— Человеческое тело большей частью состоит из воды, — говорит она. — Тело лиархи — которая тренировалась, может ей становиться. Вы не можете меня убить.
Она делает паузу, переводит взгляд на меня, а потом возвращает его на окружающих меня военных. Я невольно оглядываюсь: главнокомандующего нигде не видно, осталась только сопровождающая меня группа.
— А я вас могу.
Она вскидывает руки, и я чувствую, как мне в лицо снова летят брызги.
Нет. Это не брызги. Только сейчас я понимаю, что это моя собственная вода — та, которая есть в моем теле, капельками собирается на коже, от кончиков пальцев ног до макушки, из каждой клеточки, и взмывает ввысь. Я сама превращаюсь в фонтан, растерянно глядя, как капельки текут вверх, одна за другой срываясь с моей кожи.
Рядом слышны хрипы, звуки падающего на землю оружия. Я поворачиваю голову: лицо мужчины под шлемом стремительно съеживается, становится сухим, и это по-настоящему жутко. Его военный комбинезон насквозь мокрый, но, когда он падает на землю, слышен хруст сухих, как осенние листья, костей. Военные падают один за другим, я с ужасом понимаю, что я следующая, но внезапно сорвавшиеся ввысь и текущие по моей коже капельки возвращаются, стремительно впитываются обратно.
— Невероятно, — произносит женщина, когда моя кожа вспыхивает голубым свечением.
А потом я слышу отчаянный крик за своей спиной:
— Вирна!
Я вздрогнула. Обернулась. Бегущего ко мне парня я не знала, но этот голос был мне знаком. Настолько же знаком, как голос, звучащий в моем сознании.
Вода — это жизнь, Вирна.
— Лайтнер К’ярд, — голос женщины сейчас больше напоминал шипение или звук закипающей воды, вплетающийся в шум взлетающих к небу фонтанов. — И разумеется, не один.
Он действительно был не один: за его спиной были еще люди. Военные.
Такие же, как меня сюда привели.
— Лайтнер! — донесся до меня крик одного из них, но он не остановился. Подлетел ко мне, перехватывая за руки, вглядываясь в мое лицо.
— Вирна, девочки в безопасности. Пойдем со мной, — взгляд его скользнул ниже, наткнулся на иссохших мужчин. — Что за…
— Пойдем со мной? — переспросила женщина. — Ты правда считаешь, что я просто так тебя отпущу? После того, как твой отец пытался меня убить?
Она снова рассмеялась.
— Ну правда же, вы ведь не думали, что я стану сидеть на базе и ждать, пока в меня прилетит одна из сверхзвуковых ракет зачистки? Или что меня остановят ваши кордоны, ваши щиты? Вода пройдет везде, уж вы-то как никто другие должны это знать!
Тот, кого она назвала Лайтнером, сделал шаг вперед, а меня отодвинул за спину.
— Я не так много знаю о воде, но точно знаю, что ты свихнулась.
— Потому что хочу изменить мир, в котором таким, как мы, не оставили места?
— Твое место — в специальной клинике, подальше от живой воды.
Ее лицо исказилось от ярости, насколько могут исказиться черты сотканного из воды лица, а он одним движением ушел вниз. Едва его ладони коснулись земли, она содрогнулась, камень пошел волной… а в следующее мгновение словно наткнулся на что-то, разлетаясь брызгами от удара воды. Трещины в земле мгновенно наполнились ей, как глубокие порезы кровью, взметнулись ввысь сияющими плетьми, прямо над нами.
Лайтнер перехватил меня за плечи, резко увел в сторону, принимая удар на себя.
Настолько сильный, что нас протащило по камню несколько валлов. Дыхание выбило из груди, а если бы я практически не лежала на нем, из меня бы выбило еще и сознание. Глаза женщины снова вспыхнули.
— Отличная попытка, — процедила она. — Но основная проблема в том, что вы всегда были слабее нас. Вы всегда нас боялись, именно поэтому решили от нас избавиться. Но сегодня для вас все закончится, а для тебя все закончится именно здесь!
В лицо снова ударили брызги, и я отпрянула. Возможно, именно потому, что знала, что они означают или потому, что его лицо исказилось от боли. Я никогда не думала, что это может быть больно настолько, что эта боль отразится во мне, как собственная.
— Вирна, уходи, — прохрипел он, и я поднялась.
Рывком, и текучим потоком бросилась к той, что его убивала. Вода, пытающаяся меня хлестнуть, брызгами разбилась о невидимый щит или просто в него влилась. Точно так же я влилась в бьющую из земли стихию, врезаясь в женщину, в лиарху или в существо, и чувствуя, как в меня ударяет колючая чужая сила. Меня швырнуло наверх, потом снова вниз, потоком воды приложило о землю, но боли я не почувствовала. По крайней мере, такой, как чувствовала там, на земле, вместе с ним.
— Ты правда думаешь, что можешь со мной справиться? — Это уже отдаленно напоминало человеческую речь, скорее, складывающийся словами у меня в сознании шум воды. — Я бы легко уничтожила даже твою сестру, которую многому научила. Не говоря уже о тебе!
Поток воды обрушился вниз, ударил мне в грудь, вплавляя в землю, гудящую от клокочущей под ней силы. Удар полыхнул перед глазами синевой, чувство было такое, что мне на грудь поставили пресс, ввинчивающий меня все глубже в земную твердь и мешающий сделать вдох.
— Посмотри на него, Вирна, — прошелестела вода. — Посмотри на своего Лайтнера, потому что ты видишь его в последний раз. Он умрет у тебя на глазах, и ты ничего не сможешь сделать.
Я поворачиваюсь к нему.
Сейчас он слишком далеко.
Вода — это жизнь, Вирна.
Никто больше не умрет. А особенно — он.
Последняя мысль отзывается во мне с такой силой, что я не сразу замечаю втекающие в меня вибрации рычащей под водой земли. Я позволяю ей пройти сквозь меня волной, стирая последнее, что держало меня на земле — человеческое тело.
Казалось, что на меня обрушилась вся существующая в этом мире сила, но, когда я плавным движением взмыла вверх, собирая ее из каждой капли бьющей сквозь землю стихии, прочла изумление в нечеловеческих глазах застывшей напротив женщины.
Синяя вспышка уже не кажется яркой, я просто вижу, как спирали фонтанов врезаются в наш, и как мощь воды вспарывает пространство.
Меня выбивает из потока клубящихся вокруг волн, женщину — тоже.
Я разлетаюсь брызгами, чтобы спустя мгновение весьма ощутимо приложиться локтями о земляные бугры, фонтаны рассыпаются, заливая все вокруг, а я поднимаюсь, поскальзываясь, и бросаюсь к нему.
К Лайтнеру.
Сама не знаю, почему это для меня так важно.
Почему для меня так важен он.
Не те, бегущие издалека к нам, а именно он. У него мокрые волосы, но кожа сухая, как старая бумага. Кажется, она вот-вот пойдет трещинами, как земля под нами и как его губы. Он пытается что-то сказать, но ему это не удается, потому что внутри он — такой же сухой, как снаружи.
Не представляю, как, но я это чувствую, и когда его рука бессильно падает вниз, я кладу руки ему на грудь.
— Вода — это жизнь, — говорю больше себе, чем ему.
Я не знаю этого парня, но я знаю, что если умрет он, я умру вместе с ним.
Если его не станет, моя пустота станет абсолютной.
Поэтому сейчас я просто мысленно повторяю ставшие для меня каким-то заклинанием слова, снова и снова. Снова и снова.
Собираю силу воды, дрожащую на пальцах, и возвращаю ему.
Капли вихрями оседают на его пересохшей коже, отказываясь впитываться, стекая на землю, но я продолжаю. Если воду можно забрать, ее же можно вернуть, верно? Не может быть, чтобы было нельзя, просто не может быть!
Я понимаю, что у меня ничего не выходит, когда он закрывает глаза.
И когда вода на моих щеках становится слишком соленой и слишком горячей. Его сердце… Я вообще его не слышу, не чувствую ни одного удара в руки. Даже когда в моих ладонях собирается сила, которую я чувствую, как себя. Я готова отдать ему ее всю, всю до капельки, только чтобы он жил, пальцы дрожат, когда я расстегиваю на нем грубую ткань, а потом в них ударяет дикой болью.
Дикой болью ударяет прикосновение к его обнаженной коже, вокруг нас собирается облако брызг, а от влажности даже дышать становится тяжело. Я пропускаю ее через себя, отдавая ему без остатка, несмотря на то, что неведомый мне огонь обжигает руки уже по запястье, а из-под моих ладоней на его груди распускается красный цветок.
Который неожиданно сменяется голубым сиянием. Все то, что клубилось вокруг, во мне, над нами, врезается в него сквозь меня. В него, в меня, в нас, и удар сердца под моими ладонями будто подбрасывает над землей.
Я не верю своим глазам, когда его кожа вновь становится нормальной, а с губ срывается глубокий вдох.
— Осторожнее!
Этот крик раздается совсем рядом.
Лайтнер успевает открыть глаза, я — вскинуть голову, когда ночь разрывает вспышка выстрела. Занесенная над нами водная плеть рассыпается брызгами, а женщина, чудом не убившая нас, сейчас такая же, как мы все, из плоти и крови, качается и оседает на землю. Я успеваю только заметить, как парень в очках с абсолютно зверским выражением лица опускает оружие, а потом к нам бросаются все. Кто-то зовет его по имени, кто-то меня, кто-то даже касается моего плеча, кажется, спрашивает, как я.
В этом шуме я слышу только его дыхание и его голос.
— Хидрец, — хрипит он. — Столько лет катался, но только сейчас понял, что чувствует доска.
Все смеются.
Кроме меня. Все, что я чувствую сейчас, это: с ним все в порядке.
Я все еще не понимаю, что это значит, это странное чувство, но мне и не надо это понимать. Я опускаюсь прямо в воду, глядя в незнакомые лица склоняющихся над нами, и над ними выхватываю взглядом кусочек неба.
Бесконечного, какой могла бы быть моя пустота.
И какой она уже никогда не станет.
Глава 41. Лиархи и въерхи
Лайтнер К’ярд
За последние сутки я столько раз был на волосок от смерти, что уже сбился со счета. Не день, а аттракцион «Останься в живых»! Казалось мне мало переломаться на скалах или развернуть гигантскую волну, я подставился под удар Карринг, которая решила буквально выжать из меня всю воду. И выжала бы, если бы не моя Вирна!