— Вчера.
— Так вот почему ты так жутко выглядишь.
— Потому что я в жутком положении, — сказала я.
Она бросила на меня острый взгляд.
— Нет, я имею в виду твою юбку и все остальное, — сказала она. — Тебе лучше надеть что-нибудь из моих вещей.
— На меня ничего из твоих вещей не налезет.
— Подберем. Ты же не можешь появиться у сестры в таком виде.
— Дело в том, — голос мой дрожал на грани нового взрыва смеха, — дело в том, что никакой сестры у меня нет.
— Нет, есть, — сказала она. — В Тулузе.
— Нет, нету. Я наврала.
Дочка patronne[33] принесла сыры и поставила перед нами на стол. Крис отрезала себе ломтик от куска сыра, который выглядел как черный треугольник, облитый сахарной глазурью.
— Попробуй, — сказала она, и я отрезала себе по ломтику от каждого куска, не зная, какой выбрать.
— Так куда же ты все-таки путь-то держишь? — спросила она.
— Никуда. Сама не знаю.
— Я пригласила бы тебя погостить, но…
Я совсем не хотела напрашиваться.
— Ой, нет, — забормотала я в ужасном смущении. — Нет, что ты. Даже не думай, пожалуйста… я вовсе не собиралась…
— …но я сама у родственников остановлюсь. Поэтому…
— Нет, конечно, нет!
— Просто дело в том, — сказала она, — что я сама их не знаю.
— Своих родственников? — не поняла я.
— Нет, ну знаю, конечно, но не очень хорошо. Мы раньше приезжали к ним на каникулы, пока папа был жив, а потом… — она отрезала сыра и положила в рот. — Мне было тогда лет восемь. С тех пор я их не видела. Никого, кроме дяди Гастона. Иногда мы с ним встречаемся.
Вошли два шофера, и с ними девушка в обтягивающих джинсах и белых обшарпанных туфлях на высоких каблуках. Очень красивая. С белокурыми волосами, с небрежным пучком на макушке. Несколько более темных завитков выбились на волю. Она явно кичилась своей внешностью.
— Хотя, — сказала Крис, — ничего страшного не будет, если мы приедем вместе.
Она посмотрела в том направлении, куда смотрела я, на блондинку: та громко разговаривала и кокетничала, повиснув на шее одного из молодых людей, с которыми пришла.
— Проститутка, — сказала Крис, отворачиваясь.
— Что? — не поняла я.
— Она проститутка. На трассах работает.
— Ты её знаешь?
Крис рассмеялась.
— Да нет же, господи, конечно нет. Просто это заметно невооруженным глазом.
С моего места девушку было прекрасно видно. Я подглядывала за ней украдкой.
— Так что ты собираешься делать? — спросила Крис.
— Не знаю, — я не хотела сейчас об этом думать. — Может быть, сказала я, чтобы она отстала, — на Корсику махну.
— На Корсику?
— Я видела рекламный плакат. По виду, там хорошо.
— И не только по виду, там и вправду хорошо, — сказала Крис. Кажется, она всюду побывала: Тулуза, Корсика… — Можешь на попутке добраться до Марселя, а оттуда на катере. Это нетрудно.
— Нет, трудно, — сказала я. — Просто-таки невозможно. У меня денег нет.
— А-а, денег, — отмахнулась она так, будто деньги должны как раз меньше всего волновать людей.
— И паспорта, — добавила я. Это казалось мне совершенно непреодолимым препятствием. — Все осталось у мужа.
Дочь patronne пришла предложить нам десерт. Она потопталась у стола и наконец застенчиво спросила, англичанки ли мы. Сказала, что учит английский в школе.
— Нет, немки, — спокойненько соврала Крис. — Мы немки.
Я удивленно таращилась на нее.
— Ой, простите. Мне послышалось, что вы говорили по-английски, — сказала девушка по-французски. Она ужасно смутилась.
— Да, говорили, — сказала Крис. — Мы практиковались. Мы переводчицы. Из Арнхема.
— Зачем, скажи на милость, ты ей это сказала? — спросила я, когда хозяйская дочка ушла за нашим мороженным.
Крис пожала плечами.
— Не хотела, чтобы она практиковала на нас свой английский.
Ее способность сбить человека с толку рассмешила меня.
— Я тоже такое проделываю, — сказала я, но она, казалось, не слушала. Она откинулась на спинку стула, сунула кончики пальцев в карманы джинсов и смотрела на меня изучающим взглядом.
— Ну, расскажи мне теперь о себе, — сказала она. — Кто ты?
Какой-то невероятный вопрос. Никто раньше не спрашивал у меня ничего подобного. Она перефразировала:
— Чем занимаешься?
Я решила наврать что-нибудь, но была слишком пьяна, чтобы иметь доступ к заготовленной стопке привычной лжи. Я могла сказать, что у меня свой бизнес, чистка ковров, я иногда рассказываю такое незнакомым людям в поездах, но не сказала. Так чем же я занимаюсь? Я просыпаюсь, живу весь день, ложусь в кровать, вижу сны. Иногда сны у меня путаются с явью. Так и время проходит. Все кажется мне немного нереальным. Я убираю дом и готовлю. Увлекаюсь чем-нибудь и бросаю. Я работаю. Правда заключается в том, — и это, в отличие от всего остального, действительно правда, — что я секретарша. Работаю в бухгалтерской фирме, но я ни в коем случае не хотела признаваться в этом Крис. Ни за что не скажу ей, что я всего-навсего с одной стороны — домохозяйка, а с другой — секретарша.
— А сама-то ты чем занимаешься?
— Товарами широкого потребления, — сказала она. — Я агент по продаже товаров широкого потребления.
Я кивнула. Это многое объясняло. Вот откуда её легкость в общении, и познания о том, как действует этот мир.
— Ты, наверное, очень умная, — сказала я. Она начала рассказывать о работе, но взгляд мой то и дело возвращался к блондинке, поднявшей шум по поводу того, на каком стуле ей больше нравится сидеть.
— Она тебя прямо приворожила, да? — сказала Крис.
— Она и в самом деле проститутка? — спросила я. В Англии я бы произнесла это вполголоса, но в чужой стране появляются определенные преимущества: можно говорить совершенно свободно.
— Ты хочешь сказать, что никогда не видела проституток? Где же ты была всю свою жизнь? — спросила Крис. Как будто общаться с проститутками, ловить попутку и обедать в злачных местах — это норма, как будто все только этим и занимаются.
— В Хэнли, — сказала я немного обиженно.
— В Хэнли? Это где такое?
Дочка patronne принесла мороженое.
— Если тебе нужен паспорт, — небрежно бросила Крис, облизывая ложечку, — я могла бы посодействовать. У тебя есть при себе какой-нибудь дорожный чек?
Я покачала головой.
— А кредитные карточки?
Блондинка, проститутка, села с двумя своими провожатыми за столиком у дверей. Мне видны были только движения её головы, она льнула к одному из парней, ворошила ему волосы, нашептывала в ухо.
— Но если я начну пользоваться кредитками, меня сразу выследят, возразила я.
— Кто? — вытаращилась на меня Крис. — Муж? Ну и что из этого? Пока он спохватится, ты уже фьють, ищи-свищи.
Несмотря на количество съеденного, у меня в животе стало пусто.
— И вообще, — говорила Крис, — даже если догонит, что тогда? Ты свободная личность.
— Нет, — сказала я. — Не думаю.
— Да конечно свободная, — нетерпеливо сказала Крис.
— И в каком смысле — «паспорт»? Что ты имеешь в виду? — спросила я.
— А что, по-твоему, я могу иметь в виду?
Я понятия не имела.
— Поддельный? — предположила я.
— Ладно, считай, что разговор окончен, — сказала Крис.
Она заказала к кофе коньяк. Я сидела обиженная, щеки пылали. Потом стала слепо рыться в сумочке в поисках оставшейся стофранковой купюры.
— Ой, да брось ты, ради бога! — сказала она раздраженно. — Убери. Я угощаю.
— Ты платила за завтрак, — запротестовала я.
— Ну и что с того? — она залпом осушила рюмку с коньяком. — В общем, так: что бы ты ни решила, но дальше в таком виде ты не поедешь. — Она допила кофе и поднялась. — Жди здесь. Я быстро.
Она подошла к стойке заплатить за обед и вышла за дверь, скрывшись в темноте. Я поиграла с мыслью, что меня бросили: представляла, как слышу шум мотора, представляла, что Крис уезжает без меня. Я ждала, ковыряя ложкой в кофейной гуще. К моему лицу прилипла печальная, смущенная улыбка. Интересно, хватит ли у меня храбрости напроситься в попутчики к кому-то из этих шоферов. Это было нечто вроде решения. В нем была определенная логика. Я могла всю оставшуюся жизнь разъезжать по Франции без цели и направления, повторять и повторять бесконечные круги, пользуясь гостеприимностью водителей грузовиков. Наконец Крис вернулась с большим черным свертком.
— Иди надень, — сказала она. — Юбка с резиновым поясом, так что должна налезть. Я подожду в машине.
Держаться прямо оказалось довольно трудно. После первой теплой волны от ликера было ощущение, что чем больше пьешь, тем трезвее становишься; но едва я встала на ноги, комната поплыла, пришлось ухватиться за стол, чтобы не упасть. Я сфокусировала взгляд на двери с надписью «Toilettes» и приказала себе не отклоняться от курса и добраться до нее, ни во что не врезавшись и не привлекая к себе внимания. В туалете никого кроме меня не было. Я посмотрела в зеркало. Лицо в пятнах, мятое, пугающе бледное. Волосы дико растрепаны. Я наклонилась ближе, так что лицо и его отражение почти коснулись друг друга: понадеялась, что если приглядеться, впечатление будет не таким удручающим, но так я не могла видеть всего лица целиком, только частями — огромные, воспаленные глаза, дряблый, в оспинках, фрагмент кожи, черная ноздря с влагой на волосках. Я отшатнулась. Я швыряла на все это пригоршнями воду, холодную воду из-под крана, и держала глаза закрытыми, чтобы не смотреть, пока не запрусь в безопасности кабинки. Писала я целую вечность, думала, это никогда не кончится. Моя белая юбка порвалась, была в пятнах от вина и чудовищно измята. И дурно пахла. Я сняла её и надела юбку Крис. Эластичный пояс натянулся до предела. Из пакета выпала черная футболка. Я стянула через голову свою блузку. Корзины для мусора здесь не было, так что я скатала грязную одежду в комок и затолкала в угол.
Когда я открыла дверь и вышла, перед зеркалом стояла та самая блондинка, проститутка, и поправляла прическу в ожидании, пока освободится кабинка. Я не знала, заговорить с ней или не надо. Не знала, чего она от меня ждет. Я нервно улыбнулась её отражению и сказала: