– Я считаю себя худшей на свете актрисой.
– Но это не так! – смеется мама в ответ. – Совсем не так. Ты просто хочешь быть лучшей. Нужно отказаться от этого. Радуйся поражениям. Расслабь уже булки.
Зашибись какая шутка. Расслабь булки. Что за ерунда? Почему ей кажется, что это хорошая идея? Я и так живу на грани провала. Что, теперь я должна делать то же, но в лучах прожекторов?
Ну уж нет. И радоваться поражениям я не хочу. Не хочу никаких поражений. Я что, слишком о многом прошу?
14
Четверг проходит как в тумане. За обедом я почти не открываю рта, не задерживаюсь после звонка. В пятницу утром не пытаюсь найти Саймона и Ника. Не жду никого у шкафчиков, а сразу устремляюсь в библиотеку, занимаю компьютер и бездумно стучу по клавишам.
Саймон меня все равно находит.
– Привет! Над чем работаешь? – Он занимает стул рядом.
– Венский договор.
– Как увлекательно. – Я слышу в его голосе улыбку.
– Ладно, и чего это ты такой довольный? – Я поворачиваюсь к нему лицом и едва не падаю. – Саймон?!
Футболка. Новенькая, насыщенного фиолетового цвета, без рисунка. Только три белых буквы: NYC. Нью-Йоркский университет.
– Ты же меня не разыгрываешь, правда? Ты поступил?
– Я поступил!
– Саймон! – в притворном гневе я легонько бью его по руке. – Почему не написал?
– Хотел сделать сюрприз.
– А Брэм знает?
Саймон, сияя, кивает.
– Боже мой, Саймон! Вы поедете в Нью-Йорк вместе!
– Круто, да?
– Будете жить в Нью-Йорке!
– Так странно. – Он придвигает стул ближе, вздыхает и смеется, сверкая глазами за стеклами очков.
– Боже, вы будете жить на Манхэттене. Я поверить не могу.
– Ага.
– Ты же понимаешь, что от переезда в Нью-Йорк до всемирной славы один шаг?
– Естественно!
– Я серьезно. Только попробуй про меня забыть.
– Буду следить за тобой в сети и писать по тысяче сообщений в день.
– По-моему, отличный способ проводить время.
– Не то слово. – Он смеется. – И мы обязательно приедем навестить вас с Эбби в Джорджии.
– Только попробуйте не приехать!
– Поверить не могу, что вы с ней едете вместе. Если вас еще и в одну комнату поселят, богом клянусь…
– Клянешься что?
– Не знаю. Клянусь, что одобрительно усмехнусь.
– Это угроза, что ли?
– Просто мне нравится мысль, что вы станете подругами, – улыбается он.
Что-то сжимается у меня в груди, и я вдруг чувствую себя не в своей тарелке.
– А как быть с вашей поездкой на дни открытых дверей? Она состоится или теперь уже неактуальна?
Звенит первый звонок на урок, и Саймон поднимается со стула, подхватывая рюкзак за лямки.
– Нет, я все равно еду. Мама хочет, чтобы мы посмотрели все университеты до того, как я сделаю окончательный выбор. – Он пожимает плечами. – Неважно. Ладно, мне нужно найти Эбби и вернуть свой телефон.
– Вы поменялись телефонами? – Я иду за ним. – Зачем?
– Она пересылает себе фотографии. Видишь? – Саймон протягивает мне телефон, и я узнаю чехол с цветочным принтом. На экране альбом с сотнями фотографий. В основном Саймон и Эбби, но на парочке есть и я. Если честно, о существовании некоторых снимков я и не подозревала. Например, вот об этом: на нем я, Эбби и Брэм досыпаем на диване мистера Уайза после экзамена по курсу углубленного изучения литературы в прошлом году. Все трое босиком, в футболках и пижамных штанах. Экзамены закончились, можно забить на все. Мне нравится, как я выгляжу на этой фотографии. Распущенные волосы взъерошены, я зеваю, но мы тут такие заспанные, милые и счастливые.
– Эбби хочет сделать коллаж на одной из стен комнаты в общаге, – объясняет Саймон. – Мне тоже хочется.
Он снова открывает альбом.
Я иду за ним, а он листает снимки.
– Я тут выгляжу абсолютно пьяным. – И тут же: – Нику следует все-таки научиться держать глаза открытыми.
Заглянув ему через плечо, чтобы увидеть экран, я чувствую, как что-то ёкает у меня внутри. Это просто селфи, даже не из новых, потому что сделано оно явно на репетиции. Обычное фото Ника и Эбби: она мило улыбается, слегка склонив голову; он выглядит так, будто его только что ударили чем-то тяжелым.
– Я беспокоюсь за Ника и Эбби, – после паузы признается Саймон.
– Да?
– Ага. Они не… ого! – прерывает он сам себя. – Это ты нарисовала?
Я застываю на месте.
– Так здорово, – добавляет он, а я чувствую, как колотится в груди сердце.
Здорово… ну что ж. Вот черт.
Дар речи меня временно покинул, и я просто смотрю на экран телефона.
Эбби сохранила эту картинку, а прошло уже полтора года. И она лежит в альбоме «Любимое». Не знаю, что это значит и значит ли вообще что-то, потому что у меня вскипает мозг.
– Когда ты это нарисовала?
Я чувствую, как горят щеки.
– В прошлом году.
Мы тогда только перешли в старшую школу. Я вернулась домой после ночевки у Морган, и меня распирало от эмоций. Что бы я ни делала, это чувство не желало уходить. И тогда я достала блокнот для зарисовок и просто начала рисовать. Две девушки лежат рядом на животе, изучая что-то на экране телефона. Легкие линии и завитки, перекрещивающиеся лодыжки. Потом в ход пошли цветные карандаши: коричневый – для ее кожи, розовый – для моих щек, медный – для волос. Я рисовала будто в трансе, будто мое сердце оставалось там, на странице.
Нужно было спрятать этот лист, но тогда я чувствовала в себе непривычную храбрость. Мы стояли во внутреннем дворе, когда я показала ей рисунок. Тогда я всегда дожидалась вместе с ней автобуса. Было девятнадцатое сентября, пятница, канун моего дня рождения; воздух казался хрустящим и очень свежим. Скетчбук я с собой в тот день не взяла, но сфотографировала картинку на камеру телефона.
– Только не смейся, – предупредила я, и она тут же рассмеялась. Я с трудом заставляла себя сидеть спокойно, так сильно у меня колотилось сердце. Отдав ей телефон, я уперлась взглядом в колени. Эбби молчала несколько ужасных секунд, а потом повернулась ко мне.
– Лиа…
Я подняла глаза и обнаружила, что она молча смотрит прямо на меня. Уголки рта у нее дрожали.
– Понимаю, получилось небрежно.
– Поверить не могу, что это ты нарисовала, – перебивает она. – Это же… ого!
– Ерунда.
Только на самом деле я так не думала. На самом деле это было письмо с признанием в любви. Вопрос.
– Я даже… – Она вздохнула. – Мне так нравится, Лиа. Я сейчас заплачу.
– Не надо, – прошу я, чувствуя себя будто переполненный воздухом шарик: легкой и дрожащей от напряжения, готовой взлететь и прикованной к земле одновременно. – Рада, что тебе понравилось.
– Я в восторге! – Она придвигается ближе. Кроме нас во дворе никого нет. От нее пахнет ванилью, а ресницы похожи на густые черные перья. Больше ничего не помню. У меня в мозгу осталось только это.
Эбби ждет нас возле кабинета миссис Ливингстон, сжимая в руке телефон Саймона. Я смотрю на нее и начинаю краснеть.
Она сохранила мой рисунок. Сохранила.
– Итак, у меня вопрос, – с места в карьер начинает Эбби. – Откуда у тебя столько свободного времени, чтобы сделать триста шестнадцать селфи с Бибером? Да, я посчитала.
– Я хорошо умею планировать, – фыркает Саймон.
– Это точно.
– Откуда у тебя столько времени, чтобы считать мои селфи? – Он корчит гримасу.
– Даже и не знаю. – Она улыбается, переводит взгляд на меня. – О, Лиа!
И легонько касается моего локтя.
– Что?
– Нам нужно обсудить поездку. Ты сегодня домой на автобусе?
Я осторожно киваю.
– Круто, – улыбается она. – Я на маминой машине, поэтому думала, что мы сможем после уроков заехать в «ВаХу». Разработаем план, а потом я отвезу тебя домой.
– М-м. Ага. – Я нервно сглатываю. – Отлично.
– Ура! Мне пора на математику, так что встретимся снаружи во дворе?
Я снова киваю, все еще слегка недоумевая. Саймон изучает мое лицо – я чувствую его взгляд, – губы шевелятся, будто он хочет что-то спросить. Боже, я не хочу обсуждать этот рисунок. Или Эбби. Или свою идиотскую бессмысленную влюбленность. Он даже не знает, что я бисексуальна. Но Саймон все смотрит и смотрит на меня, изображая роденовского мыслителя и по-заячьи морща нос.
Самое смешное, что как раз ему легче всего об этом рассказать. Ему, никому другому. Только вот мое сердце и легкие с этим доводом не согласны.
– Лиа? – тихо окликает он меня.
Я пытаюсь сглотнуть комок в горле.
Секунду он молчит, потом смотрит мне прямо в глаза.
– Я что, правда делаю слишком много селфи с собакой?
Ну вот, теперь я даже не знаю, смеяться или плакать.
Семь часов спустя я сижу в машине Эбби Сусо.
Точнее, в машине ее мамы, но какая разница, если это небольшое закрытое пространство, а рядом со мной Эбби. На ней открытое платье, в ушах поблескивают крохотные сережки с лунным камнем. Выезжая с парковочного места, она что-то напевает себе под нос.
Я, кажется, забыла, как дышать, и голова идет кругом.
– Так, с квартирой все в порядке. Можем ехать когда захотим. Моя подруга просто переедет к парню.
– Ого. Это очень мило с ее стороны.
– Ага. Мы с ней всего-то один раз виделись. Эта девочка – сестра друга девушки моей двоюродной сестры.
– Чего? – сквозь смех выдавливаю я.
– Знаю. Это безумие какое-то. – Она замолкает, настраивая кондиционер, потом объясняет: – У меня есть двоюродная сестра Кэсси… У Кэсси есть девушка Мина… У Мины – друг Макс. А у него – старшая сестра. Ее зовут Кейтлин.
– И она готова пустить нас пожить у себя на следующей неделе.
Эбби кивает, поворачивая направо, на шоссе Маунт-Вернон.
– Захотим – поедем завтра.
– Круто.
– Но я бы предложила уехать в понедельник и остаться там до среды или как-то так, чтобы не попасть в самый балаган. Если ты, конечно, не хочешь посмотреть, как проходят субботние вечера в кампусе.
– Я согласна. Давай в понедельник. Это же четвертое число, так? Сегодня первое…