– Твоя работа-болото никуда не денется, а вот мать может и уйти. – Она подмигнула и погладила Доди по плечу. – Давай проведем время вместе, м? Я создам здесь иллюзию. Кухонька твоя, конечно, маловата, но ее размеры я тоже могу приукрасить. Что на счет японского сада? Ручеек, сакура в углу, шатающийся мостик под ногами. Мы с тобой выпьем по бокалу саке и будем болтать. Правда, бутылку я уже откупорила, слишком долго пришлось тебя ждать…
– Никакой иллюзии создавать не надо. Мне некогда. Если хочешь сегодня ночевать здесь – пожалуйста, можешь разместиться на антресоли. А я буду работать.
– Какой вздор, мой бегунок. Ты постоянно работаешь. Нужно и отдыхать когда-то. Иллюзию я уже потренировала, проблем не…
– Из крепости Фальцор сбежал подозреваемый в убийстве, мама! – не выдержала Доди. – Тот подозреваемый, которого посадили в крепость по моему решению. Дежурные эфемеры и левитанты уже ищут его по всей Граффеории, а я понятия не имею, где его искать. И он может продолжать убивать, пока мы тут распиваем с тобой треклятое саке!
Иллюзионист замерла, но только на мгновение.
– Поняла тебя, мой бегунок, – произнесла она мягко и принялась открывать навесные шкафчики.
Гневаясь на мать за ее спокойствие, Доди буркнула:
– Не называй меня бегунком.
– Как скажешь, бегунок. – Женщина вытащила из шкафов баночки со специями. – Тогда ты работай, а я налью тебе чего-нибудь пряного и ароматного – для успокоения нервов. Чай с еловыми шишками!
Доди хотела было возразить, но передумала, решив, что успокоиться ей сейчас не помешает. Она скинула пиджак и уселась за барную стойку, которая в ее маленькой квартире выступала в роли обеденного стола.
– Ты копируешь его, – сказала Фенила Парсо, ставя на плиту чайник.
– Кого?
– А из-за кого ты стала желтым плащом? Детектива Харша твоего.
– Ой, избавь меня от этой чепухи, – процедила Доди, устало облокотившись на стену.
– Давай по-рассуждаем вместе.
Фенила расставила на барной стойке чашки с блюдцами и провела по воздуху рукой, плавно и грациозно, словно принялась выписывать пальцами узоры. Образ японской вишни начал появляться прямо по центру тесной кухни. По мере того, как Фенила говорила, розовые соцветия все ярче проступали в полумраке.
– У тебя, как и у Харша, помимо работы нет никакой жизни. Ты, как и он, буквально закопала себя в делах участка. Вот скажи мне, видишься ли ты с кем-нибудь, кто обращается к тебе просто как к Доди, а не как в детективу Парсо?
Доди хмуро глядела на полупрозрачную сакуру и не ответила.
– У этого твоего Харша, помню, есть друг. Фиц Берег, если я правильно запомнила имя.
– К твоему сведению, у меня тоже есть друзья. И тот факт, что все они работают в полиции, не делает их в меньшей степени людьми.
Фенила заулыбалась. Одной рукой она наливала в чашки кипяток, а второй безостановочно крутила, образуя на вишне новые соцветия и делая образ деревца все плотней. Закончив с чаем, она отставила чайник, кинула в чашки сушеные шишки и присела на стул напротив дочери. Крутить левой рукой она не переставала.
– Можешь впустить в свою жизнь кого-нибудь, кто не держит у себя за пазухой трость желтого плаща. Так, для разнообразия. – Фенила изобразила задумчивость. – Обычного башмачника, например. Или кондитера со Скользкого бульвара, господина Флюга. Чудеснейший из граффов! Кроткий, порядочный. Материализатор, да. Горький шоколад в его исполнении выше всяких похвал.
– Перестань сватать мне своих знакомых, мама. Твоему господину Флюгу не меньше семидесяти.
– Ему всего пятьдесят три!
– Тем хуже. Иметь в пятьдесят три такое скрюченное лицо…
– А твой Харш чем лучше? Такой молодой, а всякий раз при встрече хмурится так, словно из морга вышел.
– Я говорила тебе, отчего он такой.
– О да, слышала я эту историю. – Фенила в последний раз дернула рукой, знаменуя этим готовность своей иллюзии, и с довольством принялась за чай. – Десять лет назад погиб его отчим, который был для него ближе родного отца, даже ближе матери. И с тех пор Ид Харш ни разу нормально не улыбнулся. Красивая и печальная история. Но Доди, уже десять лет прошло! Он до конца своей жизни будет в трауре?
Утомленная этим разговором, Доди взяла ложку и стала бесцельно мешать плавающие в чае шишки.
– Каждый переживает смерть близкого человека по своему, – промычала она.
– Ой, надеюсь после моей смерти ты не будешь так переживать.
– Мама!
– А что? К смерти я отношусь весьма благосклонно. Нас ждет перерождение, другая жизнь. Что же в этом плохого? Может, в моей следующей жизни мне повезет, и у меня будет менее унылая дочь.
Доди фыркнула, а ее мать только довольно сверкнула глазами. Поразительно, в который раз подумала Доди, как у такой эксцентричной женщины могла родиться такая правильная дочь. Фенила Парсо нежным взглядом прошлась по томившейся в тесноте вишне, чьи верхние ветви прогнулись под низким потолком, а потом также нежно посмотрела на Доди.
– Слушай, бегунок. Переезжай-ка к нам.
– Мам, опять ты…
– Оглянись, милая! Как у тебя здесь мало места! Даже сакуру ее естественного размера некуда расположить. А в нашей с отцом квартире просторно, окна выходят на боковой фасад Мартовского дворца…
– Я эфемер, мама. Я не иллюзионист. Я не нуждаюсь в огромных комнатах и близости дворцовых стен для вдохновения.
– Тебе совершенно необязательно жить в этой конуре, – упрямо твердила Фенила. – Да и столько работать тебе необязательно. Напомню, что скоро твоего отца повысят до главного музейного хранителя!
Доди вздохнула. Из раза в раз этот разговор начинался, и из раза в раз этот разговор ничем не заканчивался.
– Я очень рада за вас с папой, правда. Но мне и самой хочется приносить граффам пользу.
– Ах, амбиции, – пропела женщина и махнула головой, отчего рыжий рог на ее макушке сильно качнулся. – Меру в них надо знать.
– Нет у меня никаких амбиций, мне просто нравится делать свою работу.
– Ну да. А детективом высшего ранга ты стала по чистой случайности.
Доди со звоном отставила на блюдце чашку.
– Детективом я стала потому, что инспектор Блефлок без моего ведома рекомендовал меня капитану. Блефлок старательно это отрицает, но я знаю, что все было именно так.
– Однако от должности ты не отказалась, – невинно хлопая глазами, заметила ее мать.
Тесная кухня вдруг стала для Доди еще тесней. Окружавшие ее стены начали наступать, иллюзорная сакура увеличивалась в размерах…
– Не отказалась, – согласилась она, отмахиваясь от наваждения, а Фенила победоносно улыбнулась.
– Это называется амбиции, бегунок.
Спрыгнув со стула, она поправила кимоно и махнула рукой, после чего деревце в розовом цвету разом исчезло.
– Пойду-ка я домой. – Женщина приблизилась к дочери и поцеловала ее в лоб. – Оставлю тебя наедине с упорядоченными мыслями. С ними тебе явно комфортней.
Когда она ушла, Доди еще долго сидела за барной стойкой и бурила взглядом то место, где только что стояла иллюзия. А после, не найдя в себе сил и дальше напрягать ум, полезла на антресоль.
***
Ветреную улицу, куда Доди отправилась сразу после пробуждения, не зря нарекли Ветреной – в теплую погоду по ней ходили сквозняки, а в дождь, как сегодня, на улицу обрушивалась настоящая буря. Черный зонт детектива справлялся со своей задачей кое как. От ветра его спицы выгибались, трость выскальзывала из рук, и в назначенную парадную девушка забежала до костей промокшая.
Племянница Интрикия Петроса, примерная студентка Королевского института, уже ждала ее.
– Присаживайтесь у батареи, детектив, там вам будет удобнее. Принести кофе?
– Было бы замечательно, госпожа Петрос.
От холода Доди перестала чувствовать пальцы на ногах и гостеприимство хозяйки приняла с благодарностью. Большая горячая кружка, протянутая ей, отогрела озябшие руки.
– Что еще вы хотели бы узнать? – спросила девушка, усаживаясь напротив и поправив свои круглые очки, которые превосходили размеры ее глаз в несколько раз. – Как мне помнится, вы уже поймали убийцу моего дяди.
– Дело оказалось запутанней, чем мы думали, – открыто сказала Доди, делая глоток, горячей волной разлившийся по пищеводу.
Госпоже Петрос ее откровение не понравилось. Она чуть было нахмурилась, но почти сразу вернула приветливое выражение. Осунувшееся от печали лицо покоробила жеманная улыбка.
– И что же вы хотите узнать сегодня? – повторила она куда холодней.
И Доди приступила к делу, стараясь выражаться как можно мягче.
– Скажите, у вашего дяди была своя переносная лестница?
– Разумеется была. Он же фонарщиком работал.
– Как часто он носил ее с собой?
– Постоянно носил, даже в нерабочее время. Он относился к ней как к своеобразному талисману.
– Лестница-талисман?
– Ну да. Это ведь обычное дело для вещей-созданиалов.
Доди оцепенела. И как же она раньше об этом не подумала?
– Лестницу вашего дяди создал материализатор? – на всякий случай уточнила она, и племянница кивнула. – Вы уверены, госпожа Петрос?
– Уверена, конечно. Ведь это я ее создала.
Резко выпрямившись, Доди отложила кружку с горячим кофе и ближе придвинулась к свидетельнице.
– Опишите мне эту лестницу, госпожа Петрос. Во всех подробностях.
– Лестницу-то?
– Да.
– Зачем?
Госпожа Петрос потупила взгляд, и Доди стало ясно, что своим изобретением та совсем не гордилась.
– Ваш созданиал исчез, – начала пояснять сыщица. – Возможно, его забрал сам убийца, чтобы замести следы, ведь созданиал сохраняет на себе память и может вывести на граффа, который последним к нему прикасался.
Некоторое время племянница молча размышляла, словно хотела убедиться в правдивости слов детектива. Когда она заговорила, жеманная улыбка исчезла. На смену ей пришла смиренная грусть.
– Лестницу для дяди я создала темной, с красноватым оттенком. В качестве прототипа я брала вишню. Получилось не так, чтобы слишком похоже… На стропилах я нарисовала два солнца – символ света и теплоты. – Она опустила голову и принялась теребить складки на своей юбке. – Слишком низкой она получилась, без верхней ступени. Так себе созданиал. У меня тринадцатая степень ипостаси, в этом причина… Я думала, дядя какое-то время походит с ней, чтобы не обидеть меня, а потом закажет другую лестницу – у более надежного материализатора. Но дядя не заказывал другую. Работал только с моей.