А второй разговор, наверно, лучше вообще не трогать. Он в нем ничего понять не может.
Но тон голоса Валерии, когда она сняла трубку, навел его на кое-какие мысли.
Ее спонтанная реакция была чем-то средним между удивлением и испугом. Вернее, в ее реакции слышалась смесь удивления и испуга.
Она сказала: «Ты с ума сошел», потом запнулась, не закончив фразу, наверняка собиралась сказать: «звонить».
— Ты с ума сошел звонить.
Значит, между тем типом и Валерией был уговор неизвестно с каких пор.
Мужчина должен был на некоторое время воздержаться от звонков. А он не выдержал.
Но ведь Валерия во время звонка была дома одна, как обычно, и никто не мог их подслушать, так почему же она не хотела с ним говорить?
Если б он был лишь любовником, вряд ли у нее возникли бы такие сложности.
Так что он был не любовником.
А тогда кем же?
И кого боялась Валерия? Кто не должен был услышать их разговор?
Муж в дальнем рейсе? Нет, конечно. Лоредана в больнице? Тоже нет.
А тогда кто?
Неужели Валерия догадалась, что телефон поставят на прослушку?
Раз так, это означает, что связь с тем типом представляла для нее угрозу.
Миссия Мими приобретала ключевую важность.
В половине двенадцатого зазвонил телефон. Это была Ливия.
— Ложусь спать. Хотела просто пожелать тебе доброй ночи.
Голос звучал так, будто она простужена.
— Ты здорова?
— Нет.
— У тебя температура?
— Не думаю, я не знаю, такого со мной раньше не бывало.
— А что ты чувствуешь?
— С утра, как проснулась, меня все время тянет поплакать.
Он удивился. У Ливии нечасто на глаза наворачивались слезы.
— И говорить тоже не хочется. Хочется только лечь спать. Сейчас приму снотворное. Прости.
— Это ты меня прости.
Из сердца вырвалось. Это он во всем виноват. Но Ливия неожиданно ответила:
— Тебе не за что извиняться. Ты тут ни при чем, наша нынешняя ситуация ни при чем.
— А тогда из-за чего?
— Я же тебе сказала. Не знаю, не понимаю. Чувствую будто нависшую пустоту, скорую невосполнимую утрату. Мою, личную. Как то ощущение, когда я узнала, что мама неизлечимо больна. Нечто похожее. Но я не хочу тебя огорчать. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — ответил Монтальбано, чувствуя себя негодяем.
Он и был им. Но сделать ничего не мог.
Взял аппарат, перенес в спальню, помылся, лег.
Лежал на спине, уставясь в потолок; никак не мог перестать думать о Ливии.
Около полуночи телефон зазвонил, и все его мысли, кроме мысли о Мариан, как ветром сдуло.
— Привет, комиссар.
— Привет. Как идут дела с Лариани?
— Что тебе сказать? Сегодня он звонил и сказал, что почти наверняка послезавтра покажет мне картины.
— Будем надеяться, на этот раз так и случится.
— Будем надеяться, потому что тратить вот так целые дни мне…
— Объяснишь, почему ты вчера не позвонила?
Мариан хохотнула.
— Почему ты смеешься?
— Ты иногда напускаешь такой суровый комиссарский тон.
— Я не нарочно…
— Знаю. Ты правда хочешь знать?
— Да.
— Просто я заметила, что после разговора с тобой мне трудно перестать думать о тебе. Чем дальше, тем сильнее. И чем больше я думаю, тем неодолимее желание быть с тобой. И, пока это невозможно, я делаюсь раздражительной, рассеянной или не могу уснуть. Вот я и решила устроить опыт и не стала тебе звонить. И было еще хуже. Вот теперь звоню тебе из Милана. Поверь, я больше не могу, я схожу с ума, сижу тут и не могу…
Как громом поразило.
— Твою ж мать!
Вырвалось.
— Да что это с тобой? — изумилась Мариан.
— Договори, договори!
— Что договорить?
— Ты начала говорить, что больше не можешь, сходишь с ума, сидишь и не можешь…
— Ты свихнулся, да?
— Прошу, умоляю, заклинаю: не можешь сделать что?
Мариан замолчала.
А когда заговорила, ее тон был ледяным и насмешливым.
— Обнять тебя, дурачок. Поцеловать, болван. Заняться с тобой любовью, идиот.
И повесила трубку.
Она использовала те же слова, что и Лоредана!
Неужели Лоредана была в том же положении, что и Мариан?
Но надо было загладить вину.
Перезвонил Мариан на мобильный. Гудки. Набрал номер домашнего телефона. Не отвечают, возможно, выдернули вилку. С четвертой попытки дозвониться на мобильный Мариан наконец ответила.
Убил больше получаса, чтобы помириться.
Наконец Мариан пожелала ему доброй ночи привычно-ласковым любящим тоном.
Комиссар смог спокойно уснуть.
В комиссариате его уже ждали Мими с Фацио.
— Я с докладом, — сказал Ауджелло.
— Цветешь и пахнешь, — отозвался комиссар. — Что это Валерия не выжала из тебя все соки?
— Я пока до этого не дошел.
— А докуда дошел?
— Убедил ее вновь показать товар, чтобы удостовериться в его свежести путем поверхностного ощупывания. Заявил, что безумно влюблен в нее и готов на все.
— Понял. Как она отреагировала на мое интервью?
— Уверен, что после него она и решила дать добро на дегустацию товара. Но когда я попытался перейти от дегустации к покупке, она меня притормозила вопросом, готов ли я ради нее рискнуть по-крупному.
— Так и сказала?
— Этими самыми словами. Рискнуть по-крупному.
— А ты что ответил?
— Что готов за нее жизнь отдать.
— И музыка играла?
— А то! Из ящика.
— Кто знает, что у нее на уме, — вставил Фацио.
— Сегодня после обеда она раскроет карты, — сказал Ауджелло. — Ждет меня к четырем. Дело явно будет долгим.
Собрание закончилось.
— Ай, синьор комиссар! Синьор комиссар!
Когда Катарелла заводил эту песню, было ясно, что речь пойдет о господах начальниках, как он говорил.
— Начальство звонит?
— Так точно. Они на проводе еще!
Монтальбано представил Бонетти-Альдериги эдаким матерым вороном, взгромоздившимся на телефонный провод.
— Переключи на меня.
— Монтальбано?
— Слушаю, господин начальник.
— Можете заскочить ко мне?
— Уже лечу.
Сел в машину, выехал. Обычно, когда его призывал начальник управления, его ждала суровая порка, заслуженная или незаслуженная, так что всю дорогу он старался убедить себя сохранять спокойствие, что бы тот ни сказал.
Начальник сразу его принял.
Ему, видимо, все еще нездоровилось — в лице желтизна, как в том сне, когда он восстал из гроба. И в обхождении вдруг весь такой вежливый.
— Садитесь, дорогой Монтальбано. Как поживаете?
Никогда еще Бонетти-Альдериги не задавал таких вопросов. Или конец света близится?
— Нормально, а вы?
— Пока не очень хорошо, но это пройдет. Я побеспокоил вас, чтобы спросить, есть ли у вас сейчас, помимо дела Савастано, другие расследования.
— Нету.
— Ответьте честно, это расследование может продолжить синьор Ауджелло?
— Разумеется.
— Отлично. Как, возможно, вы уже знаете, синьор Спозито и все сотрудники отдела по борьбе с терроризмом заняты охотой на трех тунисцев, укрывшихся в нашей провинции. Их обвиняют в контрабанде оружием. Местность слишком обширная, и синьор Спозито сегодня утром, прежде чем поехать на подмогу своим людям, зашел ко мне с просьбой о подкреплении. А я не знаю, где его взять. Хватило бы и того, если б вы и двое ваших людей… Вопрос пары дней, не больше.
Начальник был явно не в курсе всех подробностей этой истории.
— Я не против.
— Благодарю вас. Я решил сперва уточнить у вас, прежде чем говорить с синьором Спозито. Уверен, когда я его извещу, синьор Спозито будет очень рад.
Встал, протянул комиссару руку, улыбнулся.
Монтальбано вышел из кабинета совершенно оглушенным, переживая за состояние здоровья «господ начальников».
Решил, раз уж он тут, стоит заодно и своими делами заняться — где два, там и три.
Он спустился в подвал. В кабине двенадцать «Б» Де Никола продолжал щелкать кроссворды.
— Добрый день. Звонки были?
— Да. Один в восемь от мужа, еще один — в полдевятого от какой-то синьоры, собирала пожертвования, а потом, в девять, звонила синьора Бонифачо, говорила с синьорой Ди Марта.
— Я бы хотел прослушать последний разговор, — сказал комиссар, надевая наушники.
— Лореда, радость моя, в котором часу тебя отпустят?
— В полдень.
— Я заеду за тобой на машине. Не могу поверить, что мы снова будем вместе.
— Я тоже. Как здорово! Слушай, только не сердись, ты сказала ему, что меня выписали?
— Нет, не сказала.
— Почему?
— Потому что пока так будет лучше.
— Но я…
— Так будет лучше, говорю тебе. Не заставляй меня повторять сто раз. Про мужа слышала?
— Да. В палате есть телевизор.
— Я познакомилась с одним типом, он может нам пригодиться. Взяла его в оборот.
— Кто он?
— Адвокат. Зовут Диего Крома.
— Как ты сказала?
— Диего Крома.
— По-моему, я его знаю. А почему ты думаешь, что он может нам пригодиться?
— При встрече расскажу. До скорого.
— Мне сходить выпить кофе? — улыбаясь, спросил Де Никола.
Комиссар недоуменно посмотрел на него.
— Этот разговор не будете переписывать?
Монтальбано вспомнил и улыбнулся в ответ:
— Нет, спасибо.
Про арест Ди Марты — ни единого словечка. И эта стена, в которую утыкается Лоредана всякий раз, как хочет выйти с кем-то на связь, а Валерия ей не дает.
В контору не поехал, а сразу направился обедать к Энцо. Потом прогулялся до мола, сел передохнуть на плоский камень. Краб, едва завидев его, скрылся под водой. Должно быть, не в настроении для игр. Видно, и крабам случается встать не с той ноги.
Было очевидно, что на первый план в расследовании убийства Савастано выходила Валерия Бонифачо. Возможно, он допустил ошибку, отдав все дело на откуп Мими. Надо было подключить и Фацио.