– Где?
– Где угодно. В том же «Таргете»[33]. Давай, надевай джинсы. – Она тянется за сумочкой. – Мы домчим туда за минуту.
Вот только машина не заводится.
– Ну уж нет, – бормочет мама под беспомощные щелчки ключа зажигания. – Не сегодня, лукавый.
– Скажи, что это розыгрыш…
– Погоди. – Она толкает руль, потом открывает и снова захлопывает дверь. – Попробую еще раз.
Глухо.
Мама, кажется, готова впасть в панику.
– Может, нужно подуть на ключ?
– Это миф, мам.
– Ну же, – продолжает уговаривать она машину, стукнув руками по рулю. – Именно сейчас… Гребаная машина.
– Пожалуйста, не говори «гребаная».
Она бросает на меня смущенный взгляд.
– Ты же сама любишь крепкие выражения.
– Люблю. Но ты делаешь все неправильно. Это слово применительно к нашей машине произносится без «гр» в начале, мам.
– Поверить не могу, что она сломалась сейчас.
– Это знак, – согласно киваю я.
– Какой?
– Что я должна остаться дома.
Теперь мама закатывает глаза.
– Хочешь пропустить выпускной из-за лифчика?
– Из-за его отсутствия, если точнее. И из-за того, что у меня нет шансов это исправить.
Вместо ответа мама лезет в сумочку и достает телефон, потом открывает вкладку с избранными номерами.
– Кому ты звонишь?
Она пропускает вопрос мимо ушей.
– О черт, нет. – Я пытаюсь выхватить у нее трубку, но та оказывается вне пределов досягаемости. – Ты звонишь Уэллсу?
Молчание. Она нажимает кнопку вызова.
– Только не говори, что хочешь попросить Уэллса купить мне лифчик. Пожалуйста!
– Почему нет?
Я слышу гудки.
– Потому что это лифчик.
– И что?
– Это отвратительно.
– Что, лифчик? Отвратительный? – Я открываю рот, но мама продолжает говорить: – Девочка моя, если ты находишь лифчики отвратительными, что же с тобой будет, когда ты узнаешь о сиськах… Да, привет, милый. – Она говорит это совершенно другим голосом, прерывая свой монолог. Я представляю себе Уэллса на другом конце воображаемого провода, телефон прижат к раздражающе маленькому уху.
Я хлопаю маму по руке, она поворачивается и подмигивает.
– Мы с Лиа хотим попросить тебя об одолжении.
Я отчаянно мотаю головой, но мама игнорирует мои мольбы и снова отворачивается.
– У нас сдохла машина, но Лиа только что поняла, что ей срочно нужно…
Я возмущенно скрещиваю руки на груди.
– …кое-что купить, – продолжает мама. Потом она замолкает; я с трудом различаю голос Уэллса.
– Понятно. До пяти.
Снова пауза и смех.
– Да, сдохла окончательно.
Она кивает и бросает на меня довольный взгляд.
– Спасибо, милый. Люблю тебя.
Во-первых, фу! Во-вторых, вот срань! Мама и Уэллс на этапе «люблю тебя». Меня сейчас стошнит.
Закончив разговор, мама поворачивается ко мне.
– Он приедет через пятнадцать минут, поможет завестись.
– Круто.
– Не за что. – Она вопросительно вскидывает брови.
Я краснею.
– Спасибо.
Это странно. Мы не выходим из машины, даже ремни безопасности не расстегиваем. Как будто кто-то поставил мир на паузу. В салоне пахнет лаком для волос. На меня снова накатывает это ощущение смены такта. Маленькая колючка внутри. Мама барабанит по рулю, мурлыча что-то себе под нос.
– Так вы с Уэллсом тайно помолвлены или что?
Она замирает.
– С чего ты это взяла?
– Просто спросила.
– Нет, Лиа. – Мама вздыхает. – Мы не помолвлены.
– Может быть, вы собираетесь обручиться?
– Хм. Мне об этом ничего неизвестно.
– Но ты согласилась бы, если бы он предложил?
– Так, минуточку, притормози. К чему все эти вопросы?
– Просто любопытно. – Я залезаю на сиденье с ногами и поворачиваюсь к окну. Все вокруг зеленое и тонет в солнечном свете. Сраный идеальный апрель.
– Если бы он сделал мне предложение сегодня? Не знаю, – говорит мама. – Брак – серьезное дело. Я знаю только, что очень его люблю.
– Почему?
– Почему я люблю Уэллса?
– Ну, кроме денег.
– Что, прости? – Она сверкает глазами. – Знаешь, это здорово обидно и совершенно не соответствует истине.
– Тогда я не понимаю.
– Что именно?
– Ты бы точно не вышла за него замуж из-за внешности, – продолжаю я, но стоит словам сорваться с языка, как я начинаю о них жалеть. Щеки заливает краской. Не понимаю, почему я так с ней жестока.
– Ты шутишь?
– Прости.
– К твоему сведению, он кажется мне очень привлекательным.
– Да, я понимаю. Прости. Я дура.
– Тебе не кажется, что он немного похож на принца Уильяма?
– Уэллсу же лет пятьдесят!
– Сорок два.
– Все равно.
– Это просто чуть более взрослая и чуть более лысая версия принца Уильяма. Вспомни его лицо. – Мама пихает меня в коленку. – Ты же не могла не заметить.
Блин. Она права. У них даже имена немножко похожи.
– Так ты встречаешься с ним потому, что всю жизнь сохла по принцу Уильяму?
– Почему сразу сохла? Просто мне кажется, он очень сексуальный.
– Ты что, только что назвала принца Уильяма сексуальным?
– Да. Кто-то же должен был это сделать. – Ее улыбка кажется мне немного грустной. – Знаешь, он наверняка понравился бы тебе, дай ты ему хоть крошечную возможность.
– В этом нет необходимости. Я же закончила школу, помнишь?
– Тут забудешь.
Что-то в том, как она это произносит, заставляет мое сердце болезненно сжаться. Какое-то время я изучаю дверцу бардачка, обхватив руками колени.
– Прости.
– Милая, все хорошо. Просто…
Мама не успевает закончить: рядом тормозит «БМВ» Уэллса. Сегодня он весь из себя гольфист, одет как на игру, и это только усиливает сходство с принцем Уильямом, которое теперь режет мне глаза. Это даже жутковато. Он открывает капот своей машины, мама открывает наш. Предварительные ласки закончены, и мама выбирается из салона, чтобы выудить из багажника связку проводов. Где-то там, в переплетении деталей двигателя и батареи, они сцепятся своими мордочками, так похожими на морды аллигаторов, и случится магия. Я жду этого, оставаясь на переднем сиденье. Спустя секунду Уэллс заводит двигатель, а мама заглядывает ко мне в салон.
– Ли, попробуй покрутить зажигание.
Я поворачиваю ключ, и двигатель с ревом оживает.
– Все? – спрашиваю я. – Вы его починили?
– Он завелся – это отлично, но нужно следить, чтобы батарея не отключалась. Ты не пересядешь назад?
– Почему?
– Потому что Уэллс довезет нас до «Таргета». Тогда он сможет остаться в машине и не отключать двигатель, пока мы внутри.
– Ладно.
Боже, подготовка к выпускному в обществе Уэллса. И все же он только что спас нас, так что я должна быть ему благодарна. Как-то так…
Пока мы едем, мама пересказывает все сплетни Уэллсу. Она помнит мельчайшие детали того, чем я с ней делилась.
– Так вот, Эбби бросила Ника – это главная новость, но тут еще Морган постаралась добавить напряжения. А Гаррет влюбился в Лиа.
– Это слухи, – вклиниваюсь я, просовываясь между сидениями.
– Но, – как ни в чем не бывало продолжает мама, – я думаю, Лиа нравится кое-кто другой.
– Ма-ам.
Срань господня.
Лучше бы она не намекала на то, на что, как мне кажется, намекает.
Мама широко улыбается.
– Я просто хочу сказать, что вечер будет насыщенный.
Стоит нам въехать на парковку, как у мамы начинает звонить телефон.
– Черт, надо ответить. – Она строит извиняющуюся гримасу, одними губами объясняя: «работа».
Идеальное, блин, время.
Пару минут мы с Уэллсом просто сидим, наблюдая, как она кивает и повторяет: «Ага. Ну да. Точно. Ага», потом лезет в сумочку за ручкой и царапает что-то на обороте чека. «На самом деле… Вот оно что. Ладно. Нет-нет». Она бросает на меня наполовину виноватый, наполовину отчаянный взгляд. «М-м-м». Потом отстегивает ремень и поворачивается, чтобы взглянуть мне в глаза.
Я поднимаю брови.
– Да, конечно. Разумеется, – говорит она в трубку, многозначительно мне кивая. Потом передает мне кредитку.
– Я что, должна идти туда одна? – тихо спрашиваю я.
Она пожимает плечами, показывает на телефон, потом на часы на приборной доске машины. Часы сломаны уже лет сто, но я понимаю, о чем речь. Гаррет приедет через два часа, а я в джинсах и не накрашена.
– Я пойду с тобой, – говорит Уэллс.
– Кхм. В этом нет необходимости.
– Мне все равно нужно купить открытку.
Я бросаю на маму выразительный взгляд, призванный означать: «Ты что, шутишь?» Она снова пожимает плечами и разводит руками, но глаза у нее блестят.
Зашибись просто: мне придется покупать лифчик в обществе Уэллса.
Мы вместе идем через парковку, он прячет руки в карманах.
– Так что тебе нужно купить?
Блин.
– Предмет одежды.
– Предмет одежды? – Он непонимающе улыбается. – Я должен угадать, какой именно?
– Нет, – быстро говорю я. Господи, за что? – Просто… это лифчик.
Я его на сиськи надеваю.
– Ага.
Ну вот, теперь у меня мысли путаются, а мозг, кажется, просто вскипел. Наверное, именно это и чувствуют обычно люди, когда до ужаса напуганы.
Мы проходим через раздвижные двери, и первое, что попадается мне на глаза, – стенд с сумками: огромные холщовые переноски на молнии, дамские сумочки из искусственной кожи и, несмотря на сезон, вышитые пляжные котомки.
– Вот черт. – Я бью себя по лбу.
– Все в порядке?
– У меня нет сумочки!
На самом деле есть: старенькая холщовая, которую я три года назад купила в «Олд Нейви»[34]. Не могу же я этот кусок дерьма тащить с собой на выпускной.
– Хорошо, сейчас разберемся, – говорит Уэллс. – Какая-нибудь из этих подойдет?
– И туфли. У меня нет туфель.
Ладно, мне правда не по себе – это уже действительно знак. Нет лифчика, нет туфель, нет сумочки, в машине сдохла батарея, маму поглотила работа. Мироздание, я тебя слышу. Не нужно было даже и думать о том, чтобы идти на выпускной. Все, что мне сейчас нужно, – это поехать домой, посмотреть телик и завтра с утра вернуть платье в магазин.