвыла корабельная сирена, и ее отзвуки долго витали над берегом.
Глава 7Северная Пальмира[13]
Стоя рядом с Моревым на мостике, облаченный в теплый, подбитый соболями плащ и треуголку, светлейший с интересом наблюдал, как тупой нос корабля легко рассекает морскую волну, а в корме, по бортам, вверх, взлетают выброшенные выхлопами дизелей, искрящиеся гейзеры воды.
Когда спустя непродолжительное время залив скрылся в утренней дымке, Морев приказал старпому запустить турбины и увеличить ход. Гейзеры исчезли, послышался мощный ровный гул, и корабль ускорил движение.
— Немыслимо, — пробормотал светлейший, придерживая на голове треуголку и изумляясь скорости морского гиганта.
— Ваша светлость, здесь ветрено, может быть, вас сопроводить в каюту? — обратился к нему одетый в меховую канадку Морев.
— Нет! — вытирая рукой слезящиеся от ветра глаза, отрицательно покачал головой князь. — Сие зрелище, — обвел он рукой крейсер и бегущие по бортам волны, — многого стоит!
Вниз, сопровождаемый Сокуровым, он спустился только через час, совсем окоченев.
Одобрительно осмотрев каюту заместителя, светлейший остался доволен ее комфортом и, сняв плащ со шляпой, попросил водки.
— Секунду, ваша светлость, — сказал Сокуров и извлек из встроенного в переборку шкафа последнюю бутылку «Каспия», мельхиоровый стаканчик и плитку пайкового шоколада.
Откупорив бутылку, он наполнил его коньяком и предложил князю.
— А себе? — взяв стаканчик и понюхав золотистую жидкость, спросил светлейший.
— В походе нам разрешается только вино, — развел руками Сокуров.
— Да? — удивился светлейший и опрокинул стаканчик в рот. Затем он довольно крякнул, закусил распечатанным Сокуровым шоколадом и снова взглянул на бутылку. Понятливый заместитель тут же повторил. Вторую порцию светлейший выпил не спеша, смакуя напиток и оценивая его вкус.
— Весьма недурной коньяк, — сказал он.
— Ваша светлость, а почему бы вам не переодеться в наше походное платье, — показал Сокуров на свой репсовый костюм. — В море мы проведем не один день, а ваша одежда не совсем подходит для него.
— Гм, — сказал светлейший, — а вы, пожалуй, правы, тащите ваше платье.
Через несколько минут в каюту постучал интендант и передал полный комплект одежды для Потемкина, включая офицерскую шапку и канадку для выхода наверх. Когда светлейший переоделся, заместитель показал ему командирский гальюн и продемонстрировал, как им пользоваться, а заодно и курилку, предупредив, что во всех остальных местах курить небезопасно — можно взорвать корабль.
Еще через час вниз спустился Морев со старпомом, которые были приятно удивлены преображением светлейшего и пригласили того на завтрак.
В кают-компанию они прошли вчетвером и уселись за командирский стол.
— А где же остальные офицеры? — оглядев ее, поинтересовался князь.
— Они на вахте, ваше сиятельство и питаются по сменам, — сказал Круглов и дал знак вестовому подавать завтрак. Перед ними тут же появились тарелки с горячими отбивными, вареные яйца, масло, свежий творог и мед.
— А что будете пить, ваша светлость? — поинтересовался старпом. — Могу предложить на выбор чай, кофе или какао.
Потемкин не прочь был выпить чего-нибудь крепче, но, помня разговор с Сокуровым в каюте, решил воздержаться и остановился на кофе. После завтрака опекавший светлейшего заместитель проводил того отдохнуть в каюту и тихо прикрыл дверь.
Оставшуюся часть дня, с перерывами на обед и ужин Потемкин посвятил дальнейшему знакомству с кораблем и его командой. При этом не обошлось без казусов.
Один из молодых старшин-контрактников попросил у князя автограф, чем шокировал сопровождавшего его заместителя, а механик, давая Потемкину пояснения о принципе действия ядерного реактора, назвал светлейшего «товарищ маршал».
Утром, оставив позади Баренцево море, шедший в надводном положении ракетоносец вошел в Норвежское и двинулся вдоль берегов Скандинавии. За ночь погода испортилась: по морю с гулом катили седые валы, небо заволокло низкими тучами, с норда порывами налетал сильный ветер.
Вышедший наверх подышать свежим воздухом облаченный в канадку и морские сапоги Потемкин внимательно наблюдал за действиями стоящего на руле боцмана и слушал пояснения Морева о ходе плавания.
— Вон там, — указал командир рукой в перчатке на темный горизонт, побережье Скандинавии. — Судя по всему, приближается шторм и нам лучше всего дальше следовать в подводном положении. Через пару дней войдем в Северное море, а там недалеко и Балтика.
После этого он дал команду «по местам стоять к погружению» и, задраив рубочный люк, все спустились в центральный пост.
Спустя непродолжительное время, приняв главный балласт, ракетоносец стал погружаться в пучину. Усаженный в командирское кресло светлейший побледнел и, судорожно вцепившись руками в подлокотники, с замиранием сердца следил за стрелкой глубиномера.
На глубине ста метров боцман стал одерживать лодку, и Морев торжественно поздравил князя с первым погружением. А тот все не мог прийти в себя и с опаской поглядывал на подволок и задраенную крышку нижнего входного люка.
После обеда Морев предложил гостю попариться в корабельной сауне и тот с удовольствием согласился. Там их уже ждал механик. Сауна, оборудованная душем и небольшим бассейном, привела светлейшего в неописуемое восхищение, и он долго хлестался березовым веником. После этого все трое прошли в кают-компанию, где их уже ждала бутылка ямайского рому из погребов генерал-губернатора, крепко заваренный горячий чай, бутерброды с семгой и икрой, а также мед и традиционные флотские сушки.
Светлейшего угостили ромом, а сами с удовольствием принялись за чай.
Вечером, по предложению Сокурова, для князя организовали показ видеофильмов. Нашлось и несколько документальных — о Военно-морском флоте и Великой Отечественной войне. Как только на экране корабельного «самсунга» появились первые кадры и звук, Потемкин издал возглас удивления и едва не свалился с кресла.
— К-как это? — ткнул он дрожащим пальцем в телевизионный экран. — Там же живые люди!
— Именно так, ваша светлость, — наклонился к нему Морев, — только заснятые специальной техникой.
Когда показ закончился и старпом включил свет, шокированный Потемкин несколько минут сидел молча, а потом стал расспрашивать обо всем увиденном. Разговор затянулся далеко за полночь.
Однако удивляться на корабле приходилось не только гостю, удивлялись и все те, кому приходилось общаться с князем. Он отличался необыкновенной энергией и любознательностью, быстро схватывал то, что ему рассказывали, и был чужд каких-либо предрассудков.
— Да, такие люди рождаются раз в столетие, — заявил как-то Сокуров Мореву, наблюдая, как освоивший перископ князь, наблюдает в него морскую поверхность.
Между тем, обогнув Скандинавию, ракетоносец подходил к Балтике. Погода благоприятствовала, и он шел в надводном положении. Вооружившись биноклем, светлейший подолгу простаивал на мостике, наблюдая в него туманные берега Швеции и Дании, а также изредка появляющиеся на горизонте парусные суда. С них порой тоже замечали непонятный объект и пытались сблизиться с ним, но в таких случаях крейсер погружался и уходил на глубину.
— Пусть думают, что это гренландский кит, — говорил в таких случаях Морев.
Балтика встретила путешественников неярким осенним солнцем и стаями вьющихся над водой чаек. Учитывая ее небольшие глубины, Морев приказал сбросить ход и усилил верхнюю вахту. К вечеру вошли в Финский залив и, следуя по фарватеру, взяли курс на Кронштадт. Сначала вдали возникли его приземистые хмурые форты, а затем и стоящие на внешнем рейде многочисленные парусные корабли.
В миле от них встали на якорь и тут же с бастионов фортов, расколов вечернюю тишь залива, грянули десятки тяжелых орудий.
— Это в вашу честь, Александр Иванович, — самодовольно взглянул на Морева, стоящий на мостике, светлейший. Он снова был в своем обычном одеянии и выглядел непривычно величаво. В это время с самого большого парусника спустили гребной катер, и стройно взмахивая веслами, он понесся к крейсеру.
— Лихо гребут, канальи, — одобрительно хмыкнул наблюдающий за катером в бинокль светлейший.
Спустя непродолжительное время, катер закачался у борта ракетоносца и в его нос поспешил стройный худощавый человек в синем плаще и обшитой золотым галуном треуголке. Он отсалютовал величаво стоявшему на мостике светлейшему шпагой и ловко вскарабкался по сброшенному штормтрапу на борт.
Это был командующий Кронштадтским портом, вице-адмирал Самуил Карлович Грейг. Шотландец по рождению и блестящий моряк, он еще в 1764 году, в чине капитана 1 ранга, поступил на русскую службу из английского флота и, командуя отрядами кораблей, отличился в морских сражениях с турками и шведами.