Я резко сажусь.
– Не понимаю тебя.
– Почему?
– Немножко би, немножко не би. Признай уже это, и все.
– Что? Нет. – Она тоже поднимается. – Не тебе решать, как мне себя называть.
– Ты не можешь назвать себя «немножко би»!
– Могу, потому что я такая, – вздыхает она. – Боже, иногда я даже не знаю…
Я стискиваю зубы.
– Чего не знаешь?
– Не знаю, чего ты от меня хочешь. – Она вскидывает руки. – Ты можешь просто?.. Не понимаю. Все это так странно для меня.
– Ты не знаешь, чего я от тебя хочу?
Эбби кивает, быстро-быстро моргая.
– Господи боже. – Я закрываю глаза руками. – Я просто хочу, чтобы ты перестала иметь мне мозг.
– Я не…
– Ты серьезно? «Немножко би». – Я изображаю смешок. – И это должно означать, что ты бисексуальна, но не хочешь это признавать? Я ведь не заставляю тебя участвовать в гей-параде. И каминг-аут устраивать необязательно. Но боже мой, хотя бы себе самой ты в этом признаться можешь? Впрочем, даже если не можешь, мне плевать.
– Лиа…
Я не могу даже спокойно смотреть на нее. Все это бессмысленно. Не стоило и начинать. Какой нужно быть стервой, чтобы поцеловать бывшую девушку лучшего друга, да еще и спустя всего две недели после их разрыва? Да еще и накануне выпускного. Бедный Гаррет, он ведь ни о чем не подозревает, а я даже не удосужилась дать ему от ворот поворот. Нельзя мне влезать во все это. Я ведь не рассказала им о себе.
Поэтому я резко поднимаюсь на ноги и отряхиваю подол платья.
– Так, проехали. Я не хочу в этом участвовать. И мне пора.
– Что? – недоуменно моргает Эбби.
– Я еду домой.
– Давай я тебя довезу.
– Нет, я дождусь последнего автобуса.
Она подтягивает колени к груди и обнимает их руками.
– Слушай, я ведь пытаюсь, правда.
Голос у нее дрожит.
– Смеешься, что ли? – Я сцепляю руки. – Пытаешься? Пытаешься что сделать?
– Не знаю.
– Так вот: хочешь быть «немножко би»? Пожалуйста. Ни в чем себе не отказывай. Но если ты не от сердца это говоришь, я даже знать ничего не хочу. И не смей донимать меня своим кризисом идентичности на фоне разрыва с парнем! – Я смотрю ей прямо в глаза. – Ты украла мой первый поцелуй, Эбби. Украла!
– Мне так…
– Все вокруг думают, что ты отлично справляешься, – я с трудом сглатываю, – но на самом деле ты делаешь что душе угодно, а окружающие тебе это позволяют. Тебе же наплевать, кому ты делаешь больно.
– Думаешь, мне плевать? – Эбби мрачнеет.
– Не знаю уже, что и думать.
– Знаю, я не идеальна. – По ее щеке скатывается слезинка. – Знаю, что все на хрен порчу. Я не такая, как ты, и не понимаю пока, что происходит. Откуда мне знать, как поступить? Прямо сейчас мне просто страшно.
– Почему?
– Не знаю. Потому что я могу сделать что-то не так. Потому что ты можешь меня возненавидеть…
– Я тебя не ненавижу.
– …потому что я могу причинить тебе боль. Мне бы этого не хотелось.
Время останавливается. Какое-то время мы молча смотрим друг на друга. Я с трудом держусь на ногах, чувствуя, что мне не хватает воздуха.
– Слушай, у меня все хорошо, – говорю я после паузы. – Ты со всем разберешься. У тебя есть все, что для этого нужно. Я рада за тебя. Ты ничего мне не должна. – Я шумно выдыхаю, передергивая плечами.
– Но это…
– Все хорошо. Мы друзья. Увидимся на выпускном.
– Ладно, – тихо соглашается Эбби.
Я даже не пытаюсь придумать ответ – просто разворачиваюсь и ухожу, не оглядываясь.
29
– Богом клянусь, все получится. – Мама напряженно вглядывается в экран телефона, потом ловит мой взгляд в зеркале. – Я смотрела туториал раз пятьдесят.
– Охотно верю. – Я едва заметно улыбаюсь.
– Ничего не получается! Почему я такая безрукая?
– Ты не безрукая. – Заметив над ухом смешно вылезшую петельку из волос, я тяну за нее, и – вуаля! – теперь у меня вдоль лица свисает целая прядь, напоминая бакенбарды. Вот блин.
Мама тихо стонет.
Я уже час сижу у нее в спальне, а она крутится рядом, экспериментируя со всеми возможными видами укладки. На мне пижама, Гаррет приедет только через пять часов, но мама то и дело смотрит на экран телефона, будто ожидая, что он вот-вот появится на пороге.
– Итак, начнем сначала. – Она руками расчесывает мои волосы, высвобождая из них как минимум десять тысяч шпилек, потом сбрызгивает пряди водой и расчесывает щеткой. – Богом клянусь…
Я безропотно сношу ее изыскания: просто не могу заставить себя беспокоиться. Да, говорят, выпускной – это очень важное событие, но для кого? Зачем так напрягаться? Мне правда плевать, какое впечатление я произведу на своего кавалера. И пусть отчасти мне и хочется кое-кого поразить, этот человек далеко за пределами моего круга, так зачем нервничать?
Мама сосредоточенно закусывает кончик языка.
– Теперь я высушу их феном.
– Жги.
Она жжет.
Забавно, ведь я даже не думала, что пойду на выпускной, но посмотрите, вот она я, исполнительно следую стандартной программе любой выпускницы. Мы будем фотографироваться у Саймона, потом на самом настоящем лимузине поедем в какой-то пафосный ресторан в Альфаретте. Голубая мечта розового детства любой школьницы из пригорода.
Мама выключает фен.
– Меня расстраивает ваша ссора с Анной и Морган, – неожиданно сообщает она.
– Почему?
– Грустно, что вы поссорились. Мне бы хотелось, чтобы сегодняшний вечер был идеален.
– Это вымысел.
– Что именно?
– Идеальный выпускной.
– Что ты имеешь в виду? – смеется мама.
– Это избитый ход из фильмов для подростков. Сначала хорошо поставленный танцевальный номер, потом внезапный обмен взглядами и смачный поцелуй в конце.
– Звучит отлично.
– Я шутила.
– Боже, Лиа. – Она проводит рукой по моим волосам, накручивая одну прядь на палец. – Когда ты успела стать такой циничной?
– Ничего не могу поделать, у нас на Слизерине все такие.
И я худшая из слизеринцев: тот самый персонаж, который влюбится в гриффиндорца до потери соображения. Я – Драко из всех тех паршивых драрри, которые авторы бросали на четвертой главе.
– У меня был отличный выпускной, – возражает мама. – Едва ли не самый романтичный вечер в моей жизни.
– Ты же уже была беременна.
– И что? Все равно было здорово. – Она улыбается. – Ты знала, что накануне выпускного я делала УЗИ?
– М-м… круто?
– Еще как круто! И важно. Мне впервые сказали пол ребенка.
– Пол – это социальная условность.
– Знаю-знаю. – Мама треплет меня по щеке. – И все же я так радовалась. Мне не важен был твой пол, я просто хотела знать о тебе все!
– Звучит неплохо.
– Я как вчера помню, что лежала на столе, а на мониторе было твое изображение, и ты оказалась…
– Эмбрионом?
– Ага. – Она усмехается. – Но не только. Ты показалась мне стойким оловянным солдатиком. Меня это очень умилило. У меня тогда в жизни был бардак: школа, выпускной, твой отец… Ты же просто делала свое дело. Росла и росла. Тебя невозможно было остановить.
– По-моему, средненькое достижение, учитывая, что для зародыша это основная задача.
– Все равно мне это казалось невероятным. И до сих пор кажется. Посмотри на себя. – Я честно смотрю на свое отражение, встречаю ее взгляд, и мы несколько секунд сидим в тишине. Когда мама снова начинает говорить, я едва ее слышу: – Мне все кругом говорили, как быстро растут дети. Это ужасно раздражало.
– Ха!
– Иногда это были какие-то случайные люди в продуктовых. Ты топталась вокруг, устраивала истерики, и каждый раз находился кто-то, кто говорил: «Вы еще будете по этому скучать», «Она уедет учиться, а вы и не поймете, когда прошло столько времени», «Цените эти моменты». Мне ужасно хотелось ответить: «Зашибись, а теперь скройтесь». – Она накручивает прядь моих волос на щипцы. – Они были правы.
– Иногда с людьми такое случается.
– Поверить не могу, что ты уедешь. – Мама подозрительно быстро моргает.
– Ты же понимаешь, что я буду в полутора часах езды от дома?
– Знаю. – Она улыбается, но как-то невесело. – Ты ведь понимаешь, что я имею в виду.
Я морщу нос.
– Не смей плакать.
– Почему это? Ты тоже заплачешь?
– Ни за что. Никогда.
– Без тебя здесь будет иначе, Лиа, – тихо смеется мама в ответ.
– Ма-ам.
– Все-все, умолкаю. Не хочу, чтобы ты тут рыдала и портила выпускной настрой.
– Выпускной настрой? – Я демонстративно закатываю глаза, но продолжаю улыбаться.
Мама улыбается в ответ.
– Вы сегодня отлично повеселитесь.
– Будет по-дурацки.
– Пускай. У меня был дурацкий и бестолковый выпускной, но как же было хорошо. Просто прими это. Я так и сделала. Помню, как стояла перед зеркалом и твердила себе, что не позволю этому вечеру пройти плохо.
– Мой вечер грозит пройти по мне. – Я строю ей гримасу.
– Почему? Без этого ведь можно обойтись. – Она наклоняется вперед, упираясь подбородком мне в затылок. – Просто пообещай, что не станешь себя накручивать.
И тут я понимаю страшное…
– БЛИН.
– Ты чего? – В зеркале я вижу, как мама приподнимает брови.
– Я такая дура.
– Сомневаюсь.
– У меня нет подходящего лифчика.
– Хм-м. – Мама закалывает последнюю прядь и улыбается. – Неплохо вышло, правда?
Не могу не согласиться. Она превзошла саму себя. Не знаю, как у нее получилось, только теперь мои волосы выглядят мягкими и лежат волнами; по бокам они присобраны, а возле лица вьются отдельные пряди. Из-за того, что я в пижаме, кажется, что моя голова и тело принадлежат двум разным людям, но с платьем наверняка будет огонь.
Если не принимать во внимание тот факт, что у меня нет сраного лифчика.
– Нужно что-то без лямок.
– У тебя такого нет?
– Нет, откуда?
– Но у тебя же открытое платье.
– Не смешно. Я в панике.
– Ли-и. – Мамины руки ложатся мне на плечи. – У нас есть еще несколько часов до приезда Гаррета. Найдем мы тебе лифчик.