Иззи соскребла иней со стекла и выглянула наружу. Ее глаза уловили какое-то движение, отразившееся в темном стекле, она обернулась, с удивлением заметив, что в мастерской появился кто-то еще. У стены с магическими картинами замерла фигурка стройной рыжеволосой девушки в джинсах и свитере, полностью скрывавшем верхнюю часть ее тела.
Иззи перевела взгляд с худощавой девушки на картины. Полотно, висящее напротив, было выполнено масляной пастелью и озаглавлено «Энни Нин». Образ на картине и стоящая перед ней девушка были похожи как две капли воды.
— Может, это из-за того, что мы немного побаиваемся тебя, — сказала Энни, словно отвечая на недавнее восклицание Иззи.
Хотя Иззи давно убедилась, что ее картины могут вызывать людей из другого мира, появление ньюмена всё же было для нее неожиданностью, и от этого ее сердце испуганно затрепетало.
— Вы опасаетесь меня? — наконец смогла она произнести.
Энни коротко пожала плечами, словно научилась этому жесту у Джона.
— Подумай сама, — сказала она. — Это что-то вроде встречи с Богом, ты не находишь?
— О, перестань, пожалуйста! — Энни рассмеялась:
— Ну хорошо. Ты нас не создавала, просто предложила образы на своих картинах. Но без тебя нас бы здесь не было, и ты должна понять, что встреча с тобой пугает почти каждого из нас.
— Если ты пыталась заставить меня еще острее ощутить свою вину, то ты своего добилась.
— Почему ты чувствуешь себя виноватой? — удивилась Энни.
— Этот мир представляет для вас опасность, — ответила Иззи.
Энни наклонила голову набок и пожала плечами:
— Ты, наверно, разговаривала с Джоном.
— В последнее время нет.
— Да, конечно, он очень упрям.
— За что он меня так сильно ненавидит? — спросила Иззи.
— Он не испытывает ненависти по отношению к тебе. Он просто слишком гордый. Надо дать ему время, чтобы опомниться.
— Прошел уже целый год, — вздохнула Иззи. — Скажи, он так себя ведет из-за того, что я не перестала писать эти картины? Не перестала вызывать вас?
Энни нахмурилась:
— Если дело только в этом, он не имеет права сердиться на тебя. Мы, так же как и он, сами выбираем, приходить в этот мир или нет. — Лицо Энни прояснилось. — И я ни на минуту не пожалела о своем выборе. Мне нравится ваш мир. И всем остальным тоже. Здесь можно увидеть так много удивительных вещей, можно пойти куда-нибудь и встретить разных людей. Одного дня в вашем мире хватило, чтобы рассеять все сомнения.
Улыбка Энни была так заразительна, что Иззи тоже улыбнулась ей в ответ.
— Вот только почему ты всех нас держишь здесь? — спросила Энни. — Если ты и дальше будешь писать столько картин, мы скоро не поместимся в студии.
— Это ради вашей безопасности, — объяснила Иззи. — Чтобы никто не смог причинить вам вред.
— А что нам может угрожать?
— Джон говорил, что Рашкин представляет опасность.
Неожиданно для себя Иззи рассказала об ужасном сне в ночь после разрыва с Джоном. О Рашкине и его арбалете, об охоте на ньюменов в такую же снежную бурю, как и та, что шумела сегодня за окнами мастерской. О гибели крылатой кошки и о вмешательстве Джона, сохранившем жизнь Пэддиджеку.
— Ты, наверно, ужасно переживала, — сказала Энни, выслушав рассказ.
Иззи кивнула:
— И я не могу допустить, чтобы с кем-то из вас произошло нечто подобное. Вот поэтому и прячу всех вас здесь.
— Мы и сами неплохо умеем прятаться, — заверила ее Энни. — Никто не может нас увидеть, пока мы сами этого не захотим.
— Я имею в виду полотна. Я должна сохранить их.
— Но ведь Рашкина здесь нет, — возразила Энни. — Он же уехал из города.
— Я знаю. Но он видел мою последнюю выставку и прислал мне свои замечания.
Энни вопросительно подняла брови:
— Это похоже на помощь, а не на угрозу. А ты уверена, что арбалет был в руках Рашкина?
Иззи кивнула.
— Но ведь ты видела его во сне?
— Да, во сне.
— Тогда как же ты можешь утверждать, что это был он? — спросила Энни. — Я слышала, что во сне люди видят самые невероятные вещи, а когда просыпаются, то всё исчезает. Это правда?
— Да, но ленты не исчезли, когда я проснулась, а две картины безнадежно испорчены.
— И всё же это не доказывает вину Рашкина.
— Но Джон говорил...
— Джон мне очень нравится, — прервала ее Энни. — И всем остальным тоже. И конечно, мы можем погибнуть, если уничтожить наши картины-врата, но я не уверена, что мы должны считать Рашкина опасным. Джон иногда способен невзлюбить какого-то человека и приписывать ему ужасные пороки только из-за того, что он не такой, как все.
— Я не думаю, что Джон способен на такое.
— Я не утверждаю, что он делает это намеренно. Но я совершенно точно знаю, что он ревновал тебя всё то время, которое ты проводила с Рашкиным. Кроме того, он невзлюбил этого человека с первого взгляда. Об этом мне рассказал Пэддиджек. А он знает Джона лучше, чем кто-либо из нас.
— И всё равно, — не согласилась Иззи, — лучше перестраховаться, чем потом сожалеть.
— Никто не сможет повредить полотна во время выставки, — возразила Энни. — Ведь в галерее, наверно, есть своя охрана?
— Да, но что будет, если Рашкин купит картины? Денег у него вполне достаточно.
— Надо просто предупредить ту женщину, которая занимается выставкой, чтобы она не продавала картины ему.
«Или его поверенным», — подумала Иззи. Но она так до сих пор и не поняла причины беспокойства Энни.
— Что изменится для вас, если я все же решусь выставить ваши полотна? — спросила Иззи.
— Здесь становится слишком тесно, — пожала плечами Энни. — Ты же знаешь, мы все связаны со своими полотнами-вратами. Где бы мы ни находились, достаточно представить себе картину, и мы мгновенно перемещаемся в то место, где она находится. — Энни улыбнулась. — Временами мы сталкиваемся друг с другом. Нам нравятся эти произведения, но это не значит, что мы всегда радуемся обществу себе подобных. А кроме того, — Энни обвела рукой студию. — Работы, находящиеся в мастерской, заслуживают большей аудитории, чем мы и те несколько твоих друзей, которые здесь бывают.
Спустя некоторое время Иззи и Энни вышли из студии и направились каждая своей дорогой. Решение так и не было принято. Кэти, выслушав рассказ о визите ньюмена, довольно улыбнулась.
— Вот видишь? — сказала она. — Я же говорила, тебе не стоит так сильно за них переживать.
— Но если полотна будут уничтожены, они погибнут. Значит, на мне лежит ответственность за сохранность картин.
Кэти пожала плечами:
— Бог свидетель, я не желаю гибели никому из них и не хочу, чтобы они подвергались опасности, но я согласна с Энни. Эти работы достойны большей аудитории. А поскольку Рашкин уже не представляет угрозы...
— Он всегда опасен, — прервала ее Иззи. — Где бы ни находился.
— Прежде чем ты примешь какое-то решение, я бы посоветовала тебе поговорить с каждым ньюменом в отдельности, — предложила Кэти. — Пусть они решают сами за себя — так же, как и в случае перехода границы между мирами.
— Если я только смогу их отыскать, — ответила Иззи.
Но оказалось, что визит Энни помог остальным преодолеть свою застенчивость. Спустя пару дней, отперев дверь студии, Иззи обнаружила внутри на кушетке женщину-львицу Грейс с журналом в руках. Высокая Грейс держалась с таким поистине царственным достоинством, что Иззи совершенно растерялась в ее присутствии.
— Я думаю, ты меня поймешь, — говорила потом Иззи пришедшей позже Энни. — Не хочу сказать ничего плохого о Грейс, но, когда она рядом, я кажусь себе совсем маленькой, и не только из-за разницы в росте.
— О, она — крепкий орешек, — со смехом ответила Энни.
— Грейс сказала мне почти то же самое, что и ты, — продолжила Иззи. — Я имею в виду то, что в студии становится слишком людно.
— По-моему, Грейс не понравится ни одно помещение, в котором находится еще хотя бы одна женщина кроме нее самой.
— Она говорила, что ты ее недолюбливаешь из-за того парня, который тебе нравился, но предпочел Грейс.
— Не так уж он мне и нравился, — вздохнула Энни. — Пожалуй, совсем не нравился. Но теперь ты сама все понимаешь. Мы такие же, как и вы. У каждого своя внешность, свой характер и свои особенности, и не все радуются встрече с остальными.
— И всё же я никогда не перестану волноваться о каждом из вас.
— Тогда надо расспросить каждого лично, — посоветовала Энни. — Те, кто захочет выйти в мир, пусть сами скажут о своем желании, и их картины будут выставлены в галерее. Другие пусть остаются здесь.
Это предложение, по мнению Иззи, было самым разумным из всего, что она слышала раньше.
— А как насчет тебя? — спросила она Энни. — Ты тоже хочешь уйти?
— Мне всё равно, — пожала плечами Энни. — Если ты решишь куда-нибудь переместить мою картину, то я бы предпочла библиотеку — мне очень нравится читать книги. Но с другой стороны, мне не хотелось бы уходить далеко отсюда. Я люблю смотреть, как оживают твои картины, это настоящее волшебство, — добавила она с улыбкой.
— А что было у вас в прошлом? — спросила Иззи. — Я когда-то пыталась поговорить на эту тему с Джоном, но он был не слишком разговорчивым.
— Это всё потому, что никто из нас не помнит, что было в прошлом. Я и сама спрашивала многих, но никто не смог ничего вспомнить. Получается, что наша жизнь началась после пересечения границы. — Энни усмехнулась, видя разочарование на лице Иззи. — Но зато я могу рассказать о том, как нам живется сейчас, — добавила она.
Весь вечер, пока Иззи работала над незаконченным пейзажем, Энни сидела на стуле рядом с мольбертом и болтала без умолку. Чуть позже в студии появилось еще одно существо с картины Иззи — горгулья Розвиндль, и все трое провели ночь за разговорами, знакомясь друг с другом и обсуждая остальных ньюменов.
В течение нескольких дней в мастерской Иззи перебывали почти все ее ньюмены. Некоторые из них приходили не по одному разу, другие проводили в студии всего лишь несколько минут, а потом торопились по своим делам. Исключение составили только Джон Свитграсс и Пэддиджек. Отсутствие Джона было понятно Иззи, и она притворялась, что это ее не беспокоит. Но ей очень хотелось увидеться с Пэддиджеком, одним из первых существ, появившихся благодаря ее творчеству. Иззи надеялась расспросить его о прошлогодней зимней ночи.