плато. Прогнозируй, соображай, а кроме того, помогай во всем. Воспитанник Ленинградского горного института, ты хорошо квалифицирован в минералогии, а это основа всей практики.
Ивернев слушал, делая время от времени заметки в полевой книжке, переплетенной в серый холст.Кончив наставления, профессор Андреев задумался, откинувшись в кресле. Ивернев закурил, рассматривая орнамент на громадном, во всю стену, китайском ковре, потом спросил:
— О чем это вы, Леонид Кириллович?
— Грустно сделалось. Когда-то, в твои годы, я пробовал представить себе, будет ли такое время, что я не смогу ехать в экспедицию?
— Разве вы не можете ехать?
— Могу, только никогда не ездил, чтобы поработать в полную силу. Мои помощники,от главного геолога до проводника,всегда говорили: «С вами хоть на край света, хоть в саму преисподнюю». Почему? Медом по губам не мазал, уговаривать да льстить не мастер,требовал сурово.А потому,что всегда считал, что у начальника не только голова должна соображать, этого мало. Начальник — тот, кто в трудные моменты не только наравне, а впереди всех. Первое плечо под застрявшую машину- начальника, первый в ледяную воду- начальник, первая лодка через порог- начальника; потому-то он и начальник, что ум, мужество, сила,здоровье позволяют быть впереди. А если не позволяют- нечего и браться.
— Не могу согласиться с вами, Леонид Кириллович! Если коллектив хороший, загорелся общей работой…
— А надолго этого горения хватит, если никто не будет вести? Нет, раз уж сердце сдало,не могу больше тащить лошадей на веревках по обрыву, гнать плот, рубить лес. Не могу! А думалось раньше, что так вот- раз, упаду и умру на леднике,в тайге или в пустыне. Почему-то больше хотелось в пустыне, чтоб сложили товарищи каменный холм и он служил бы ориентиром для таких же,как я, исследователей земли. Знаешь стихотворение Марины Цветаевой про арабского коня? О легенде,что ежели такой конь больше бежать не может, то перекусывает на ходу себе жилу и умирает, истекая кровью…
— Да что это с вами, Леонид Кириллович, дорогой?
— Разве не видишь? Смерть как хочу поехать в Индию,а знаю, что жары там не выдержу и вернут домой как бесполезный тюк.
— Ну и терминология у вас! Тюк… вьюк… каюк! — расхохотался Ивернев.
Леонид Кириллович посмотрел на ученика почти с негодованием, подумал и улыбнулся сам.
— Так уж от века идет.Сам такой был в молодости,тоже не верилось, что могу умереть.Не думал,что буду горько жалеть об упущенных возможностях, зная, что они более не представятся. А ежели представятся, то не будет сил.
— Я никогда еще не жалел об упущенном.
— Конечно. Потому, что впереди еще бесконечная дорога! Это и есть молодость. А вот когда придет время и поймешь, что ничего другого уже больше никогда не будет…
— Мне это трудно понять.
— И долго еще не поймешь.Ну ладно, бог с ними, с упущенными возможностями. Нет их,так есть неотложные дела! Кстати, нет ли в личных бумагах твоего отца каких-нибудь указаний на древние рудники в Средней или Центральной Азии?
— Как, и вы об этом!
— Что это с тобой? Нервы не в порядке? Комиссию проходил? Смотри не сконфузься с командировкой, дело ответственное. Помнится, ты путал что-то с моим приездом, мямлил по телефону чепуху.
— Ни при чем тут нервы!Дело в том,что вы уже второй человек,интересующийся личным архивом моего отца.
Настал черед насторожиться профессору.
— Собственно говоря, интересуюсь-то не я, черта мне в древних рудниках, это дело рудных поисковиков да еще археологов.Как раз тут объявился приезжий археолог, не то немец, не то турок из Анкарского археологического института. Был, между прочим, и у меня,откуда-то узнал, что я был учеником Максимилиана Федоровича. Помнится, твой отец описывал рудники трехтысячелетней давности где-то на границе с Афганистаном и с Ираном. Так этот профессор Вильфрид Дерагази…
— Как, как?
— Вильфрид Дерагази.Звучная такая фамилия,легко запоминается. Он рассказал мне о дравидийской культуре, распространившейся четыре тысячи лет назад из Индии в Западный Китай и в нашу Среднюю Азию. Есть такая культура Анау — названа по кишлаку близ Ашхабада, чем-то сверхзамечательная, но якобы у нас мало раскопанная, как сетовал турецкий профессор. Эта культура служит мостом между Индией и Критом,а тот, в свою очередь, с Северной Африкой. Ее признаки обнаружены в пустыне Сахара. Найдены удивительные по красоте маленькие скульптуры, рисунки, керамика.Институт хочет применить современные научные методы для прослеживания дальних связей и путей расселения — спектроскопические изотопные анализы металлов и минералов в украшениях и других предметах. Требуется всего по грамму от каждого образца. Профессор и собирает их по тем местам, где, предполагается, проходили древние связи. Интересно и дельно!
— Интересно-то интересно,- энергично раскуривая папиросу,заметил Ивернев, — но почему-то Тата… моя невеста, которая только что ушла от меня, очень интересовалась личным архивом отца.
— Что-о? Для какой цели? И кто она, собственно?
— Дочь одного из таежных спутников отца, был такой Павел Черных.
— Точно был?
— Не знаю. В голову не приходило проверить. Да и как это сделать?
— Попытаемся. Хотя… почему бы ему и не быть?
— Вы хотите сказать, что Тата… может быть, вовсе не Черных?
— Как я могу такое предположить? Тут уж ты сам должен определить, в чем дело. И что же интересовало твою Тату?
— Просто личность моего отца, его маршруты, детали, рисующие облик моего и ее отца.
— М-м… И давно она… гм… ушла?
— Несколько дней. Я был в Москве, когда мама мне телеграфировала.
— Кто знает, может, случайное совпадение? Скорее всего. Ну, пойдем пить чай, слышишь: Екатерина Алексеевна звякает чашками.
Ивернев продолжал сидеть в напряженном раздумье. Андреев встал, положил руку на его плечо.
— Пошли!
Ивернев поднялся, затем жестом остановил профессора:
— А на кого он похож, этот заграничный археолог?
— Красивый, довольно молодой. Мрачно красивый, что-то от киногероя, демоническое,сильное. Словом, примечательный человек. Он у меня ужинал и всех очаровал.Ритка повела его в Большой на балет и прямо в восторге от такого кавалера. Говорит, все девчонки глаза пялили на этого Дерагази.
— На каком языке говорит?
— С нами на любых трех, у нас принятых: английском, французском, немецком. Немного знает по-русски. Говорит, что владеет еще несколькими языками!
— Счастливый человек!
— Ну, ты изучил два, и куда лучше, чем я. Не способен есмь.- Профессор задумался и добавил: — А как одет этот турок! И еще мне бросилось в глаза у него кольцо с интересным камнем. Пожалуй, только геолог и может оценить выдумку.Представь себе, кристалл хиастолита разрезан поперек главной оптической оси, так что на свету дает…
— Серый крест!
— Ну, разумеется.Бог мой, ты побледнел как стена! Что это с тобой творится? Сядь!
Ивернев нетерпеливо топнул ногой:
— Леонид Кириллович,что же это такое? Тата,она… она постоянно носила такое же кольцо!
— Хо-хо!… — Андреев сразу посуровел и даже взял папиросу из портсигара Ивернева. Закурил, подумал, поискал что-то в записной книжке и снял телефонную трубку.- Совпадение или не совпадение, посмотрим. Мало ли что! Это профессор Андреев, геолог, мне надо посоветоваться по срочному делу, — продолжал он в трубку.- Нет, пусть лучше кто-нибудь от вас придет ко мне на дом или в институт. А я вам говорю, что лучше, у меня есть и своя голова на плечах! Хорошо, соедините меня с кем-нибудь постарше. Смотрите, будете отвечать! Так-то лучше!
Ивернев слушал отрывистый односторонний разговор, а в голове вертелись жалящие мысли: «Тата, Тата! Неужели?… Дар Алтая… Зачем?»
— Товарищ подполковник,- продолжал Леонид Кириллович и вкратце рассказал о Дерагази и Тате.- Да,он еще здесь, приехал в научную командировку. Конечно, может быть, чистая случайность.- Леонид Кириллович облегченно и негромко рассмеялся. — Мой ученик? Здесь, да. Сейчас у меня. Через час будете? Очень хорошо, прямо к чаю.
Профессор повесил трубку и пристально посмотрел в лицо своему ученику.
— Понимаешь, Мстислав, это мы должны сообразить, зачем нужны сведения о твоем отце и какие сведения.Иначе кто же поймет? Как это хорошо получается в шпионских книжках: премудрый детектив садится,размышляет и ловит нить мотива.Да ведь сила врага в том и заключается,что ему уже все ясно с начала, а нам невдомек. Если есть вообще враг, а не выдумка от начала до конца, построенная на случайном совпадении.
— Совпадений-то два, — тихо и морщась, точно от боли, возразил Ивернев.
— Как так?
— Первое: два человека- обоих интересуют какие-то данные из неопубликованных, не маршрутных, а личных дневников отца. Второе: оба носят совершенно одинаковые кольца, каких мы ранее ни на ком другом не видели.
— Ишь ты! В самом деле! Так ты думаешь, что твоя Тата…
— Ничего я не думаю и не хочу думать!- резко воскликнул Ивернев.
— Думать придется,- со вздохом ответил Андреев.- Смерть как не люблю таких дел. Разом вспоминаешь, что, кроме земной коры, пустынь, лесов и гор, есть всякая гадость заугольная и подпольная. Ощущение, что ходишь по полу, а пол-то стоит на болоте, и под ним что-то копошится.
— Ну, это вы уж чересчур, Леонид Кириллович. — Горькие морщины выдавали внутреннюю борьбу Ивернева.
— А вот и Каточек! — преувеличенно громко приветствовал Андреев входившую жену.
— Курил опять?- подозрительно спросила та. — А где же клятвы и решения?
— Да вот, понимаешь, Каточек, тут разволновался насчет Индии. Едет вот, — он кивнул на Ивернева.
— Ну и что? Мстислав- в Индию, Финогенов- в Африку, завтра еще кто-нибудь из твоих учеников отправится в Афганистан или Ирак.Тебе не придется папиросы из зубов выпускать…
— Нет, нет, согрешу разок и больше не буду! Как там насчет чаю? Сейчас придет один геолог, с Дальнего Востока.
— Кто такой?
— Ты не знаешь. Он геолог-эксплуатационник.