Не выдержала, к его изумлению, Ирвелин.
– Август, не томи! Кто?
А Филипп молча переложил книги на диван, облокотился на колени и сомкнул в сосредоточении пальцы. Выражаясь точнее – он не выдержал вслед за Ирвелин.
– Принцесса Ограта, – произнес Август зловещим шепотом и поведал соседям о той беседе, что приключилась между ним и Огратой в ночь побега. Ирвелин слушала внимательно и совершенно не двигалась, а Филипп… а на Филиппа Август не смотрел, прекрасно понимая, что лицо друга не предвещало ничего, кроме скептически настроенных морщин.
– Если принцесса повинна в нападении на Прута Кремини, то она, должно быть, в курсе дел девяти пилигримов, – рассуждала Ирвелин, как только Август закончил.
– И я не удивлюсь, если и Постулат в курсе, – поддержал левитант. – Возможно, они вдвоем создали что-то наподобие братства против девяти пилигримов.
– И теперь ты думаешь, что мастер Морог с ними заодно?
– Мне пока не приходило это в голову… а теперь приходит!
Август задумался, а Ирвелин продолжала говорить, щеки ее заполыхали от волнения.
– И они втроем – Ограта, Постулат и мастер Морог, – объединились, чтобы найти всех девяти пилигримов и пресечь их новые попытки воровства Белого аурума. Два левитанта и кукловод. Они объединились, чтобы защитить Граффеорию!
– Похоже на правду, – медленно проговорил Август, вспоминая, как на пути к крепости Ограта рассказывала ему о шпионаже и как сильно Граффеория сейчас в нем нуждалась.
– Похоже на правду?! – Филипп выпрямил спину. – Август, да ты даже не уверен, что в День Ола именно Ограта оглушила Прута Кремини! Ты же сам сказал, что твою догадку она не подтвердила. Все, на чем ты основываешься, это ее якобы хитрый взгляд, случившийся в темноте.
– Очень хитрый взгляд, – поправил левитант, и Филипп посмотрел на него с привычным укором. – Да ну тебя!
Август сбросил ноги со столика и ближе придвинулся к Ирвелин. У той горели глаза так же ярко, как и у него, и граффы принялись запоем обсуждать возникшую теорию.
– Звучит как сюжет для неплохой повести, – запел левитант. – Два братства против друг друга: Девять пилигримов и Братство наследницы! Оба действуют в тени и оба держат в союзниках сильных, натренированных граффов. А братство наследницы – это невидимый тыл в рядах оборонителей Граффеории…
– Не сходится только одно, – вставила Ирвелин задумчиво.
– Что же?
– Постулат. Его обвиняют в убийстве граффа. Я не думаю, что наша принцесса взяла бы в свою оборонительную команду убийцу.
Август отмахнулся.
– Постулат никого не убивал, это ясно. И сбежал он из крепости, чтобы избежать тотального сканирования.
– Однако же компания у них собралась не самая благонравная, – отметила Ирвелин. – Постулат обвиняется в убийстве, Ограта бросает тебя в тюрьме на произвол судьбы, а мастер Морог – мучитель и деспот…
– Не всем же борцам за справедливость быть зайками, – поделился своей мудростью Август, а Филипп тем временем произнес:
– Рассуждения у вас, ребята, смехотворные.
К нему повернулась Ирвелин. Медленно, словно Филипп позволил себе нечто крайне предосудительное. Глаза ее сузились, а шея вытянулась как у готового к атаке лебедя.
– Это почему же? – спросила она.
Филипп так же медленно перевел на нее проницательный взгляд.
– Вы выдумали какое-то братство, основываясь лишь на догадке Августа, которая ничем не подкреплена.
– Его догадка мне кажется правдоподобной, – голос Ирвелин ожесточился, и Август вдруг захотел напомнить Филиппу свой недавний совет про дурачка. Но иллюзионисту его совет явно пришелся не во вкусу, поскольку вид он принял еще более рассудительный.
– Кажется правдоподобной? И какие к тому причины?
Ирвелин ему ответила, и пока она отвечала, ноги и руки ее совсем позабыли, как следует двигаться.
– Вспомним День Ола. Принцесса была среди гостей коврового приема, там же были и мы. После кражи Белого аурума желтые плащи выстроили всех гостей в очередь на сканирование телепатом. Скажи, Филипп, помнишь ли ты принцессу в рядах этой очереди?
– Ирвелин, с того времени почти год прошел, сейчас уже сложно сказать.
– Принцесса в очереди тогда не стояла. Ведь если бы стояла, ее обязательно бы окружили стражей. – И с заминкой прибавила: – Я довольно наблюдательна.
Филипп задумался, а Ирвелин тем временем продолжала, не спуская с иллюзиониста хваткого взгляда:
– Можно предположить, что стража увела принцессу сразу после обнаружения кражи, из соображений безопасности. Таким образом, дочь короля оставалась единственным гостем коврового приема, кого не сканировал телепат. Так почему же нельзя допустить, что именно принцесса напала на Прута Кремини в тот день? Учитывая, что после обвинения Августа она промолчала.
– После того удара Прут Кремини заимел сотрясение мозга. Непохоже на действие юной девушки, – ответил Филипп. Левитанту показалось, что друг схватился за последнюю ниточку, но и ее Ирвелин смогла оборвать.
– Но Август же сообщил нам, что принцесса заигралась в шпионку. Что, если это вовсе не игра, а настоящее положение дел.
Надо же, левитант и сам не сказал бы лучше.
– Из всего мною сказанного следует, что догадку Августа нельзя назвать смехотворной, – подытожила Ирвелин и отмерла – пальцы ее заколотили по коленям.
Ответил ей Филипп спустя время.
– Хорошо, Ирвелин. Я тебя услышал. – Он был побежден, о чем свидетельствовали его скулы, переставшие напряжено ходить ходуном.
Больше Ирвелин ничего не говорила. Вместо этого она обратилась вниманием к швейному станку, зажатому между диванами, и Август заторопился вмешаться и поменять тему. Если еще и эти двое вздумают ссориться, прости-прощай их светские четверги.
– Ирвелин, есть продвижение с внуком Золлы? – спросил он с деланным равнодушием.
Отражатель медленно повернула голову к левитанту, а Филипп, взяв в охапку неразложенную стопку книг, поднялся и отошел вглубь библиотеки.
– Нет, – ответила Ирвелин, хотя взгляд ее то и дело обращался к стеллажам. – С поры нашего к нему визита я три раза караулила у его дома. Думала встретить Золлу, выходившего. Но из дома он не выходил.
– Помнится, ты говорила, что он – левитант. Может, из дома он выходил, но только через окно?
– Все может быть.
Она дернула плечом, словно хотела добавить что-то, но передумала. Август стал наблюдать, как Ирвелин перебирала своими длинными пальцами на коленях – словно партию на клавишах исполняла – и ушел в молчаливые раздумья.
Еще с прошлой осени он почувствовал к Ирвелин нечто большее, чем обычную симпатию. Что это было? Чувство родства? Августа тянуло к Ирвелин, будто в ее образе он мог отыскать нечто давно утерянное. Любви родителей он не знал, братьев и сестер у него не было, только ба и де у него были, вечно где-то странствующие. До прошлой осени Август и не понимал, что отчаянно искал человека, в присутствии которого он смог бы ощутить то самое родство, ощущение дома. Когда что бы не случилось, вы вдвоем можете рассчитывать друг на друга. Когда вы разные настолько, что ладить не всегда выходит, но поддержка – та самая, которая вопреки – она сохранится.
Однажды он понял, кем была для него Ирвелин. Не то сестра, не то подруга. Рядом с ней ему было хорошо. Рядом с ней ему было как дома.
– Ирвелин, я кое-что скрыл от тебя, – произнес Август с серьезным выражением, глядя на ее короткие, короче чем у него, волосы.
Отражатель перестала колотить пальцами.
– О чем ты?
С центрального прохода возвращался Филипп, книг он больше не нес. Подходя к ним, иллюзионист изящно крутанул рукой, после чего несколько фонарей потухли и иллюзорный лес ушел в полумрак. Островок с мебелью, в котором сидели граффы, остался единственным светлым пятном во всей библиотеке.
– За помощь в побеге Постулата принцесса пообещала мне не только мешочек с реями, – продолжал Август.
– А что же еще?
Филипп сел сбоку от Августа и тоже посмотрел на левитанта. Тот сглотнул. Отчего-то признание давалось ему тяжело.
– Ограта пообещала мне, что если я помогу ей освободить Постулата, она обеспечит твоему отцу право на возвращение в Граффеорию.
Ирвелин затихла. Казалось даже, перестала дышать.
– И ты поверил ей?
Ожидая услышать от нее нечто совсем иное, с ответом Август медлил.
– Да, поверил. Точнее… я хотел ей поверить.
– Вернуть отцу право на возвращение может лишь действующий король, при условии, если его решение поддержит большинство советников, – проговорила Ирвелин бесстрастным голосом, от которого Августу стало не по себе.
– Правильно, – ответил он, кивая, хотя про участие советников он слышал впервые. – А Ограта – дочь короля, вдобавок она будущая королева, и перед тем, как дать ей свое согласие, я не мог этого не учесть.
– И что теперь? – не дослушав, кинула вопросом Ирвелин. Она опять не двигалась. Совершенно. Ее руки застыли на коленях, плечи были напряженны. – Ты выполнил свою часть договора, Постулат свободен. Выполнит ли Ограта свою часть?
– Я не знаю, – с виноватым видом промямлил Август. Потом он обернулся к Филиппу, ожидая, что тот похвалит его за самопожертвование, за смелый и отчаянный поступок, но тот молчал, без конца почесывая свой сломанный нос. Август собрался уже пихнуть его в бок, растормошить, как Ирвелин резко поднялась:
– Мне нужно в уборную.
Ни на кого не глядя, она обошла столик в виде пня и скрылась в коридоре. Август нахмурился. Что он сделал не так?
С этим вопросом он обратился к Филиппу, и тот, оставив свой нос в покое, тихо пояснил:
– Ты дал ей надежду. И тут же эту надежду отнял.
«Какие мы нежные», – рассержено думал Август, когда спустя полчаса спускался по винтовой лестнице. В библиотеку Ирвелин так и не вернулась, что разозлило его. Несмотря на вкрадчивое разъяснение Филиппа, Август не взял в толк, где он поступил не по совести и как его поступок мог ее обидеть. Он ведь помочь ей хотел.