классической резки. От царившего вокруг изобилия и блеска у левитанта защипало в глазах. Он стоял как парализованный и не мог сделать ни шагу. Графф во фраке закрыл дверь, за которой остались его провожатые, и обратился к Августу:
– Проходите, господин Ческоль. Присаживайтесь на бирюзовый диван. Он скоро подойдет.
«Кто – он?», – хотел было спросить Август, но графф уже развернулся на своих лакированных каблуках и направился к дверям, чьи тонкие ручки отливали золотом.
Упомянутый бирюзовый диван оказался до неприличия мягким. Присев на него, Августу захотелось лечь и укромно подтянуть под себя ноги, но от сего неприличного действа его отвлек скрип двойной двери. Август обернулся, и когда он увидел того, кто заходил к нему в комнату, проконтролировать свою реакцию он не смог. Глаза его полезли на лоб, спина вытянулась, а рот, к его позору, приоткрылся.
– Добрый день, господин Ческоль. Рад приветствовать вас у себя.
По персидскому ковру прошелся никто иной как нынешний король Граффеории. Обогнув комнату, Ноормант Третий подошел к дивану, стоявшему под углом к Августу, и медленно опустился.
– Кажется, нам с вами есть что обсудить.
Глава 13. Приговор
– Я самолично настоял на том, чтобы вам не сообщили о нашей встрече заранее. Мне важно видеть вашу реакцию, – сказал Ноормант Третий, медленно откланяясь на спинку дивана. Следом он опустил руку на резной подлокотник и так же медленно, со значением уложил правую ногу на левую. – Надеюсь, за мою маленькую прихоть вы не станете держать на меня обиду.
Август смотрел на граффа, сидящего перед ним, и никак поверить не мог, что перед ним сидит сам Король. Он смотрел на его выпирающий подбородок, покрытый совершенно седой бородой, и на его вьющиеся каштановые волосы, по бокам спущенные до плеч, на которых даже намека на седину не было. В народе судачили, что борода его поседела от той мудрости, что день ото дня выходила из его уст. Август же видел словно наяву, как Король втихушку красит волосы хной и яичным желтком, а бороду оставляет седой для вот таких подобных сплетен.
Короны с вкрапленными на ободе рубинами на Короле не было, да и одет он был просто, в мягкий свитер и брюки. Ни мундира с именными эполетами Олов, ни багрового цвета мантии, ни подпоясанных кюлотов. Знаками его высшего положения выступали сегодня только кольца на обеих руках да шейных платок из струящегося шелка.
Совершенно потеряв дар речи, Август способен был только кивнуть на произнесенные королем слова. Какое-то время Ноормант Третий молча смотрел на левитанта. То ли ждал ответа, то ли просто изучал.
«Неужели он хочет, чтобы я что-то ему сказал? Чтобы я, что-то, сказал, самому, Королю?»
– Вам, верно, уже сообщили про мою дочь Ограту? – наконец спросил король. – О том, что она пропала. Сыщики считают, она сбежала вместе с тем заключенным, Постулатом.
Август вновь обошелся одним лишь кивком, и достаточно неуклюжим.
– Моя дочь нередко сбегает, господин Ческоль, – продолжал Король, вздыхая. – Думаю, что вы уже слышали об этом, ведь столичная молва неравнодушна к подобного рода скандалам. Однако, поскольку в этот раз моя дочь сбежала вместе с предполагаемым убийцей, думаю, что я имею право на некоторое беспокойство.
Август против воли усмехнулся, забыв на миг, перед кем он сидел. Заметив это, Король улыбнулся и продолжил говорить:
– Вы, господин Ческоль, были рядом с ней в ночь ее побега. И я хочу спросить вас, не упоминала ли Ограта о каком-нибудь месте, куда Постулат хотел отправиться после побега?
Вопрос Короля заставил Августа задуматься. Он в очередной раз стал прогонять в мыслях ту злополучную ночь.
– Она упоминала лишь, что Постулат невиновен в том, в чем его обвиняют, – сказал Август и, поразмыслив, добавил: – Ваше величество.
– То есть про место его прикрытия она не говорила?
– Нет, не говорила. Эээ… ваше величество.
Светлые глаза Короля слегка сузились.
– Скажите, господин Ческоль, какое впечатление произвел на вас Постулат?
– Впечатление? – не понял Август.
– Да. Когда вы помогали ему выбраться из камеры, вы же говорили с ним? Человеку хватает пяти секунд, чтобы сформировать свое мнение о собеседнике.
– Ну… – Напряжение внутри понемногу отступало, и Август развел руками: – На лице Постулата был длинный шрам, и он пытался выбраться из камеры для преступников. Как минимум, он показался мне подозрительным.
К ним в комнату вошел графф в выглаженном фраке, и Август умолк. В руках тот нес поднос с серебряным чайником и блюдцем с пирожными.
– Государь, ваш второй завтрак.
– Выйди, Осфаль. Я не просил, – спокойным тоном приказал Король, не поворачиваясь к слуге.
Графф остановился на полпути.
– Десять утра, государь. Это время для…
– Я сказал тебе выйти.
Король, продолжая смотреть ровно на своего гостя, дважды стукнул пальцами по подлокотнику. Слуга тоже повернул голову к гостю, и посмотрел на него так, словно это Август был повинен в грубости государя. Оскорбленный, Осфаль со скрипом развернулся на каблуках и вышел, а Август неловко заерзал.
– Вы ведь левитант по ипостаси, верно? – спросил у него Король размеренным голосом, будто их и не отвлекали. Август кивнул. – Вот и моя дочь тоже из левитантов. А я – отражатель.
Держа свой повелительный взгляд на Августе, Король вытянул левую руку по направлению к двери, за которой только что скрылся Осфаль, и изящно прокрутил пальцами. Август глянул туда – вокруг двери и рядом с ней ничего не поменялось, но он понял, что отныне эта дверь была перекрыта отражательным монолитом.
– Никогда не мог понять левитантов, – сказал Ноормант Третий, опуская руку на шелковую обивку дивана. – Вы склонны летать не только в небе, но и в мыслях. Вас и ваши мысли сложно поймать. Вечный полет.
Август не знал, что ответить на замечание Короля. Левитанты действительно славились своим легким отношением ко всему вокруг. «Вечные дети», так их называли в народе. Но Август не относил такую характеристику к чему-то постыдному, наоборот, принимал свою непосредственность за силу, которой граффы с другими ипостасями были лишены.
– Я намерен найти свою дочь, господин Ческоль, – услышал он Короля, который оттолкнулся от спинки дивана и сел прямо. – И я рассчитываю на ваше содействие.
Август не удержался от утомленного вздоха.
– Все, что я знал, я уже рассказал двум сыщикам. И телепат меня сканировала.
– Знаю. Но действий по поиску моей дочери вы еще никаких не принимали, правильно?
Август нахмурился.
– Не принимал. Довольно затруднительно что-либо делать, когда тебя держат в тюремной камере. – И в спешке прибавил: – Ваше величество.
Король опустил взгляд на свою руку и принялся покручивать свои кольца.
– Повторюсь. Я рассчитываю на ваше содействие, господин Ческоль. Поэтому именно я принимал решение по вашему наказанию.
Левитант молчал. В ушах его зазвенело. В эти секунды он буквально ощутил, как в его желудке переваривается утренняя порция галет.
– В качестве наказания за ваш проступок я приговариваю вас к году исправительных работ у меня на службе. Вы будете работать в королевском саду, а именно – в клетках окольцованных птиц. Пять дней в неделю, с восьми до восьми.
Августа словно обухом ударили. Нет, десятью обухами. Промолчать он не смог.
– Извините меня за любопытство, ваше величество, но каким образом такой приговор поможет моему вам содействию?
Ноормант Третий грустно улыбнулся, отчего седая борода его как будто заискрилась.
– Как я уже вам говорил, мысли моей дочери сложно уловить. И несмотря на то, что живем мы с ней в соседних покоях, я не могу похвастаться тем, что знаю свою дочь так, как мне следовало бы ее знать. Ограта повадилась хранить от меня… секреты. И я хочу, чтобы вы помогли мне эти секреты разгадать.
После этих слов он расправил ноги и поднялся. Август беспомощно посмотрел на него снизу вверх, как заяц, которого схватили и посадили в клетку. В его ушах продолжало звенеть, и он не был уверен, что расслышал последние слова Короля в достаточной мере полноценно.
– Приятно было с вами познакомиться, господин Ческоль. Мы закончили.
Неспешным, значительным шагом Ноормант Третий направился к двери и во второй раз закрутил пальцами, снимая свой отражательный монолит. Когда двойные двери закрылись за ним, Август уставился на их золотистые ручки.
Бесплатно работать по строгому графику? Целый год? Вставать по будильнику пять дней в неделю, работать с восьми до восьми? Быть прикованным к одному месту и не иметь возможности улетать туда, куда вздумается?
Внезапно он вспомнил о Безликой тюрьме. А что, не такой уж страшной она была. Рядом с ней хотя бы есть море.
***
В зале собраний было шумно как на барахолке. Такого скопления желтых плащей Доди не помнила со времен кражи Белого аурума. Граффы галдели, хаотично перемещались, кто-то выкрикивал приказы, а кто-то эти приказы пропускал мимо ушей. Винить их было не за что: шум стоял жуткий.
Левитанты участка, как это обычно бывало на общих собраниях, расселись на продольных выступах под самым потолком. Среди них была и Вера. Она сидела между двумя служащими канцелярии, которые наперебой говорили ей о чем-то, и широко махала элегантными туфлями. Доди не удивилась бы, если эти самые элегантные туфли сейчас свалились бы на голову стоящим внизу охранникам. «Вечные дети», – подумала Доди, отворачиваясь от левитантов.
Гвалт и неразбериха продолжались до тех пор, пока Женевьевон Миль не поднялся на специальный подмосток, с которого он мог видеть всех собравшихся желтых плащей.
– Объявляю тишину! Эй, Круаз, к тебе это относится в первостепенную очередь!
Белесый офицер, болтающий напротив Доди, тут же умолк и изобразил руками миниатюру «рот на замок». Разговоры в толпе перешли на шепот, а после следующих слов капитана и шепот прекратился.
– Все знают, что произошло, – громко начал свою речь капитан, испытывающе глядя на обращенные к нему лица. – Принцесса Ограта пропала, она сбежала вместе с заключенным крепости Фальцор. И ошибается тот, кто принимает это происшествие за повторение тех, предыдущих, когда принцесса сбегала одна. Сообщаю вам, господа: нынешняя ситуация куда серьезней. Настолько серьезней, что если мы не отыщем принцессу в ближайшее время, то Ноормант Третий уволит всех, кто присутствует в этом зале.