– Не все в этом мире можно купить за деньги, сударыня, – холодно ответил ей Август и многочисленно указал на дверь. – А теперь я попрошу вас уйти. Не сочтите за грубость.
Было видно, как принцесса слепо пытается придумать, что бы помимо денег сложить на чашу весов. Беглым взглядом она осмотрела полупустую комнату, подоконник, матрас, ведущую на кухню дверь… Она не знала, что еще ему предложить. И под руку с этим осознанием, не сказав больше ни слова, Моль зашагала к выходу. Выражение она приняла самое непроницаемое. Август дождался, когда лакированные ножки ходячего стула переступят его порог, и захлопнул за гостями дверь.
– Ну и денек, – пробормотал он себе под нос и без сил рухнул на матрас.
Уснул левитант мгновенно.
Глава 9. Соглашение
Проснулся Август к обеду следующего дня. Про ночную гостью он вспомнил не сразу – решил сначала, что дочь короля в образе гадалки приснилась ему. Доковыляв до раковины, Август принялся умывать лицо, и стоило ему задеть левую щеку, как он скривился. В зеркале отразились мелкие царапины с застывшей на них кровью. Ухмыльнувшись своему отражению, левитант отвернулся.
Чувствовал он себя паршиво. Груз вины наваливался ему на плечи, груз второй вины – сдавливал грудь. А груз третьей заставлял улететь заграницу и не появляться на Робеспьеровской в ближайшее десятилетие. Августу захотелось немедленно избавиться от них. Хотя бы от одной.
Парадную алого дома освещало полуденное солнце. Обойдя перила винтовой лестницы, Август остановился у забитой пуговицами двери с номером «5». Ирвелин была дома и открыла ему, хотя левитанту и пришлось простоять в ожидании с десяток минут.
– Я передумал, – объявил он, ступая в прихожую осторожно, чтобы не задеть повсюду расставленные башенки из книг.
– На счет чего передумал? – спросила Ирвелин, осматривая его тщательней обычного.
– Я готов пойти с тобой к тому граффу, к внуку Феоктиста Золлы. Как его имя, кстати?
Вместо ответа она нахмурилась.
– Ты что же, вчера после кофейни пошел к «Семерым по якорю»? Что у тебя с лицом?
– Это называется царапины, Ирвелин. Так когда нужно идти?
Отражатель смотрела на него недоверчиво, с прищуром, потом приблизилась, повела носом и, озадаченная, отстранилась.
– Ты странный какой-то.
– Предлагаю идти прямо сейчас, пока я не передумал. А человек я, знаешь ли, довольно изменчивый. Этот внук уже вернулся в столицу?
– Должен был вернуться.
– Тогда пошли.
Барсиан Золла, внук автора книги «История Граффеории: правда и то, что за нее выдают», проживал в восточном округе столицы. В угрюмой застройке девятнадцатого века, с мутными от грязи окнами и заброшенным палисадником. Солнце сюда не попадало, ровно как и остальные мирские блага. Разглядывая дом, затерянный среди прочих словно невидимка, Август не смог побороть чувства отвращения.
– Забытое Олом место, – сказал он, когда они с Ирвелин переходили дорогу.
– В этом доме нет ни электричества, ни отопления. Воду жители таскают с колонки на перекрестке.
– Прямо как у нас в деревне, в Олоправдэле. Только у нас почище, и паразитов нет.
– Мне еще не приходилось видеть здесь паразитов.
– Ты приходила сюда раньше?
– Разумеется приходила, – поучительно ответила Ирвелин. – Как бы я выяснила, когда именно внук Золлы вернется? Регулярно сюда захаживала, стучалась в его квартиру, никто не открывал. А однажды мне повезло, на площадке открылась соседняя дверь, и оттуда вышла женщина. Она-то мне и сообщила, что Золла в отъезде, но скоро уже вернется. Она знала это, поскольку Золла поручил ей следить за его кактусами.
Август следил за деятельной речью Ирвелин и диву давался.
– Почему ты тратишь на это столько времени? На Белый аурум и его зоркое поле. Зачем? Неужели для тебя это настолько важно?
Ирвелин остановилась, и весьма вовремя. Через секунду прямо перед ее носом пронеслась тень эфемера.
– Важно, – ответила она, не двигаясь. Август остановился рядом. – Если я смогу доказать, что Белый аурум хранится не на месте своего зарождения – то есть не там, где ему следует храниться, – значит, мой отец оказался прав. А если так, то я добьюсь апелляции по его делу и буду руководствоваться тем, что при краже Белого аурума мой отец действовал из важных для Граффеории убеждений. – Она помолчала, рассматривая куст сорняков у палисадника, и прибавила: – Я хочу вернуть своему отцу его законное право быть граффом. Хочу, чтобы он вместе с мамой сюда вернулся.
Ветер растрепал ее короткие волосы. Август смотрел, как они облепили ее лоб, и ему стало неловко за то, что он не смог додуматься до этого сам.
– Понял, – только и выдавил из себя он. – Заходим внутрь?
Парадная дома, где жил господин Золла, была темной и не ухоженной. Бурая краска повсеместно расходилась узловатыми трещинами, а ступени лестницы кое-где были надломлены, превращая подъем в опасный аттракцион. На грязных подоконниках затухали огарки свечей.
– Нам на третий этаж, – сказала Ирвелин и стала осторожно переставлять ноги по рваному камню.
Август же поднялся в воздух и медленно полетел рядом с Ирвелин, готовый в любой момент подхватить ее за руку. Раз пять Ирвелин пришлось воспользоваться своим даром отражателя – прикрыть дыру в ступенях отражательным монолитом. Материя эта была прозрачной, совершенно невидимой, но такой же, как камень, твердой. С помощью нее она смогла добраться до третьего этажа без помех и без спасительных рук левитанта.
– Вот его квартира, – шепнула Ирвелин, указывая на хлипкую на вид деревянную дверцу.
Она подошла ближе и постучала. Когда Август приземлился рядом, они услышали шаркающие шаги по ту сторону. Ирвелин приосанилась и повыше подняла подбородок, приготовившись не то к разговору, не то к поединку. Щелкнул замок, и в узком отверстии показалось мужское лицо с пористой, как кожура апельсина, кожей.
– Кто вы? – спросил графф, удерживая дверь на цепочке.
– Здравствуйте, господин Золла. Меня зовут Ирвелин Баулин, а это – Август Ческоль.
– Я вас не знаю. Зачем пришли?
Нахальный голос граффа выбил Ирвелин из ее боевого настроя. Пытаясь сохранить уверенное выражение, она ответила:
– Мы хотели бы задать вам несколько вопросов о вашем дедушке, Феоктисте. И о его книге. Если позволите, конечно.
– Не позволю, – скорее прогавкал, чем произнес графф.
– Мы поклонники его книги, – поторопилась добавить Ирвелин, видя, как задрожали желваки на пористых щеках граффа. – Мы разделяем многие из его взглядов…
– Мне нет дела до взглядов давно умершего маразматика! Плевал я на его взгляды и на его книгу с верхушки башни Утвар! Всю свою жизнь я открещиваюсь от этой родни, ясно? Нахлебался сполна! Уходите!
– Мы очень хорошо вас понимаем, господин, – вмешался Август, намеренно избегая его фамилии. Влажные глазенки Золлы переметнулись на левитанта. – Понимаем, как непросто жить под таким давлением.
– Вот именно, вот именно. Давление! Вот именно, – забурчал графф, но цепочку, однако же, не снимал.
– Позвольте задать лишь пару вопросов, потом мы сразу же уйдем, – произнес Август с прямодушной улыбкой. – Никто не узнает, что мы были у вас. Мы заплатим, если угодно. Любая информация стоит денег, правильно? Что на счет золотистых десяти рей?
Золла высунулся из полумрака своей квартиры, его глазенки забегали по Августу, как шарики по столу для бильярда. Ирвелин уже с благодарностью смотрела на левитанта, но через миг ее благодарность сменилась разочарованием.
– Убирайтесь! – гаркнул Золла и с силой захлопнул перед ними дверь.
Молодые граффы еще с минуту стояли словно обухом оглушенные. Деревянную дверцу перед ними потряхивало – удивительно, как это она смогла не рассыпаться в щепки.
– Приятный человек, – резюмировал Август.
Они одновременно повернулись к лестнице. На Ирвелин не было лица, и Август посчитал своим долгом выразить ей поддержку. Или хотя бы не усугубить ситуацию – тут, право уж, как получится.
– Я уверен, что найдется и другой способ оправдать твоего отца, – начал он деликатно. – К тому же, этот внук может ничего и не знать о зорком поле.
– Дневники, – сказала Ирвелин мрачно, шагнув на очередной отражательный монолит. – В его квартире есть дневники Феоктиста Золлы. Я уверена, что в них Феоктист и оставил доказательства того, что «зоркое поле» находится отнюдь не под Мартовским дворцом.
Перелетев последний лестничный марш, Август обернулся.
– Откуда ты знаешь о дневниках?
– Все от той же соседки. Кажется, она была рада, что хоть кто-то с ней беседовал, – ответила Ирвелин, печально улыбнувшись. – Большую часть его гостиной занимают кактусы. Опунции, цереусы… Но в одном углу стоит шкаф со всяким хламом. Высокий шкаф. По его внешнему виду соседка сделала вывод, что господин Золла ни разу в него не заглядывал. А соседка заглянула. Там одни сплошные тетради, сказала она. Старые, с пожелтевшими от времени страницами, все в чернилах и пятнах.
– И ты думаешь?..
– Там есть его дневники, – утвердила Ирвелин, заранее отрицая всякие возражения. – И я их добуду.
До западного округа граффы доехали на трамвае. Ирвелин почти все время молчала, а Август старался к ней не лезть, хоть порой и тяжело было – столько-то времени и молчать. Когда они вышли на проспекте Великого Ола, Август повел Ирвелин в «Вилью-Марципана», где усадил за столик у черного рояля и поставил перед ней кофе с молочной пеной на полчашки.
– Держи. Тетушка Люсия сделала покрепче.
– Я снова туда приду, – заявила Ирвелин, словно и не замечая заботы Августа. – И буду приходить до тех пор, пока этот графф не выслушает меня и не даст просмотреть дневники. Буду каждый день на улице его караулить, если придется.
Спорить с ней было бесполезно. Август понял это, когда она повторила свое намерение в пятый по счету раз, когда он даже и не пытался возразить.
Ирвелин скучала по родителям и хотела вернуть их сюда, в Граффеорию. Нельзя сказать, что Август понимал ее, скорее попросту сочувствовал. Его родители давно умерли, он даже не помнил их толком. Августа воспитали бабушка с дедушкой, которых можно назвать опекунами довольно своеобразными. Они никогда не сидели на месте и постоянно колесили по Граффеории.