связывает их с гибелью Фрэнка Трингли. И появлением Сьюзен. Потому что она была в доме Трингли, когда тот умер, и потому, что именно ее пытались похитить те парни из Брамми[16].
– Опять криминальный след. Надо заодно взглянуть, что у нас есть на этого Холли.
– Рег Холли, – уточнил Мерлин. – Только смотри, осторожнее. Через обычные каналы запросов не делай. Грин считает, что у него есть связи. А еще они, кажется, вась-вась с Меррихью.
– Понятно. Ладно, посмотрю, может, нарою что-нибудь. Загляну утром, перед работой. Ты будешь спать?
– Может, и нет, – ответил Мерлин.
– Береги себя, братишка, – сказала Вивьен и пошла к выходу, но у лестницы остановилась и обернулась. – И Сьюзен береги. Она мне нравится.
– Мне тоже, – отозвался Мерлин и нахмурился, пытаясь понять, в чем тут дело.
Сьюзен совсем не походила на тех девушек, которые обычно привлекали его: внешность, происхождение, манеры – все другое. Конечно, она симпатичная, это правда, но дело не только в этом. Ему нравилось смотреть, как она двигается, нравилось слушать ее голос, а еще ему импонировало спокойствие, с которым она восприняла все, что свалилось на нее в последние дни, – на ее месте кто угодно пришел бы в ужас.
Одним словом, Мерлин понял, что его чувство к Сьюзен было каким угодно, но только не легкомысленным. И это его тревожило, ведь легкомыслие всегда было основой его натуры и ничего другого он не желал. Или, по крайней мере, не желал раньше…
Глава 13
Крадутся тени по стене,
Как волны, плещутся во сне,
Танцуют, скачут при луне —
Ведь тени тьма нужна и свет,
Иначе тени просто нет.
Второй раз Сьюзен проснулась посреди ночи. Полежав немного, она поняла, что ее разбудил звук, точнее, звон, пронзительный, как пожарная сигнализация, и в то же время приглушенный, будто звонок придавили подушкой. Шел он откуда-то снизу.
Только она успела все это сообразить, как в дверь отрывисто и громко постучал Мерлин.
– Сьюзен! Это я. Вставай и одевайся!
Мгновение спустя он распахнул дверь, вбежал в комнату и ринулся к заднему окошку, левой рукой прикрывая глаза от яркого белого света, который вдруг вспыхнул на улице. В открытую дверь беспрепятственно врывался дребезжащий звон.
Сьюзен вскочила; не снимая мешковатой футболки, влетела в трусы и лифчик, натянула спецовку.
– В чем дело?
– Кто-то задел сигнализацию по периметру участка, на заднем дворе зажегся свет, а в комнате миссис Эл сработал сигнал, – ответил Мерлин. Стоя сбоку от заднего окна, он осторожно, чтобы его не увидели снаружи, вытягивал шею и выглядывал во двор. – Пригнись, близко не подходи.
Сьюзен нагнулась и принялась шнуровать свои мартенсы.
– Черт! – ругнулся Мерлин, отскочил от окна, метнулся в коридор и закричал в лестничный пролет: – Грин! Не стреляй, дай им войти на территорию! Не…
Крак-крак-крак-крак – четыре выстрела заглушили его слова. Мерлин опять метнулся к заднему окну и выглянул во двор.
– Чтоб тебя! Умно. Сьюзен, возьми саблю и запри дверь.
– Да что происходит-то?
– Троянский конь. Двое бандитов в бронежилетах, заполненных живым серебром. Грин только что пристрелила их прямо на пороге – пролила кровь. А кровь и ртуть на время парализуют даже здешнюю защиту, и… так я и думал… котлорожденный здесь. Запри дверь!
И он выбежал из дома, на ходу снимая перчатку с левой руки, которая сразу засеребрилась в темноте.
Сьюзен выхватила саблю из ножен, заперла дверь и бросилась к окну. Она не могла припомнить, чтобы ее сердце хоть раз билось так отчаянно, как сейчас.
Как и Мерлин, она встала не прямо у окна, а за стеной и, вытянув шею, заглянула вниз. Через лужайку к дому шел человек в синем больничном халате, неплотно завязанном на спине. В пронзительном свете прожекторов его силуэт резко выделялся на фоне травы. Сначала Сьюзен показалось, что человек пьян – слишком уж осторожно он двигался, словно ему было трудно идти по прямой и не терять равновесие. Потом она заметила, что голова человека как-то криво сидит на шее, а в следующую секунду с ужасом увидела, что его тень – вовсе не тень, а клубок полупрозрачных, вроде клубов дыма, щупалец, который ползет за ним по пятам, причем копошение этого клубка совсем не совпадает с движениями тела.
Сьюзен ойкнула, услышав новые выстрелы. Кто-то – Грин или миссис Лондон – палил в незнакомца от задней двери дома. Она видела, как пули впились ему в голову и в грудь, как брызнули из ран клочки мяса и осколки костей, но не пролилось ни капли крови: порождение котла только покачнулось, будто от сильного порыва ветра, и продолжило свой путь.
И тут во двор выбежал Мерлин с тем самым, древним, мечом в руке. На немыслимой для человека скорости он понесся прямо на порождение, метя мечом ему под колени. Но оно тоже прибавило шагу, подпрыгнуло и в прыжке встретило Мерлина лицом к лицу. Последовал стремительный обмен ударами: меч и руки с растопыренными пальцами так и мелькали в воздухе. Меч отсекал от рук небольшие фрагменты, но это было все равно что резать бревно бритвой, а когда порождение едва не схватило Мерлина за руку, Сьюзен вскрикнула: ей не надо было объяснять, что мертвое, раз вцепившись в живое, уже не выпустит его.
Мерлин пятился к сараю на краю двора – заманивает котлорожденного подальше от дома, сообразила Сьюзен. Но живой мертвец упорно стремился к своей цели. Сделав шаг туда, куда его заманивал книготорговец, он решительно развернулся и побежал к задней двери дома, где встретился с миссис Лондон, державшей двуручный меч – грубую подделку под старинный палаш шотландских горцев, какими любят иногда пощеголять бандиты Глазго. Женщина обрушила косой удар на плечо порождения, но ей не хватило стремительности книготорговца. Котлорожденный пригнулся, нырнул под клинок и нанес женщине такой удар сбоку, что она отлетела в огород, тяжело ударилась оземь и затихла.
Возможно, это стоило миссис Лондон жизни, но она все же задержала врага. Подоспел Мерлин и сзади, с разворота, нанес могучий удар в то место, где шея котлорожденного соединялась с головой. Шейные позвонки, и без того, видимо, поврежденные в момент смерти, не выдержали, голова отскочила и ударилась о забор.
Но обезглавленное тело не перестало двигаться. Оно повернулось к Мерлину и протянуло к нему руки. Сьюзен с ужасом наблюдала, как Мерлин работает мечом, отрубая от рук и ног котлорожденного все новые и новые куски, как он забегает то с одной стороны, то с другой, наскакивает и отступает, чтобы не попасть в смертельную хватку. Тем временем у ограды отсеченная голова высовывала язык и щелкала челюстями, тщетно пытаясь зацепиться за землю и повернуться так, чтобы видеть драку.
Вдруг в комнате раздался странный звук. Сьюзен стремительно обернулась. Что-то глухо стукнуло один раз, точно где-то далеко деревянная палочка ударила в кожу барабана – «тук». В комнате было темно, и Сьюзен ничего не увидела, но снова услышала «тук», теперь совсем близко.
Что-то капнуло на нее сверху. Прикоснувшись пальцами к щеке, Сьюзен нащупала влагу и подняла голову к потолку, соображая, что бы это могло быть. Сильных дождей в последнее время не случалось, да и крыша никогда не протекала…
Вдруг от потолка отделился пласт штукатурки и рухнул на пол перед дверью. Поднялись клубы пыли, полетели куски известки. Сквозь круглую дыру в потолке хлынула кровь, лишая силы защитные чары. Вместе с кровью в комнату упал мертвец – или умирающий. Даже в полумраке Сьюзен видела, что его горло перерезано от уха до уха. Спасательный жилет в нескольких местах был располосован ударами ножа, из порезов текла ртуть. Яркие серебристые потоки сплетались с темными, более стремительными и зловещими.
Сьюзен взяла саблю на изготовку, ожидая нападения, и во всю силу легких стала звать:
– Мерли-и-ин! Мерли-и-ин!
И тут из дыры над дверью посыпались гоблины, целая лавина – они появлялись по двое или по трое, падали на пол, друг на друга, откатывались в сторону, подпрыгивали и хихикали, но так тихо, будто их возня шла где-то под периной. Внешне они ничем не отличались от гоблинов с ярмарки – те же уродливые дети с худыми лицами и лихорадочно горящими щеками, – только на них были кожаные передники, которые хлопали, когда существа слетали с потолка, задирались и обнажали ножки-палочки, точно воткнутые в тело снизу: ни округлостей ягодиц, ни половых органов. Казалось, сотни кукол, Барби или Экшн Джексонов, вдруг постарели, пострашнели и обрели плоть.
Сьюзен рубанула одного гоблина мечом, внутренне готовясь к ужасу: ощущению металла, впивающегося в живое мясо, брызгам крови и прочему. Но лезвие прошло через гоблина и его кожаный передник, как сквозь туман, не оставив даже следа. Сьюзен, которая рассчитывала на сопротивление, отлетела в сторону вместе с саблей.
В один миг она оказалась в кольце гоблинов, чьи трехпалые ручонки зашарили по ее телу – странно ощутимые, несмотря на только что явленную бестелесность. Сьюзен бросила саблю – слишком новая, на потусторонних захватчиков такое не действует – и стала отбиваться руками и ногами.
– На помощь! Помогите! Гоблины!
Но гоблины гроздьями повисли на руках и ногах девушки и повалили ее. Едва она оказалась на полу, как ей заткнули рот кляпом, который соорудили из наволочки от ее же подушки, перетянули лодыжки и запястья кожаными ремнями и, не давая опомниться, подняли ее и стали передавать из рук в руки. Сьюзен поплыла над головами гоблинов, словно рокер, рискнувший прыгнуть со сцены в толпу поклонников и подхваченный множеством рук. Из дыры в потолке высыпались новые гоблины и образовали многослойную пирамиду. Когда Сьюзен приблизилась к ней, гоблины стали поднимать ее все выше и выше, пока она не прошла сквозь дыру в потолке. Оказавшись на чердаке, она увидела проломленные балки, снятую черепицу и дыру, за которой открывалось звездное небо. Тут же лежал еще один труп – скинхед, совсем юный, почти мальчик: горло перерезано, кровь выпущена, чтобы ослабить заклятие. Рядом валялась пустая бутылка из-под ртути, снабженная лабораторной этикеткой с черепом и скрещенными костями.