– Да, па, – кивнула Эрика. – Ты б нам очень помог.
– Как же я могу отказать? – отец налил ещё тёплый чай в кружку и взял в руки тарелку с маяком. – Это было восемь… нет, теперь уже почти девять лет назад. На побережье, возле птичьего маяка…
Эрика затаила дыхание, ни разу она ещё не слышала эту историю с этой стороны. Даже дышать было страшно. Что-то было в его рассказе непривычное. Не обычная семейная история-воспоминание, а выхолощенная повесть. Как вырезка из газеты. Уже рассказанная кем-то до тебя. Голая кость, лишённая сока и вкуса. Но вместе с тем не покидало чувство, что это не просто кость, а ископаемое! Эрике казалось, что она сама попала в книгу, и с каждым словом отца шуршание страниц поглощает её, затягивает вглубь, прячет меж строк. Кухня наполнилась шёпотом моря, а перед глазами из тумана выныривал величественный красный маяк, который не боялся шторма, волн и при любой погоде светил, уберегая корабли…
– …Маленький городок с ремесленным базаром, треугольные пироги со свежей треской, мелкая жареная рыбёшка в пергаментных листах, голосистая галька вместо молчаливого песка. Дивное место. Одно из тех, что скрылось от цивилизации и выжило. Бесконечный пирс в нескончаемом море…
– А как называлось место? – Мишель старательно записывала в тетрадь.
– Жозлин придумала ему тогда название Изморье. Шутила, что это заколдованная деревня выброшена океаном, и все жители в ней вовсе не люди, а полу-духи. Объясняла, что люди не могут быть так счастливы в этой дыре и так хороши в своём деле: будь то приготовление пирогов, пышных омлетов или вязание сетей. А местные звали его Аркенкхар. Какая-то легенда для этого бессмысленного набора букв тоже имелась, но я её, если и слышал, то подзабыл.
Мужчина замолчал, снял очки и потёр переносицу. Его взгляд утратил фокус, провалился в воспоминания. Эрика смотрела на отца и пыталась услышать его мысли. О чём он сейчас думал? Вспоминал ту счастливую поездку? Смотрел на маяк?
Комната наполнилась запахом жасмина и моря. Шум прибоя ласкал слух, и где-то высоко кричала одинокая чайка.
– А художник? – тактично напомнила Мишель, и её слова вернули Эрику в реальность, за стол с разложенными декоративными тарелками и недоеденным тортом.
– Тут я вам не помощник, – рассмеялся мужчина, надев очки. – Тарелки покупала Жозлин. Но вы можете описать хемингуэевского старца, и никто вас не осудит.
Девочки переглянулись.
– Кого? – уточнила Мишель.
– Прощу прощения, видно до него вы не дошли. Этакий бывший моряк, просоленный, с суровым обветренным лицом и цепким взглядом. Сидит в тусклом свете керосиновой лампы, держит тоненькую кисть и заготовку в крупных мозолистых руках, и под пение сирен выводит незатейливые рисунки.
– Или же это была женщина, – скептически выгнула бровь Мишель.
– Что в современном мире отрицать никак нельзя, – рассмеялся мужчина. – Прекрасная длинноволосая красавица, лишённая голоса, но наделённая незаурядным талантом.
– Простите, но это женская объективация, – вздёрнула бровь Мишель.
Эрика ухватила подругу за локоть и потащила к лестнице:
– Спасибо за помощь, па, дальше мы сами.
Эрика побежала вперёд, а Мишель остановилась и смущённо сказала:
– У вас что-то на лбу.
Мужчина кивнул, дотронулся до лба и потёр пальцы, озадаченно глядя. На них остался тёмный вязкий след копоти. Пока он задумчиво растирал пепел, скрипнула восьмая ступенька лестницы. Явно под ногой маленькой Арно, ведь Эрика почти никогда не тревожила Скрип-топа. На втором этаже хлопнула дверь.
– Бедные дети. Эссе в начальной школе, – покачал головой мужчина, смывая золу с рук. – Женская объективация. И когда это красота попала в опалу?
Он вернул тарелки на место, критически оглядел стену, поправил лодку, слегка задравшую нос:
– И чем им плох старик, расписывающий тарелки в каморке на маяке? Никакая женщина в здравом уме не стала б заниматься таким.
Он подхватил свёрток, зашагал по коридору в кабинет. Проходя мимо зеркала, увидел своё отражение и снова потёр лоб. Надо привести себя в порядок, прежде чем отправиться на встречу.
– Твой отец милый, – Мишель с любопытством рассматривала комнату Эрики. – И дружелюбнее, чем ты его выставляла.
– Чего это он только вернулся раньше времени? – пробурчала Эрика, открывая дверцу клетки и подставляя Пирату руку.
Крыс вскарабкался на плечо хозяйки и привычно уткнулся носом ей в щеку. Эрика не обратила внимание, она с опаской следила за Мишель. Та рассматривала полки уж слишком пристально, и от этого было не по себе. Эрика чувствовала себя так, словно это разглядывают её. Неприятное чувство, как во сне, когда оказываешься в пижаме и босой посреди людной улицы. Только вот ещё казалось, что цепкий взгляд Мишель не просто вглядывается в вещи, но через них достаёт до самой души.
– У тебя классная комната! – наконец постановила Мишель и улыбнулась. – Она такая твоя.
– Она меньше твоей садовой кладовки, – буркнула Эрика, поправляя тамарина.
– Дело не в размере, – Мишель присела на стул. – Она такая, как ты хочешь, а не лучшая версия тебя, по мнению твоих родителей.
– Твоя комната очень классная! – возразила Эрика.
– Ещё бы, – усмехнулась Мишель. – Всё Гнездо – это большой кукольный домик Анжелики Арно. В нём всё идеально и у всего есть место. Даже у меня.
– Не говори так, Миша, твои родители любят тебя.
– Возможно, – согласилась Мишель. – Но им нет никакого дела до меня.
Эрика растерялась, она совсем не знала, что ответить подруге. Разве могут быть у неё проблемы в её сказочной жизни? И пока она собирала попрятавшиеся слова, момент был упущен. Печаль Мишель схлынула, как и не было. Маленькая Арно тряхнула локонами и весело спросила:
– Что думаешь? Уже пора навестить наших подозреваемых?
Мишель вытянула из сумки тетрадь и помахала ей в воздухе.
– Если поторопимся, успеем до заката! – подхватила Эрика и шепнула: – Думаешь, лучше оставить Ло тут или взять с собой.
– Не помню ни одного детектива, где сыщики таскают с собой труп! – Мишель выглянула в окно и взвизгнула. – Твой кот следит за нами!
Действительно, по ту сторону окна сидел Шкура с видом надменным и презрительным. Глаза горят как прожекторы. Пушистый хвост подрагивает.
Эрика дёрнула за верёвочку, и рулонная штора, зашуршав, упала до самого подоконника, погрузив комнату в полусумрак.
– Это всего лишь кот, – Эрика щёлкнула выключатель. – И отчего-то ему приглянулся наш дом. Давай разберёмся с Ло.
Она посильнее затянула шнурок мешка, хотя книга и была заперта в коробку, а после спрятала в шкаф, за ворохом тетрадей и учебников.
– Я позвоню, чтобы Рами нас отвёз, – Мишель порылась в сумочке, доставая телефон, и отмахнулась от возражений Эрики. – Смотри, какие тучи, Рика. Из них даже снег может пойти.
Карта, разыгранная Мишель о школьном эссе, оказалась пропуском к сердцам взрослых. Кто бы мог подумать, что дотошные зубрилки, порядочные детки с безумным огоньком в глазах и тетрадями в руках, способны умилять, радовать и располагать к беседе лучше мозгоправов. Это сработало с отцом Эрики, родителями Мишель, даже молчаливый Рами улыбнулся, и это наверняка распахнёт двери Янины.
Вопреки ожиданиям увидеть мрачную мумию-библиотекаря на службе Жнеца, дверь перед девочками открыла высокая красотка-старшеклассница, словно сошедшая со страниц глянцевого журнала. Эрика уставилась на разноцветные косички, приручёнными змеями спадающие до самой талии, на кольцо в ноздре и глаза почти красного цвета. А Мишель не могла оторвать взгляд от ботинок на головокружительно высокой платформе, скалящих нарисованные клыки.
– И где ваше печенье? – подняла левую, порезанную на три части бровь девушка.
– Печенье? – опешила Эрика. – У нас нет печенья. Мы за книгами.
– Книгами? – девушка прищурилась. – Вы в курсе, что это похоронное бюро, а не библиотека?
– Да, но, – смутилась Эрика.
На выручку пришла Мишель.
– Мы слышали, что бюро необычное, и все библиофилы-торговцы находят в нем адреса и явки на осиротевшие книжные сокровища.
– Ну, если так, – задумчиво протянула девушка. – Ну, заходите, хотя лучше б у вас было печенье.
– Вы Янина? – спросила Эрика.
– Я Амаранта, Янина моя тётка. Так что вам там надо?
– У нас школьный проект, – улыбнулась Мишель. – И мы пишем о второй жизни книг. Её отец клиент вашей тёти и недавно получил от неё партию книг…
– То-то я думаю, очки у тебя знакомые, – прищурилась Амаранта, присматриваясь к Эрике. – И он тебе не рассказал?
– Не рассказал что? – Эрика окончательно растерялась.
– Что Янина в больнице, – Амаранта кивнула на диван. – Садитесь, я чай заварю.
Эрика и Мишель уселись и завертели головами. Может, только ряд пузатых ваз с крышками, урн для праха, выдавал мрачную направленность заведения. А в остальном приёмная больше напоминала гостиную старой кошатницы, только без кошек, но с ароматом чая. Всё вокруг заставлено безделушками, книгами, вазочками, фотографиями разной степени блеклости. Но если приглядеться внимательнее, всё как-то рвано, резко, не очень вяжется друг с другом. Словно переставлено чужой рукой и утратило изначальный замысел.
Мишель бросила взгляд на дверь, за которой скрылась Амаранта, соскочила и на цыпочках оказалась у полки с фарфоровыми человечками. Каждый из них был с книгой: кто читал, кто держал, а кто, уронив, ревел над ней. Даже был пёс, удирающий с книгой в зубах и ворон, восседающий на стопке книг.
– Пыли нет, – шепнула Мишель. – Совершенно.
Вернулась Амаранта, поставила поднос с чайником и кружками на столик.
– Их было больше, – Амаранта кивнула на статуэтки. – Целая армия читающих троллей. Их бледные лица и поросячьи глаза пугали меня с детства. Но радости при виде их разбитых голов я все равно не испытала.
– А что случилось? – по спине Эрики прополз холодок дурного предчувствия.
– Я нашла её, – Амаранта сделала глоток и скривилась. – Янина пекла чудесные шоколадные печенья. Без них даже чай не тот.