– Читаешь мои мысли.
Мы поднимаемся к павильону одновременно с Саймоном и Брэмом, которые шли по лестнице.
– Рады снова вас видеть, – говорит им Эбби, а я замечаю, что они держатся за руки. По-настоящему, а не как обычно, готовые разойтись в любой момент. И оба явно отдают себе в этом отчет, так что выглядят ужасно мило, хотя стараются-то сделать вид, будто это обычное дело.
– Что, можно заходить? – спрашивает Брэм.
– Наверное, – пожимает плечами Эбби.
Внутри, на танцполе, уже собралась толпа народа, хотя никто еще не танцует. Зрителей разогревает диджей, который периодически вскидывает вверх руки и кричит: «НУ-КА, КТО ЗДЕСЬ СТАРШЕКЛАССНИК?»
– Здесь же только старшеклассники и собрались, – удивляется Саймон.
– Не слышу вас. НУ-КА, КТО ЗДЕСЬ СТАРШЕКЛА-А-АС-СНИК?
– Его что, не предупредили, что он белый? – хихикает Эбби.
Однако остальные явно получают удовольствие: в ответ на возглас диджея раздается множество голосов, все кричат и свистят, так что меня снова накрывает ощущением нереальности происходящего. Свет оранжевых ламп, идущий снизу, слегка приглушен, и из-за этого кажется, будто лица всех, кто стоит внутри, светятся сами по себе. Краем глаза заметив что-то белое, я оборачиваюсь и вижу Тейлор при полном параде. Похоже, на выпускной она решила прийти в свадебном платье Кейт Миддлтон.
– Она что?.. – Эбби даже не заканчивает фразу.
– Ага.
– Ничего себе.
Мы обмениваемся улыбками.
– Тейлор, пожалуйста, всегда оставайся такой, – шепчу я.
Неожиданно рядом со мной из толпы выныривает Гаррет.
– Вот ты где! Я искал тебя, Берк!
Точно. Мы же пришли вместе.
– Хочешь потанцевать? Я готов.
– Что, сейчас?
– Да, сейчас. – Он берет меня за руку. – Пойдем, мне нравится эта песня.
– Серьезно?
Любой бы удивился: диджей включил нам какое-то суровое техно без слов – такие звуки могли бы издавать занимающиеся сексом роботы.
– Мне слова нравятся.
Я с подозрением кошусь на него и понимаю: он просто волнуется. Не знаю, как я раньше этого не замечала. Гаррет слишком широко улыбается и потирает шею, так что мне немедленно хочется обнять беднягу. Или дать ему банку пива. Ему нужно расслабиться.
Я позволяю ему взять себя за руку и увлечь на танцпол, вперед, прямо к диджею.
– ЙОУ! НУ-КА, КТО ЗДЕСЬ СТАРШЕКЛА-А-АССНИК?
Вздрогнув, я обнаруживаю прямо перед носом микрофон.
– Я, – отвечаю без выражения.
– Говори громче, чтобы тебя все слышали. ЕЩЕ РАЗОЧЕК. НУ-КА, КТО ЗДЕСЬ СТАРШЕКЛА-А-АССНИК?
– Я, и мы вроде уже выяснили, что нас тут таких много, – говорю я в микрофон, краешком глаза заметив смеющуюся Эбби.
– Все, хватит, мы танцуем. – Гаррет притягивает меня ближе, положив руки на талию.
– Медленный танец под жуткое техно?
– Почему бы и нет?
Я качаю головой и изображаю отчаяние, но кладу руки ему на плечи, и мы раскачиваемся из стороны в сторону. Танцующих вокруг почти нет – большинство предпочитает просто расхаживать туда-сюда, – так что я не могу отделаться от мысли, что на меня все смотрят. Наверное, это чувство въелось в мой костный мозг.
Потом песня меняется, из динамика гремит голос Ники Минаж. Все тут же высыпают на танцпол, будто кто-то переключил рычаг. Я выпутываюсь из объятий Гаррета и оказываюсь зажата между Саймоном и Брэмом. Я раньше не видела Саймона танцующим – разве что в мюзиклах, – и слава богу. Он дергается как в припадке и неуклюже перебирает ногами. Брэм, впрочем, еще хуже. Я не могу удержаться от широкой улыбки, а Саймон в ответ хватает меня за руки и кружит так, что перехватывает дыхание.
Все те дурацкие подростковые фильмы не врали: в выпускном вечере есть своя магия, пусть ее и немного. Что-то есть в том, чтобы толкаться на переполненном танцполе в компании друзей, освещенных мигающими огоньками и одетых как кинозвезды. Саймон улыбается шире и пихает меня бедром, потом ловит руки Эбби, и они начинают кружиться вместе. Гаррет и Брэм пытаются сделать «волну», а Мартин Эддисон, похоже, склеил Орешек крепче, чем на суперклей.
– НУ-КА, НУ-КА, АХОЙ! КТО ЗДЕСЬ СТАРШЕКЛА-А-АС-СНИК?
– ЭТО МЫ! – кричит Эбби, ловит мой взгляд и смущенно улыбается.
Музыка меняется снова, ритм замедляется, и все сходятся ближе. Саймон хватает меня за руку, поднимает ее, и вот я уже стою, вытянув руки вверх и улыбаясь с закрытыми глазами. Именно так я чувствую себя, когда играю на барабанах: мелодия уносит меня, заставляя забыть обо всем. Не помню, когда в последний раз была такой невесомой.
Выстрелом из пушки меня оглушает осознание: все это подошло к концу.
Срань господня. Мы выпускники. Осталось – погодите-ка – пять недель рутины, а потом все изменится. Я всегда понимала, что после школы начинается совершенно другая жизнь. Так уж устроен мир.
Но только сейчас я в полной мере осознала, насколько сильными будут эти перемены. Вряд ли хотя бы раз до сегодняшнего дня я пыталась взглянуть им прямо в глаза.
– Я скучаю по тебе, – говорю я Саймону.
– ЧТО?
– Я СКУЧАЮ ПО ТЕБЕ!
Мне плевать, как это звучит, но я уже скучаю по ним. По Саймону, Брэму и Нику, по Гаррету и Норе, по Анне и даже по Морган. Они здесь, но мне уже больно.
– БОГ МОЙ, Я ТОЖЕ СКУЧАЮ ПО ТЕБЕ, – кричит Саймон, но с его губ не сходит улыбка, и я уже готова решить, что он не понимает моих чувств, когда слышу его голос у уха. – Ты же знаешь, что без тебя я сойду с ума?
– И я без тебя, – тихо отвечаю я, прильнув к его груди.
33
Самое странное, что за вечер Ник ни разу не попался мне на глаза. В другой день я бы не обратила на это внимание, но сегодня мы имеем дело с Печальным Пьяным Ником. Волей-неволей решишь, что либо его тошнит где-то в павильоне бабочек, либо он отключился возле вольера с грифами.
Может быть, я не права, и все хорошо. Наверняка он в порядке. И даже то, что на сообщения он не отвечает, еще ни о чем не говорит. Может быть, у него все хорошо, просто он меня возненавидел – на его месте я бы так и поступила. Эбби могла ему что-то сказать. Или просто моя дурацкая влюбленность в нее большими буквами написана на лице.
Я пытаюсь отбросить эту мысль, но не могу перестать оглядываться по сторонам. Для протокола: найти кого-то в слабо освещенном, полном людей павильоне – та еще чертова задачка. Ник одет в смокинг, а это делает его и море других парней в этом помещении похожими, как песчинки в пустыне. Невольно начинаешь уважать извращенный вкус Мартина Эддисона.
И вдруг предмет моих размышлений возникает рядом будто из ниоткуда. Он взволнован и светится радостью. Я уже открываю было рот, чтобы сказать «привет!», но Ник обрывает меня, крепко сжав на секунду в объятиях и влажно чмокнув в щеку.
– Кхм. Ты точно…
Он щелкает меня по носу.
– Лиа Берк, ты сейчас увидишь такое, от чего у тебя крышу сорвет!
Вот теперь я начинаю немного беспокоиться.
Ник идет через танцпол к диджею, и вид у него ужасно самодовольный. За годы нашей дружбы я ни разу не видела его таким. Оказавшись у пульта, он наклоняется вперед, говорит что-то диджею, тот кивает и отбивает пятюню.
– Ты тоже смотришь? – спрашивает Саймон, наклонившись поближе.
– За Ником?
– Как думаешь, что он затеял?
– Без понятия, – отвечаю я, но в этот момент мне на глаза попадается Эбби: подол ее голубого платья развевается, пока она кружит по залу вместе с Норой. – Если только…
Саймон следит за моим взглядом.
– О боже. Ты же не думаешь, что он планирует что-нибудь неожиданное, что позволит вернуть ее?
– Может быть. Не знаю. – Я поджимаю губы. – Что, если это месть?
– Ник будет мстить Эбби? – Саймон смеется, не веря своим ушам.
– Вдруг он хочет унизить ее.
– Ник никогда не станет так делать.
– Я не уверена. Он ведет себя очень странно.
– Да, но мы говорим о Нике, – настаивает Саймон, хотя в его глазах мелькает неуверенность. – Он не станет.
Какое-то время мы просто смотрим друг на друга.
– Думаю, нужно с ним поговорить, – подытоживаю я.
– Да. Отлично, – кивает Саймон. – Давай просто… узнаем, что он затеял.
Он хватает меня за руку, и мы начинаем проталкиваться сквозь толпу на танцполе. Ник стоит среди ребят из команды по соккеру на самом краю павильона, обнимая Гаррета и Брэма за плечи. Это обнадеживает. Если Брэм – или даже Гаррет – участвуют в этом, значит, о жестокости речи быть не может. Конечно, если они вообще в курсе, в чем участвуют.
Боже, как мне вообще задать этот вопрос? «Ник, слушай, я думаю, ты классный, и, честно говоря, просто тебя обожаю, так что давай быстренько выясним: ты ведь на самом деле не станешь вести себя как отбитое дерьмо на ножках?»
Саймон крепче сжимает мою руку и тащит вперед.
– Привет, ребята, – говорит он своим фирменным голоском «я-Саймон-Спир-неправда-я-не-пищу». – Ник, можно с тобой поговорить?
– Да, в чем дело? – Ник вопросительно улыбается. Я смотрю ему за спину и вижу такое же выражение на лицах еще дюжины ребят из его команды.
– С глазу на глаз, – добавляю я.
– Ого-го, Айзнер, – присвистывает кто-то за спиной Ника. – Дама тобой недовольна.
Я закатываю глаза, но Ник отделяется от компании и идет за мной и Саймоном к лужайке. Мне сразу становится спокойнее, хотя эта лужайка – продолжение павильона, и музыка здесь гремит так же, и кругом по-прежнему то́лпы. Крыши над головой тут нет – есть только несколько мигающих огоньков и ограда по краю, за которой виднеется чистое озеро в обрамлении деревьев. Я кладу руки на ограждение и делаю глубокий вдох.
– Ник, что происходит?
– Ты о чем? – улыбается он.
– Ты странно себя ведешь.
– О чем ты говорил с диджеем? – вмешивается Саймон.
– Ха! – Улыбка Ника становится шире. – Скоро вы всё узнаете.
Саймон бросает на меня встревоженный взгляд. Я продолжаю пристально изучать Ника.
– Это как-то связано с Эбби?