Лезвие вечности — страница 18 из 68

Словом, физик Стэн Долтон отправился в Россию, а на стол генерала Курбатова легло сообщение, подписанное Леди Джейн. Но еще раньше, по возвращении Слейда из Каира, секретарь Ингрэм извлек из повешенного на спинку стула пиджака шефа крохотный микрофон. Интенсивные контакты с Леди Джейн беспокоили Курбатова, но иного выхода он не видел — игра шла по-крупному. Увы, Леди Джейн ничего не смог узнать о том, кого конкретно будет искать в Москве Стэн Долтон, иначе Курбатов сделал бы упреждающий ход.

В аэропорту Джека Слейда встретил сотрудник посольства — молодой, но уже начинающий лысеть элегантно одетый джентльмен.

— Мистер Долтон?

— Да. А вы, полагаю, мистер Блейк?

— К вашим услугам, сэр. Вон там, на стоянке, ваша машина — «Опель-Кадет», вы просили поскромнее. Согласно вашим пожеланиям, мы не стали бронировать номер в гостинице, а сняли для вас квартиру.

— Где именно?

— На шоссе Энтузиастов, не очень далеко от центра.

— Спасибо, мистер Блейк.

— Хотите, чтобы я сопровождал вас, или возьмете адрес и поедете сами?

— Поеду один. Хочу осмотреться, привыкнуть. Я давно не был в Москве.

Они обменялись понимающими взглядами. Блейк направился к своей машине, а Джек Слейд уселся в «опель». Он включил зажигание и тронулся с места.

Полковник Лысенко следовал за ним в «ладе» с форсированным двигателем и системой коммуникации с автоматической кодировкой сигнала, замаскированной под сотовый телефон.

Квартира Слейду понравилась. Просторная гостиная. Уютная спальня, будоражащая воображение и пробуждающая ненужные мысли об интимных свиданиях. Телевизор с видеомагнитофоном, музыкальный центр, компьютер, телефон. Возле музыкального центра Слейд с удивлением обнаружил стопку компакт-дисков своих любимых исполнителей: Синатры, Тома Джонса, Энди Уильямса… Да, о нем позаботились весьма предупредительно, но это было еще не все.

Часа через два, когда Слейд под сладкоголосое пение Энгельберта Хампердинка закончил распаковывать чемоданы, в дверь позвонили условным сигналом: три коротких и длинный — так оповещал о себе мистер Блейк.

Ни слова не говоря, Блейк раскрыл набитый электронной аппаратурой кейс, заменил компьютерный модем, повертел какие-то ручки и удовлетворенно кивнул.

— Кодирование связи с Лондоном есть. А «жучков» нет.

— Я просил данные об окружении Кострова, — напомнил Слейд.

— Да-да… Круг его знакомств нами определен. Вы можете сослаться на двоих: Анатолия Рыбина и Леонида Верницкого. Оба коллекционеры, оба скупали у Кострова египетские раритеты. Ни того, ни другого сейчас нет в Москве.

— А где они?

— Первый в Ницце, второй в Эстонии.

— А если Костров свяжется с ними по телефону? Блейк пожал плечами.

— Вы слишком много от нас хотите, мистер Долтон. Не могли же мы и это предусмотреть.

— Вы правы, — вздохнул Слейд. — Давайте сведения о Рыбине и Верницком.

Вытащив из кармана тонкую пачку листов с высококачественными распечатками, Блейк протянул ее Слейду.

— Я вам больше не нужен, мистер Долтон? Тот отрицательно покачал головой.

— Если понадоблюсь, — Блейк двинулся к выходу, — вы знаете, как меня найти.

— Благодарю вас, мистер Блейк.

Изучив распечатки, Слейд сжег их в туалете и спустил пепел в унитаз. Затем поднял телефонную трубку, набрал номер.

— Слушаю. — Прозвучал вальяжный басок.

— Господина Кострова, пожалуйста. — Русский язык Слейда был безупречен, словно британский разведчик родился не в Лондоне, а где-нибудь под Рязанью.

— Костров у телефона. Кто это?

— Михаил Игнатьевич, вы со мной не знакомы. Мне рекомендовал обратиться к вам господин Рыбин.

— Вот как? — насторожился Костров. — А по какому вопросу?

— Я коллекционер и хотел бы приобрести что-нибудь из произведений древнеегипетского искусства. Моя фамилия Мищенко.

Костров помолчал. Ни о каком Мищенко он никогда не слышал ни от Рыбина, ни от кого-то другого. Мищенко этот вполне может оказаться заурядным жуликом, грабителем, мошенником, или незаурядным, что еще хуже. Дудки, сначала проверим тебя, приятель.

— Господин Мищенко…

— Владимир Геннадьевич.

— Владимир Геннадьевич, а давно вы видели Рыбина?

— Две недели назад. Как раз перед его отъездом в Ниццу.

— И как он? Усы еще не сбрил?

В голосе Слейда зазвучало искреннее недоумение.

— Михаил Игнатьевич, боюсь, вы неправильно меня поняли. Я имею в виду Анатолия Рыбина, моего старинного друга. А он сроду усов не носил.

— Ах этот… Который ездит на девяносто девятой цвета мокрого асфальта?

— Да нет же! — Недоуменные интонации усилились. — На белом «понтиаке». У него еще собака Альма, догиня…

— Теперь понял, — произнес Костров дружелюбнее. — Значит, он рассказал вам обо мне…

— Он и Леня Верницкий.

Услышав о Верницком, Костров еще больше успокоился. Конечно, стопроцентной гарантии нет, но как же знакомиться с новыми покупателями, если шарахаться от всех и каждого, рассудил Михаил Игнатьевич. Жаль, сейчас нет ни Верницкого, ни Рыбина, позвонить бы им… Ну да ладно, примем дополнительные меры предосторожности.

— Хорошо, Владимир Геннадьевич, — сказал Костров. — Вы где живете?

— Шоссе Энтузиастов, между Войтовича и Авиамоторной. У Рогожского кладбища.

— Тогда давайте встретимся через час у метро «Площадь Ильича», согласны?

— Разве ее не переименовали? Я-то на метро не езжу, все на машине…

— Да шут их знает… Я ведь тоже не езжу. От них всего можно ожидать. Но вы поняли где?

— Конечно, Михаил Игнатьевич. Я согласен.

— Как я вас узнаю?

— У меня бежевый «Опель-Кадет».

— Договорились.

* * *

Костров сразу заметил машину Слейда, но подходить не спешил. Он рассматривал англичанина издали добрых пятнадцать минут, прежде чем пришел к выводу: вызывает доверие, опасности, скорее всего, не представляет. Хотя, с другой стороны, если бы мошенники не вызывали доверия… Эх, знать бы, где упасть, соломку подстелил.

Костров решительно подошел к «Опель-Кадету» и наклонился к открытому окну.

— Владимир Геннадьевич?

— Михаил Игнатьевич? — Слейд бросил взгляд на левую руку Кострова — не хватало фаланг двух пальцев. — Рад знакомству. Садитесь в машину…

После получасовой беседы, в течение которой Костров окончательно убедился, что Мищенко отлично знает и Рыбина, и Верницкого, Слейд перешел в наступление.

— Меня главным образом интересует эпоха Нового царства, — сказал он. — Вы располагаете чем-либо из этого периода?

— Да, кое-что есть, — ответил Костров, уже проникшийся симпатией к собеседнику (симпатия симпатией, но и номер машины он запомнил). — Но, как вы понимаете, весьма и весьма недешево…

Слейд весело рассмеялся.

— Право же, Михаил Игнатьевич, этим вы меня не испугаете. На прошлой неделе я заплатил десять тысяч долларов за египетскую вазу.

«Ого, — мысленно восхитился Костров. — Крупная рыба, если не врет. К цене каждой вещи будем приписывать справа ноль».

— Может быть, поедем ко мне и посмотрим? — предложил Михаил Игнатьевич.

— Охотно, — улыбнулся Слейд. — Показывайте дорогу.

— Вон там моя машина. Поезжайте за мной. Машина Кострова, а за ней «Опель-Кадет» влились в транспортный поток. Следом покатила неприметная «лада».

28

Темнота невыносимо раздражала Бориса Градова. Это раздражение было сильнее, чем тревога и страх. Мысленно слившись с героем «Колодца и маятника», он измерял каземат шагами. Семь шагов в длину, пять в ширину. Удалось нащупать деревянный стол, кровать (к изумлению Бориса, с постельным бельем!), два табурета.

Сидя на кровати, Борис предавался невеселым размышлениям. Персонаж из пьесы Чехова прокомментировал бы ситуацию словами: «Мы попали в ЗАПИНДЮ». Вот именно — в «запиндю», да еще в какую… Кто эти люди? Чего они добиваются? Впрочем, ответ на второй вопрос ясен: им нужен пароль к секретному файлу. Как только тюремщики убедятся, что пароль пленнику не известен, они избавятся от Бориса, как от хлама, обузы. Так, может, не стоит их разочаровывать? Торговаться, пытаться выиграть время? Но с таким, как горилла Алик, не особенно поторгуешься.

Напряженные раздумья Бориса были прерваны — вспыхнул яркий свет. Градов зажмурился, а когда открыл глаза, увидел, что на ощупь определил размещение предметов в камере в общем правильно. Только в углу стоял еще маленький металлический столик и возле него — удобное кресло.

Дверь отворилась, и в камеру вошел пожилой человек, уставившийся на Бориса необычайно проницательным взглядом. Градов не отводил глаз. Так продолжалось с минуту, после чего вошедший притворил за собой дверь, сел в кресло и сказал:

— Здравствуйте, Борис Михайлович. Меня зовут Генрих Рудольфович Бек. Не вижу смысла прятаться за чужим именем, потому что мы либо расстанемся друзьями, либо вы вообще отсюда не выйдете.

— В представлениях нет нужды, — парировал Градов. — Я узнал вас, видел по телевизору, кажется в благотворительной программе. Господин Бек, владелец того и сего, друг бедноты, покровитель детишек-сирот… Знаете, мне очень хочется увидеть вас по телевизору еще раз. В программе «Человек и закон»…

Бек слушал, чуть покачивая головой, с интересом и даже будто бы с удовольствием.

— Господин Градов, — произнес он, немного помолчав, — вы понимаете, что нам необходим пароль к файлу. Вы дадите нам его, но чуть позже, а сейчас я пришел не за этим. Представьте, сгораю от любопытства. Кто вы, собственно, такой?

— Борис Градов, ди-джей «Золотого века», начинающий писатель.

— О да… Ваш опус я читал. Впечатляющий камуфляж.

— Камуфляж? В каком смысле?

— Сами понимаете. Да и вся ваша жизнь — камуфляж. Что вы, например, скажете об этом? — В руках Бека появился вырванный из ежедневника Бориса листок. Генрих Рудольфович прочел вслух: — «Двенадцатого мая, в шестнадцать сорок пять — встреча с Юргеном. Документы Шернера». Кто такой Юрген? О каких документах идет речь?