Сегодня я в открытом вечернем платье и на головокружительных шпильках, поэтому помощь Вимана совсем не лишняя. Не уверена, что смогла бы дойти сама.
Я принимаю статуэтку золотого медведя, которая оказывается обжигающе горячей по сравнению с моими ледяными ладонями. Курт что-то говорит со сцены, но я не разбираю слов, хотя мы и стоим плечом к плечу. Только улавливаю своё имя, произнесённое несколько раз. Затем он слегка подталкивает меня и делает шаг назад.
Я остаюсь у микрофона одна, перевожу взгляд на медведя и улыбаюсь. Слова подготовленной на всякий случай речи совершенно вылетели из головы, но я точно знаю, что должна сейчас сказать.
Облизываю пересохшие, несмотря на помаду, губы и говорю самые правильные слова, которые должна была произнести уже очень давно:
– Я хочу сказать спасибо моему отцу и его жене Констанс, без поддержки которых у меня ничего бы не получилось…
Только сейчас понимаю, что уже давно начала воспринимать Валентина как своего отца, но почему-то не осознавала этого. Он и Констанс с девочками уже давно считали меня своей семьёй, Клер называет меня старшей сестрой и именно так представляет своим подругам.
Нет, Виктор по-прежнему останется моим папой, но и Валентин тоже. Просто я необыкновенно счастливый человек, потому что у меня – два отца.
– Спасибо, папа, твоя помощь и поддержка очень много для меня значат. Без тебя не было бы этого фильма… – один короткий вздох и говорю дальше, потому что сейчас я исполнена слов, которые жизненно необходимо произнести. – «Лгунья» – это не просто фильм, это моё признание, моё прощение одному человеку, с которым у меня не было возможности объясниться. Я очень надеюсь, что этот человек увидит наш фильм и поймёт то, что я хотела ему сказать. Ведь все мы можем однажды совершить ошибку, но каждый из нас заслуживает прощения…
Мои слова тонут в гуле аплодисментов. Обратно в зал мы с Куртом возвращаемся, сопровождаемые овациями, и ведущий почти минуту не может перейти к следующей номинации.
Валентин… нет, отец встаёт и крепко прижимает меня к себе. И снова взрыв аплодисментов. Вокруг щёлкают вспышки фотокамер, а я стою посреди этого бушующего моря людей и чувствую себя абсолютно счастливой.
После вручения наград я даю интервью журналистам. Меня засыпают вопросами о таинственном человеке, которому я посвятила свою историю. Я только улыбаюсь и многозначительно молчу.
А потом… на фуршете, где также полно народу, где снуют официанты с напитками и закусками, где ко мне то и дело подходят незнакомые люди, чтобы поздравить с заслуженной победой…
Там я вижу ЕГО.
Александр стоит рядом с довольно моложавой, очень красивой и ухоженной женщиной. Он смотрит на меня поверх бокала с шампанским.
Я чувствую, как сердце пропускает удар, а затем начинает колотиться в бешеном ритме. Я подавляю болезненный укол ревности. Напоминая себе, что прошло уже два года. Это я помнила его каждый день, а у Павлова, вполне возможно, уже семья и дети.
Мы смотрим друг на друга, между нами ходят какие-то люди, на время закрывая обзор, но мы не прекращаем этого молчаливого поединка взглядов.
Павлов не выдерживает первым и идёт ко мне.
Меня бросает сначала в жар, потом в холод, но я не могу отвести взгляда от его приближающейся фигуры.
Мне кажется, Александр стал ещё красивее за эти годы. Он выглядит возмужавшим, повзрослевшим и безумно притягательным.
Павлов подходит ко мне. Он молчит, просто смотрит, но в его взгляде рождаются и умирают целые галактики.
– Привет, – говорю я, протягивая ему ладонь, – меня зовут Юлия Воронина, я сценарист.
– Александр Павлов, – подхватывает он мою игру, – бизнесмен.
Вместо пожатия он поднимает мою руку и целует кончики пальцев.
– Я очень скучал по тебе, Юля.
53
Павлов скучал по ней. Эта яркая весёлая девчонка за совсем недолгое время сумела просочиться в его мысли и чувства и прочно поселиться там. Его солнечная девочка. Да это слово лучше всего ей подходило. Солнечная.
Сначала он обижался. Очень сильно. За то, что обманула. Затем злился, когда понял, что Юля выбрала Провальского сразу после их разрыва. И ещё вернула кольцо.
Затем злость и обида ушли, рассосались, осталась только глухая тоска, от которой не излечивало ни время, ни одноразовые встречи с другими женщинами.
Однажды во время очередной поездки в Россию он встретил Стеллу Тужинскую. Внутри вновь кольнуло застарелой болью, и Александр уже собрался развернуться и уйти в другой клуб, как услышал, что девушке предъявляют счёт, который она не в состоянии оплатить.
Павлов не хотел, но вмешался. Бросил на стол крупную купюру и, подхватив Стеллу по руку, вывел из зала. С возможностью выпить и немного расслабиться он заранее распрощался.
– Спасибо, спасибо, – как заведённая повторяла девушка, цепляясь за его локоть.
В машине она разревелась, и тушь размазалась по щекам некрасивыми потёками.
– Я думала, он заплатит, а он ушёл, – и новый поток слёз и жалоб.
Павлов молча выслушивал потоком льющуюся на него информацию. Как оказалось, отец развёлся с матерью и выставил всех троих из дома. Дочерям Арсений назначил минимальное содержание, которого едва хватало на оплату учёбы и жилья. Вести привычный образ жизни у Тужинских больше не получалось, и этот переход и осознание реальности далось им очень тяжело.
– Нам приходится работать, – жалобно всхлипывала Стелла, – ты представляешь – работать!
Александр отвёз её куда-то на окраину Москвы, проследил, чтобы девушка благополучно зашла в подъезд, и только тогда уехал.
В машине она попыталась было прижаться к нему и поцеловать, но Павлов решительно отстранил её, не позволяя прикоснуться, и покачал головой.
Тужинская тяжело вздохнула, но промолчала, лишь скользнув по его лицу взглядом брошенного щенка, и вышла из машины. А Александра до конца пребывания в Москве не покидало тягостное ощущение.
А несколько месяцев спустя он зашёл в один из ресторанов Берлина и, следуя за хостес к столику, вдруг заметил Юлю. Она сидела рядом с Провальским и радостно смеялась, а он накрыл её ручку своей широкой ладонью.
Даже не успев ни о чём подумать, Александр развернулся и двинулся к выходу. Ему было плевать, что о нём подумает сотрудница ресторана, но видеть эту счастливую улыбку он просто не мог.
После этой нежданной встречи Павлов начал злиться заново.
А Провальский? Тоже хорош. Его молодая жена только родила, а он нашёл себе ещё моложе. И не таясь, ходит с ней по ресторанам.
Александр и не знал, откуда пришло приглашение на «Берлинале». Просто секретарша внесла его вместе с остальной почтой.
Ральф почти оправился от болезни, но врачи не рекомендовали ему возвращаться к работе, поэтому он поставил Александра во главе своей корпорации уже официально, а сам лишь помогал ему советами в нужный момент.
Теперь Павлов был одним из богатейших людей Германии, ему приходилось посещать различные светские мероприятия, которые он использовал, чтобы заводить полезные знакомства и обсуждать новые сделки.
Приглашение на кинофестиваль сначала он собирался отправить в корзину. Но затем, подумав, решил выкроить себе свободный от работы вечер и посмотреть хорошее кино.
Об этом фестивале он слышал ещё от Юли… Вот кто знал всё о мире кино. Александр вспомнил о её мечте стать сценаристом. И тут же следом потянулось гадкое воспоминание о Провальском…
Нет, лучше он не будет о них думать, отвлечётся, посмотрит пару фильмов или что ещё делают на этих кинофестивалях. Приглашение было на две персоны, поэтому Александр решил позвать с собой маму. Вот кому ещё не помешало бы отвлечься. Всё своё время мать проводила с Ральфом, ездила по врачам, на физиотерапию, в бассейн и так до бесконечности.
После он отвезёт маму домой к мужу. А затем отправится в свою холостяцкую квартиру спать.
«Юлия Воронина», произнесённое немецким ведущим совсем не походило на оригинал. Поэтому когда на сцену поднялась Юля, Павлов ошалел.
Он смотрел на неё во все глаза. Какой она стала красивой. Этот режиссёришка в своей речи только о ней и говорил, превозносил её как свою музу и главное открытие последних двух лет. А ещё он постоянно её лапал. И у Павлова уже начали чесаться кулаки, чтобы объяснить этому немецкому выскочке, что не стоит распускать свои ручонки.
Надо же, наивная девочка Юля Воронина всё-таки исполнила свою мечту и стала киносценаристом. А после такой победы ей не придётся подрабатывать у богатеев, теперь она станет нарасхват и сама сможет нанимать уборщиц в собственный пентхаус.
А затем она начала говорить, и Павлов ошалел ещё раз. Провальский – её отец? Как отец? Почему? Он совершенно точно помнил, с каким теплом Юля говорила о своём отце Викторе… То есть отчиме. Точно, она же рассказывала. Но при этом никогда не называла его отчимом, говорила «папа»…
Как он мог быть таким глупцом? И надумать себе всякой ерунды?
А затем Юля начала говорить о фильме. И о том, что этой истории хотела объясниться с человеком, которого обманула, потому и назвала фильм «Лгунья»…
Если он не окончательный дурак, в чём теперь Павлов уже сильно сомневался, то этот человек, скорее всего, он сам. Ведь это его Юлька обманула тогда. Вряд ли у неё есть кто-то ещё, кому она врала. Или есть? Теперь он уже ни в чём не был уверен.
Жаль, что он не видел сам фильм. Оказалось, что показы представленных работ уже были раньше. А сегодня только вручение наград. Но мама о «Лгунье» слышала и была в полнейшем в восторге. Они с Ральфом собирались посмотреть фильм, когда он выйдет в кинотеатрах.
А потом…
Он увидел её.
В этот момент время словно остановилось. Да и всё вокруг перестало существовать. И когда Юля взглянула на него в ответ, Павлов понял, что этих лет словно и не было. Вот она, его девочка. Та, о которой он так долго мечтал.
Словно ведомый невидимой нитью, он двинулся к Юле. Своей солнечной девочке.