Трепетала в блеске утра,
Речка, в пропасти срываясь,
Ишкудой, огнем, сверкая.
И перстом владыка Жизни,
Начертал ей по долине,
Путь излучистый, сказавши:
«Вот твой путь отныне будет!» —
с чувством продолжил он, и внимание аудитории обострилось.
От утеса взявши камень,
Он слепил из камня трубку,
И на ней фигуры сделал.
Над рекою, у прибрежья,
На чубук тростинку вырвал,
Всю в зеленых, длинных листьях;
Трубку он набил корою,
Красной ивовой корою,
И дохнул на лес соседний.
От дыханья ветви шумно,
Закачались и, столкнувшись,
Ярким пламенем зажглися;
И, на горных высях стоя,
Закурил Владыка Жизни
Трубку Мира, созывая
Все народы к совещанью.
Дым струился тихо, тихо,
В блеске солнечного утра:
Прежде — темною полоской,
После — гуще, синим паром,
Забелел в лугах клубами,
Как зимой вершины леса,
Плыл все выше, выше, выше, —
Наконец коснулся неба,
И волнами в сводах неба,
Раскатился над землею.
Неведомые строки наполнили пространство кают-компании, и у многих заблестели глаза.
Из долины Тавазэнта,
Из долины Вайоминга,
Из лесистой Тоскалузы,
От Скалистых Гор далеких,
От озер Страны Полночной,
Все народы увидали,
Отдаленный дым Покваны,
Дым призывный Трубки Мира.
И пророки всех народов,
Говорили: «То Поквана!
Этим дымом отдаленным,
Что сгибается, как ива,
Как рука, кивает, манит,
Гитчи Манито могучий
Племена людей сзывает,
На совет зовет народа».
— Здорово, — наклонившись к доктору, прошен тал начальник РТС, — это никак про индейцев?
— Именно, — был ответ. — Слушай.
Вдоль потоков, по равнинам,
Шли вожди от всех народов,
Шли Чоктосы и Команчи,
Шли Шошоны и Омоги,
Шли Гуроны и Мэндэны,
Делавары и Могоки,
Черноногие и Поны,
Одживбеи и Дакоты —
Шли к горам Большой Равнины,
Пред лицо Владыки Жизни.
подкрепляя слова взмахом руки, продолжал Морев, и они будили в сознании что-то новое.
И в доспехах, в ярких красках,
Словно осенью деревья,
Словно небо на рассвете, —
Собрались они в долине,
Дико глядя друг на друга;
В их очах — смертельный вызов,
В их сердцах — вражда глухая,
Вековая жажда мщенья —
Роковой завет от предков.
Гитчи Манито всесильный,
Сотворивший все народы,
Поглядел на них с участьем,
С отчей жалостью, с любовью, —
Поглядел на гнев их лютый,
Как на злобу малолетних,
Как на ссору в детских играх.
Он простер к ним сень десницы,
Чтоб смягчить их нрав упорный, —
Чтоб смирить их пыл безумный
Мановением десницы.
И величественный голос,
Голос, шуму вод подобный,
Шуму дальних водопадов,
Прозвучал ко всем народам,
Говоря: «О дети, дети!
Слову мудрости внемлите,
Слову кроткого совета
От того, кто всех вас создал!
Дал я земли для охоты,
Дал для рыбной ловли воды,
Дал медведя и бизона,
Дал оленя и косулю,
Дал бобра вам и казарку;
Я наполнил реки рыбой,
А болота — дикой птицей.
Что ж ходить вас заставляет
На охоту друг за другом?
Я устал от ваших распрей,
Я устал от ваших споров,
От борьбы кровопролитной,
От молитв о кровной мести.
Ваша сила — лишь в согласье,
А бессилие — в разладе.
Примиритеся, о дети!
Будьте братьями друг другу!
И придет Пророк на землю
И укажет путь к спасенью;
Он наставником вам будет,
Будет жить, трудиться с вами.
Всем его советам мудрым
Вы должны внимать покорно —
И умножатся все роды,
И настанут годы счастья.
Если ж будете вы глухи,
Вы погибните в раздорах!
Погрузитесь в эту реку,
Смойте краски боевые,
Смойте с пальцев пятна крови;
Закопайте в землю луки,
Трубки сделайте из камня,
Тростников для них нарвите,
Ярко перьями украсьте,
Закурите Трубку Мира
И живите впредь как братья!»
Так сказал Владыка Жизни.
И все воины на землю
Тотчас кинули доспехи,
Сняли все свои одежды,
Смело бросилися в реку,
Смыли краски боевые.
Светлой, чистою волною
Выше их вода лилася —
От следов Владыки Жизни.
Мутно-красною волною
Ниже их вода лилася,
Словно смешанная с кровью.
Смывши краски бревые,
Вышли воины на берег,
В землю палицы зарыли,
Погребли в земле доспехи.
Гитчи Манито могучий,
Дух Великий и Создатель,
Встретил воинов улыбкой.
И в молчанье все народы
Трубки сделали из камня,
Тростников для них нарвали,
Чубуки убрали в перья
И пустились в путь обратный —
В ту минуту, как завеса
Облаков заколебалась
И в дверях отверстых неба
Гитчи Манито сокрылся,
Окружен клубами дыма
От Покваны, Трубки Мира…
Декламация продолжалась около часа, и все это время аудитория находилась под ее гипнозом.
— Что это было, товарищ адмирал? — когда отзвучали последние строки, и наступила звенящая тишина, тихо спросил Ксенженко.
— Песнь о Гайавате, написанная американским поэтом Лонгфелло по материалам индейского эпоса. — Бережно закрыв книгу, Морев сел на свое место.
— Ну, так как, будем нарушать устои этого народа?
— Нет, — прошелестело по рядам. — Мы все поняли.
Спустя три дня, военные отряды индейцев покинули окрестности, отправившись каждый в свои земли (начался сезон охоты), а моряки, во главе с адмиралом и вожди Лиги, остались в городе для решения вопросов управления и обустройства Новой Америки.
А их было немало.
Определение новой столицы — Филадельфия не имела выхода в океан и по этой причине не устраивала Морева; создание местного самоуправления, восстановление торговли и мореплавания; урегулирование взаимоотношений между индейцами и оставшимися европейцами; а также целый ряд других.
Столицу решили перенести на побережье, в Нью-Йорк и присвоили ей имя «Левиафана», во все оставленные бывшими хозяевами города назначили военных комендантов, поручив им создать гражданскую администрацию, а прибывшего из бухты Лазурной Кузнецова, обязали создать объединенную Российско-Американскую торговую компанию.
…Прошло десять лет.
За это время в мире случилось много перемен. Спустя год после провозглашения Новой Америки русские войска в Италии разбили и захватили в плен новоиспеченного императора Наполеона, ослабленная и находящаяся в хаосе Англия лишилась всех своих заокеанских колоний, когда-то великая Порта, скукожилась до размеров небольшого государства, а в России было отменено крепостное право.
На втором году своего существования индейская конфедерация по инициативе Текумсе заключила военно-политический союз с Россией, имевший целью обеспечение мирного сосуществования всех стран и предотвращение военных конфликтов.
А поскольку это было возможно только при наличии значительного экономического потенциала, союзники вплотную занялись этим вопросом.
Для начала они создали единую платежную систему, обеспечив хождение золотого империала не только в России, но и в Америке. Затем открыли ряд золотодобывающих предприятий в Сибири, на Аляске, в Калифорнии и Северной Каролине, после чего, расплачиваясь звонкой монетой, обеспечили к себе приток лучших ученых и изобретателей из других стран.
Вскоре в Америке и России, в специально созданных конструкторских бюро и лабораториях, под патронажем моряков крейсера активно трудились практически все мировые светила, а список будущих имелся в обеих столицах.
Кстати, был составлен и второй, секретный — исторических злодеев. Их предполагалось изымать из общества во младенчестве, надлежаще воспитывать и держать под негласным надзором. В него попали все, начиная от Адольфа Шикльгрубера и заканчивая Горбачевым с Ельциным.
Не было забыто и образование. В Америке открылись десятки школ с приглашенными туда русскими преподавателями, филиал Московского государственного университета и несколько национальных институтов. Как и в бывшем СССР, обучение в них осуществлялось бесплатно, в стране росли грамотность и культура.
Впервые за всю свою историю индейское население стало получать квалифицированную медицинскую помощь, что способствовало оздоровлению нации и ее возрождению.
Результаты не замедлили сказаться, и через семь лет в стране была создана высокоразвитая экономика.
Построенные на атлантическом побережье совместно с русскими специалистами фабрики и заводы выпускали все необходимое, оседлые индейские племена активно занимались сельским хозяйством, кочевые охотились и осваивали животноводство.
Все это время, помня трагедию прошлой цивилизации, которая пошла по пути общества потребления и погибла, Морев с Сокуровым и его офицеры, проводили в Совете Лиги политику совершенно иных ценностей.
Главным моряки считали духовность и культуру, все остальное производными от них. И это находило живой отклик среди индейцев. Привыкшие жить в единении с природой и пользоваться самым необходимым, они оставались чужды духу стяжательства и превыше всего ценили свободу.
— Может быть, это и есть та самая общность людей, которую мы в свое время пытались создать в СССР? — спросил как-то у Сокурова Лобанов.