Мама лавирует между вешалками, потирая пальцами ткань и проверяя бирки с размерами.
– Вот эти классные, Лиа! Я смотрю «двойки».
– Шутишь?
– Это означает комплект из юбки и топа. Необычно. Мне нравится. – Она качает головой. – Не делай такое лицо.
Я провожу по одному из них рукой: искусно расшитый лиф, объемная юбка из тафты. Худшее платье в мире – и одновременно великолепное. Ткань такая приятная, что я никак не могу перестать ее поглаживать.
Пускай это глупо, но я всегда мечтала, чтобы все было как в дурацком фильме для подростков. Быть на месте той тощей ботанички, которая спускается по лестнице в алом платье. Или Гермионы на Святочном балу. Или Сэнди из «Бриолина»[22], когда в финале она появляется в обтягивающих брюках.
Хочу удивить всех. Хочу, чтобы все, кто мне когда-то нравился, пожалели об упущенном шансе.
– Оно милое. – Мама говорит осторожно и не глядя на меня, будто перед ней дикая лань, которую нельзя спугнуть. Бесит.
– Вот и нет.
– Может, примеришь? Что мы теряем?
Кроме моего чувства собственного достоинства? И безупречной репутации девушки, которая за восемнадцать лет ни разу не надела безобразно-вызывающего платья.
Теперь вы знаете еще кое-что обо мне: я упряма. Признаю́. И мама упряма тоже, причем я всегда недооцениваю ее в этом. Нет, она не будет злиться, как это делаю я, она просто настойчиво станет добиваться своего. Именно поэтому спустя двадцать минут я стою в примерочной и на мне юбка размером с цирковой шатер. Самый большой размер – и молния все равно не сходится. Спина кажется абсолютно голой, я покрываюсь мурашками, а при взгляде в зеркало меня едва не тошнит. Юбка облаком окутывает бедра, а ниже свисает как тряпка. Плохая, плохая идея.
– Как дела? – интересуется мама из-за двери. – Покажись!
Да ни за что!
– Это ведь вечернее платье, верно? И этот цвет подходит к твоим волосам. Поверь мне.
– Оно кошмарное.
– Я уверена, что нет.
– Да. Полный пипец.
– Ого. Ладно, спасибо за откровенность. – Она смеется. – Переходим к следующему.
Сражаясь с охапкой пурпурного шифона – точнее, очередным платьем, – я закатываю глаза. Оно на размер больше, так что хотя бы застегивается на мне, обтягивая бедра и очерчивая живот. Звучит ужасно, но на самом деле это восхитительно откровенно. Жаль, фасон у него из прошлого века, а я не собираюсь появляться на выпускном в наряде, которое украсит разве что чью-нибудь бабушку.
– Ну как?
Я отрывисто усмехаюсь.
В соседней примерочной кто-то восхищенно ахает:
– Дженна, боже мой! Мне так нравится!
– Тебе не кажется, что в нем мои руки кажутся толстыми?
– Что? Ерунда. Ты не толстая, ты очень красивая!
Я застываю на месте. Хуже примерки вечерних платьев может быть только примерка вечерних платьев под возгласы худеньких девочек из соседней кабинки. Невозможно слушать, как они ищут в своей фигуре изъяны. Неважно, что я люблю себя и свое тело, – потому что рядом всегда найдется тот, кто скажет, что я не права.
Ты не толстая, ты очень красивая!
Конечно, «толстая» и «красивая» – это ведь антонимы! Точно. Спасибо, подружка Дженны!
– Стоит мерить сорок четвертый или я в нем утону? – спрашивает Дженна.
Да ты издеваешься?
От печальных размышлений меня отрывает мамин голос:
– Ты уже примерила желтое?
Вообще-то оно не желтое, скорее бледно-золотое с яркими цветами, на лифе совсем маленькими и более крупными на подоле.
Ненавижу желтый. И цветы.
И платье это я должна ненавидеть, но по какой-то необъяснимой причине оно кажется мне офигенным. На выпускной никто не наденет такое. Оно облегающее, с вырезом «сердечком», юбка скорее всего силуэта А, но под ней есть еще один слой белого тюля.
Не понимаю почему, но я в восторге. Оно мне, конечно, не подойдет: такое шьют на девочек вроде Дженны-из-соседней-примерочной, которая в моем воображении похожа на Зои Дойч. Уж она-то в этом платье смотрелась бы великолепно. Но я все равно должна попробовать.
Я расстегиваю молнию, переступаю, чтобы натянуть юбку. Чувствую себя очень странно: среда, середина дня, я в шикарном платье, из-под которого торчат мои носки с ТАРДИС[23].
Чувствую себя очень странно. Точка.
Оно на мне застегнулось. Неплохое начало. Хотя это не помешает мне выглядеть убого, потому что в вырезе видны лямки от бюстгальтера. В зеркало я не смотрю и упорно разглядываю ноги. Лучше просто представлять себе, что я выгляжу сногсшибательно.
– Ну как? – снова спрашивает мама.
Глубокий вдох. Я поднимаю глаза.
На то, чтобы осознать, что это мое отражение, уходит время. Я в желтом. Крепко прижимаю ладони к бедрам и разглядываю себя.
Все не так плохо.
Лямки, конечно, торчат самым бессовестным образом.
Но мне нравится, как струится юбка, сглаживая очертания бедер и слегка касаясь пола. Кажется, я могла бы его носить. Не знаю, ахнет ли кто-то от восторга, да и плевать. Еще никогда я не казалась себе такой хорошенькой.
Приоткрыв дверь, я выглядываю наружу, и мама тут же поднимает голову.
– Хотя бы это я на тебе могу увидеть?
Я пожимаю плечами и медленно выхожу из кабинки, чувствуя себя на сцене. Мама молчит. Может, она сдерживает слезы восторга? Может, ее шокировало мое преображение? Думаю, я и правда выгляжу иначе. Старше? Огненно-рыжей? Я нервно поглаживаю ткань подола.
Мама склоняет голову набок.
– Ну, – говорит она наконец, – мне не нравится.
– Ох, – выдыхаю я.
– По-моему, оно перетягивает с тебя внимание. Слишком вызывающее.
– Гм. Ладно. Оно мне понравилось, если честно.
– Правда? – Мама хмурится. – Оно нормальное, но я не думаю, что это «то самое платье», Лиа.
– Ну конечно же. – Мне становится тяжело дышать.
– Что ты имеешь в виду? – удивленно спрашивает она.
Я смотрю ей прямо в глаза, стараясь не заплакать. Не знаю, в чем дело. Не знаю, что я имею в виду. Знаю только, что чувствую себя дерьмом и ненавижу весь мир.
– Все, надоело.
– Лиа, перестань. Что не так?
Я смеюсь, хотя мне совсем не весело. Даже не думала, что так можно.
– Мне просто надоело. Тупая затея. – Я возвращаюсь в кабинку и отгораживаюсь от мамы закрытой дверью.
Она тяжело вздыхает.
– Серьезно?
Расстегнув платье, я аккуратно снимаю его и вешаю на крючок. Клянусь, оно на меня смотрит, поэтому приходится очень быстро натягивать джинсы.
Мама все еще пытается что-то говорить.
– Лиа, если оно тебе нравится, давай купим. Мне оно тоже понравилось.
– Неправда, – напоминаю я, приоткрыв дверь.
– Правда. Оно милое. И знаешь что? Думаю, оно будет отлично смотреться с правильной прической. Я серьезно.
– Плевать.
– Можно мне еще раз посмотреть?
– Я уже переоделась.
– Хорошо. Тогда давай просто его купим. Я заплачу.
Только сейчас я понимаю, что не посмотрела, сколько это платье стоит. Мне даже в голову не пришло – очень на меня не похоже. Найдя ценник, я чувствую, как к щекам приливает кровь.
– Двести пятьдесят долларов.
– Хорошо, – отвечает мама после небольшой паузы.
– Что? – выдыхаю я. – Мы не можем его себе позволить.
– Не страшно, милая. Не проблема.
– Ты собираешься ограбить банк или что? Может, Уэллс за него заплатит? – От одной мысли у меня сводит желудок.
– Даже не думай так на меня смотреть…
– Я имею в виду…
– Не хочу слушать, – резко обрывает она меня. Слишком громко. Кажется, я слышала эхо.
Я чувствую себя так, будто у меня в животе черная дыра. Мы молчим.
– Тебе оно даже не нравится, – говорю я.
– Лиа, я же сказала, что оно мне нравится. – Она на секунду закрывает глаза. – И я хотела бы купить его для тебя. Не нужно все усложнять.
– Ты серьезно?
– Теперь мне даже любопытно. Расскажи, как ты планировала сама платить за вечернее платье? Ну же, просвети меня.
Не знаю, что ответить. Без понятия. Двести пятьдесят долларов – это неподъемная для меня сумма. Я и за пятьдесят-то баксов не могу платье купить. Предположим, можно поискать что-нибудь в секонд-хендах, но там редко бывают размеры больше 42-го. То есть мне как раз на одну ногу налезет.
Еще одну мучительную минуту никто из нас не произносит ни слова. Даже Дженна и ее подружка молчат.
– Плевать мне на это платье, – тихо говорю я.
– Лиа. – Мама проводит рукой по лицу.
– Поехали домой.
– Хорошо.
Мы молчим и по дороге к машине, но в голове у меня бушует буря мыслей. Не нужно все усложнять. Конечно. Если бы все было просто. Если бы я была Дженной – ах, у меня руки кажутся толстыми! Такие, как она, выходят из примерочной, и все кругом аплодируют в восхищении. Уверена, родители ей дали кредитку: родители, которым лет сорок пять, которые счастливо женаты и не бегают на свидания к случайным мужикам с дурацкими именами.
– Милая, мне жаль, – говорит мама, когда мы паркуемся возле дома. – Это платье очень красивое. Я не думала, что тебе оно так понравилось.
– Мне и не понравилось, – отвечаю я, но голос дрожит.
– Ладно, – после секундного молчания говорит она.
– И на выпускной я идти не хочу.
– Лиа. – Мама качает головой. – Перестань себя так вести.
– Как вести?
– Отказываться от всего, стоит чему-то пойти не так.
Ее слова повисают в воздухе. Я не знаю, что сказать. Ни от чего я не отказываюсь. Во всяком случае, думаю, что не отказываюсь.
– Знаешь, чего бы мне хотелось? – говорит мама с мечтательной улыбкой. – Чтобы ты позволила миру быть неидеальным.
– Э-э, – удивленно тяну я. – Но я и так…
– Нет, не так. У тебя не задалось с покупкой платья – и ты уже готова не ходить на выпускной. Ты даже не попыталась пойти на пробы перед спектаклем, потому что не считаешь себя лучшей на свете актрисой.