Мой переезд в Москву мама воспринимает как собственный воспитательный провал. И каждый раз пытается наставить меня на путь истинный. То есть вернуть блудную дочь туда, где ей самое место – в родной дом.
– Папа переживает, – говорит она, – спрашивает, может, выслать тебе денег?
– Не надо, мамуль, спасибо. У меня всё есть. Я ж подрабатываю, – говорю максимально убедительно, если мать услышит хоть тень сомнения, я ей уже ничего не докажу.
Кстати, отчима я называю папой с самого дня их свадьбы.
Помню тогда я подошла к нему и подёргала за штанину костюма. Мне было чуть больше трёх лет, и до ладони Виктора, особенно если она была поднята, я ещё не доставала.
Он нагнулся ко мне и подхватил на руки.
– Кто это тут у нас? – улыбнулся он, щекоча мне щёку усами.
Я обхватила его лицо, повернула к себе ухом и зашептала:
– Скажи, а ты правда теперь мой папа?
Виктор поднёс меня к окну, поставил на подоконник и, серьёзно глядя мне в глаза, ответил:
– Правда. Теперь я твой папа и буду защищать от всех, кто захочет тебя обидеть.
– Даже от Ваньки с Таманской?
– Даже от Ваньки, – улыбается он.
– Папочка, – шепчу ему на ухо, обхватив за шею. – Я тебя люблю.
Моей щеки в тот момент касалось что-то мокрое, но тогда я ещё не знала, что взрослый усатый мужчина может плакать от слов маленькой девочки.
Виктор не делал различия между мной и близнецами, даже относился ко мне более трепетно, бережно и заботливо, но не потому, что я не была его ребёнком, а потому, что я была девочкой – хрупкой и ранимой, которую требовалось защищать от всего мира.
Может, поэтому я и выросла такой трусихой. Ведь папа всегда был рядом…
– Это хорошо, что ты подрабатываешь, а на учёбу времени у тебя хватает? – мамин голос вырывает меня из воспоминаний.
– Да, мамуль, хватает, я ведь не полный день работаю. А скажи… – этот вопрос – табу в нашей семье, мама ни разу не ответила на него в моём детстве, но новая я очень хочет узнать ответ на него. – Мам, кем был мой отец? Который настоящий…
– Виктор – твой настоящий отец, – сталь в её голосе ощущается даже на расстоянии в тысячу с лишним километров.
– Да, но я имею в виду…
– Прости, доча, мне нужно идти, потом поговорим, в другой раз, – перебивает она и отключается.
Я смотрю на потемневшую трубку и думаю, что, наверное, никогда не узнаю ответ на этот вопрос. Да и стоит ли знать? Мама права, мой настоящий отец – Виктор. И никто иной.
Иду на кухню, завариваю себе ароматный зелёный чай с лепестками цветов и кусочками яблок. Снова сажусь за ноутбук и открываю сайт аэроклуба. С фотографии на меня смотрит улыбающийся мужчина в парашютном костюме и показывает большой палец. Совсем скоро и у меня будет такая же фотография.
17
Хорошая погода устанавливается в субботу.
Накануне днём мне звонят из аэроклуба и сообщают отличную новость. Я подтверждаю бронь и отправляю деньги. Выбираю индивидуальный прыжок, поскольку впервые не только не стеснена в средствах, но и никто не следит, как именно я потрачу деньги.
А Павлов оказывается совсем не жадным и присылает даже большую сумму, чем я называла. Мне это импонирует. К тому же теперь я смогу угостить его обедом после прыжка. Я уже разузнала про ближайшее кафе, где очень вкусно готовят, хотя, конечно, не так изысканно и дорого, как в ресторане, где Александр угощал меня ужином.
Ровно в семь ноль-ноль выхожу из подъезда. Я нещадно зеваю, поскольку за минувший час и чашку крепчайшего и суперсладкого кофе проснуться мне так и не удалось.
– Доброе утро, соня, – чёрный внедорожник припаркован у подъезда, Павлов стоит снаружи, прислонившись к водительской двери и скрестив на груди руки.
– Доброе утро, – бормочу в ответ и пытаюсь улыбнуться, хотя если бы впереди не маячило исполнение мечты, из дома в такую рань я б ни за что не выползла.
Сажусь в машину и откидываю голову на спинку кресла. Глаза так и закрываются, стараясь вернуть меня в царство снов, чтоб досмотреть историю про двух щук, которых я поймала без всякой удочки, едва шевеля в воде пальцами ног.
Чувствую прикосновение к груди и животу. Вот ведь наглец! Не могу сказать, что мне неприятны касания Павлова, особенно в состоянии полудрёмы, но всё равно возмущена его наглостью.
– Ты меня лапаешь? – спрашиваю, даже не открывая глаз. Строгое звучание голоса смазывается зеванием.
В ответ слышится смешок и иронично-обиженное:
– Даже и не думал, всего лишь хотел тебя пристегнуть.
– А-а, ну тогда пристёгивай, – разрешаю я и со спокойной душой пытаюсь уплыть в царство Морфея.
– Эй, ты только не засыпай! Я не знаю, куда ехать!
Точно, я ему так и не сказала – сюрприз же. Значит, поспать не получится, придётся показывать дорогу. У меня в телефоне забит маршрут, но Александру я его не показываю, а то неинтересно будет. Ни ему, ни мне.
Каждые две минуты зеваю с печальным стоном. Конечно, поспать ещё часик-полтора по дороге очень хочется, но сюрприз нельзя испортить. Мне же хочется посмотреть на лицо Павлова, когда он увидит, куда я его заманила.
Моргая, стараюсь надолго не закрывать глаза, а то они так и норовят не открыться, каждый раз с усилием приходится поднимать веки обратно.
– Ладно уж, уговорила, – ехидно произносит Александр, – посмотри за моим сиденьем.
Я наклоняюсь и шарю рукой в поисках того, сама не знаю чего. Павлов в это время оказывается в опасной близости от моего носа. Я глубоко вдыхаю его аромат, затем ещё раз и поднимаю глаза. Этот паразит искоса посматривает на меня и ухмыляется.
Он что, только что наблюдал, как я его нюхаю? Вот ведь гад! Ну никакой совести.
Пощупав ещё за сиденьем, рука натыкается на что-то продолговатое и металлическое. Тяну это к себе и вижу серебристый термос.
– Наливай, – командует Александр.
Немного смущённая тем, что он смотрел, как я его обнюхиваю, беспрекословно слушаюсь.
Отвинчиваю крышку, нажимаю кнопку, и салон заполняет божественный аромат.
– Господи, кофе! – это настолько потрясающее открытие, что я готова расцеловать Павлова.
– Можешь называть меня просто Саша, – снова усмехается он, – но мне приятно, что ты обо мне такого высокого мнения.
Я закатываю глаза – этот представитель мужеского пола просто невыносим. Но он взял с собой кофе, что мне не пришло в сонную голову, поэтому можно его простить.
Наливаю напиток в крышку от термоса. Он горячий, крепкий и сладкий – именно то, что нужно. Делаю пару глотков и блаженно жмурюсь. Кажется, утро и вправду становится добрее.
– Эй, а про меня ты забыла? Как насчёт поделиться? – и голос такой обиженный. Поднимаю на него глаза и встречаю лукавый взгляд. Ну ладно, держи.
Протягиваю ему крышку, из которой только пила сама, даже не собираясь её чем-то ополаскивать. Но к моему удивлению Павлов не только не выказывает какой-либо брезгливости, но даже, напротив, поворачивает крышку и подносит ко рту ровно тем местом, которого касались мои губы.
Меня словно пронзает разрядом молнии, где-то глубоко внутри зарождается горячечное тепло и распространяется по всему телу. Я чувствую, что жар приливает даже к щекам, окрашивая их в ярко-розовый цвет.
Во все глаза смотрю на Павлова, не в силах оторвать взгляд. А он наблюдает за мной в зеркало заднего вида. Он облизывает губы, на которых осталась полоска сладкого кофе, и я выдыхаю с каким-то сиплым свистом, только сейчас вдруг осознавая, что всё это время задерживала дыхание.
Александр протягивает обратно пустую крышку от термоса и бросает короткий взгляд. Его обычно голубые глаза становятся тёмно-синими. Я спешно отворачиваюсь, прерывая зрительный контакт, но родившиеся внутри ощущения никуда не исчезают.
– Спасибо, – говорит Павлов. И его голос точно так же сипит.
Неужели мы оба подхватили какой-то вирус? Но ведь тогда нас не допустят к прыжку. В голове кружат какие-то дурацкие мысли, как оправдания той бури, что творится у меня внутри. Но я понимаю, что вирус здесь совершенно ни при чём. И я не настолько наивна, чтобы не понимать, что происходит между нами.
Просто Саша мне нравится. И я ему, очевидно, тоже.
В салоне повисает молчание. Оно не неловкое. Оно… предгрозовое. И вот вроде бы ничего не произошло, но в то же время нечто неуловимо меняется навсегда.
Павлов включает радио, и дальше мы едем, слушая незатейливые мелодии. Каждый из нас думает о своём.
Я совершенно оглушена своими чувствами. К тому же мы находимся наедине, в тесном пространстве автомобиля, где всё пропитано его чуть терпким и ужасно сексуальным ароматом.
Зато спать мне уже совершенно не хочется. А чего хочется? Поскорее оказаться на аэродроме.
18
Когда я указываю последний поворот, справа мелькает вывеска аэроклуба. Павлов немного напрягается, но молчит.
Нас встречает коренастый мужичок в защитной одежде и жмёт Александру руку. Со мной только здоровается, хотя полёт заказывала я. Этот мужской шовинизм вызывает лишь улыбку.
Мужичок представляется инструктором Юрием и ведёт нас в один из ангаров. Их здесь три и ещё прямоугольное здание с большими окнами и вышкой. Все постройки яркие и красивые, раскрашены в два цвета – красно-белая, красно-зелёная, сине-жёлтая, и жёлто-зелёная. Смотрится в комплексе просто потрясающе.
– Как тебе такое в голову только пришло? – негромко интересуется Павлов, пока мы идём за инструктором, что-то рассказывающем нам о клубе.
– Мечта детства, – шепчу ему в ответ.
– Так ты раньше не прыгала? – кажется, Александр чего-то испугался.
– Не-а, – улыбаюсь, довольно жмурясь, – вообще в воздух никогда не поднималась, даже на колесе обозрения не каталась. – А ты?
– Давно, – отвечает он задумчиво, – в молодости.
– А сейчас ты старый? – удивляюсь я.
– Да уж постарше некоторых… – он явно хочет ещё что-то сказать, но в этот момент Юрий заходит в ангар, и мы следом за ним.