Мелкий дождь и вечерний сумрак растворили неон в лужах. Воздух, вода и огни причудливо перемешались и растеклись. Мир был податлив и мягок, таинственен и притягателен, как размытый акварельный пейзаж. Зонты разноцветными грибами ползли по улицам, толпились у светофоров и исчезали в подземных переходах, у подъездов и в утробах автобусов.
Она шла по расплавленному свету и масляно-чёрному асфальту, одной рукой сжимая ручку зонта, а второй прижимая к груди liber obscura, свой опус магнум, скроенный из чужих слов. Ноги разбивали лужи этого мира, но мысли голодными чайками продолжали витать в нулевом круге личного ада. Сомнения и сожаления. Она думала о цене и ценности, о реальности и вымысле, о возможности обычного слова засиять, а сердцу, впитавшему мириады миров, стать интересным кому-то другому. Тому, для кого она станет миром.
Налетел порыв ветра и вывернул зонт, она попыталась ухватить его, удержать, но оступилась…
Последним, что она услышала, стал пронзительный скрежет, разорвавший улицу.
«Столько шума из-за клея!» – подумала она.
Неистово гудели машины, кричали люди и лишь дождь всё так же скучающе барабанил по зонтам и лужам.
Протёртая обложка из золотисто-рассветной стала закатно-алой, а после и вовсе налилась глубоким винным багрянцем, в котором не было блеска огней и пьянящей тайны. Страницы промокли от дождя и крови. Её жизнь впиталась в слова чужих книг, заполнила пробелы, пульсируя, проникла через волокна до самого корешка.
– Увы, ничего нельзя было поделать, – пожал плечами парамедик, и привычно хлопнул по плечу новенького. После смены они сидели в баре «Азурный Ворон», потягивая тёмный густой эль.
– Кем она была? – спросил второй; это была его первая смена на этой подстанции, и первая смерть на его руках.
– Говорят, при ней не было документов, лишь книга.
– Может, писательница?
– Даже если и так, вряд ли известная.
– А где сейчас книга? – спросил младший.
Старший парамедик вновь пожал плечами и покосился на нетронутый бокал младшего.
Они не могли знать, что иногда чудеса случаются даже с самыми обычными и заурядными. Возможно, и не так, как того бы хотелось, ведь у сверхсил свой особый взгляд на происходящее, а особенно на волшебство. И зачастую любви, времени и желания недостаточно. А вот с кровью и жертвой всё получается гораздо лучше.
Ещё до того, как тело немолодой, но окончательно покинутой духом женщины закрыли в холодном стальном ящике, книга, вобравшая множество миров, обрела свободу. История, склеенная из украденных слов и оживлённая кровью, в последнем порыве вытолкнутой безграничным сердцем, начала свой путь, чтобы однажды навсегда изменить одну незначительную жизнь, сделав её значимой.
Часть перваяГород воронов
Глава 1в которой Эрика достигает двузначностиНо даже желанный торт не в силах заменить громкие слова и подсластить тихое разочарование
Шёл дождь. Что не было редкостью для времени и широт, к которым прикован наш взор. И хотя дождь – явление обыденное, в некоторые дни он крайне раздражает. Иди он своей дорогой, не было бы вопросов. Но отчего-то он всегда норовил прилипнуть к особенному дню! И смыть всю его особенность в сточную канаву!
В такой день приходилось сидеть дома. Даже если дом полон удивительных миров и приключений, порою хочется чего-то совершенно банального – такого, как прогулка под ласковым солнцем или же незатейливая игра в классики. Даже если тебе уже десять. Особенно, когда тебе уже десять.
Именно столько сегодня исполнялось Эрике. Вступление в двузначность, с которой рукой подать до «взрослой» жизни с окончанием на «дцать»… Будем честны, мало кто дотягивал до трёхзначности, так что это, считай, на всю оставшуюся жизнь!
Она очень ждала этого дня и первых тёплых выходных за ним. Ведь тогда можно снова отправиться к морю, чтобы отдать волнам детство и попросить у белых птиц заветное. Но… косые ехидные струи воды отправляли эту мечту серыми потоками вниз по улице.
Эрика вздохнула, и облачко пара осело на окне. Она провела пальцем изогнутую линию, поставила две точки над ней и попыталась улыбнуться. Мало того, что дождь, так ещё и холод, словно март обернулся ноябрём. Отец говорил, что они живут в городе волшебников и что чудеса тут на каждом углу. Если это так, а Эрика ещё ни разу не усомнилась в словах отца, то отчего же эти волшебники не наколдуют приятную погоду? Или…
Нет. Погоды достаточно. О большем она боялась просить.
Эрика ещё раз вздохнула. Наверное, волшебство тратится экономно и не предназначено на каждый день. Как торт. Его отчего-то тоже подавали лишь в праздники или случаи, приравненные к ним. Словно, если посягнуть на торт в будни, это сразу обесценит всю его суть и сущность.
Вновь из груди вырвался печальный вздох. Третий раз за утро – это уже перебор!
Два шага к окну, поворот ручки, чуть слышный щелчок и вдох полной грудью. Девочка чихнула от сырости, потеряла бдительность, чуть ослабила хватку. Окно распахнулось. Ветер ворвался в комнату и зашуршал бумагой, столкнув несколько листьев на пол. Эрика изо всех сил навалилась на раму и повернула ручку. Вот дела! Ещё чуть-чуть, и Мокрица, колкий и пакостливый дух, ворвался бы в их дом! С таким надо быть всегда начеку!
Эрика с рождения была увита историями о неведомом и чудесном, что живёт рядом: родители постарались. Отец называл это богатой фантазией, мать – магическим мышлением. И оба они с жадностью слушали о каждом «монстре», встреченном дочерью. Эрика не помнила этих историй, но отец так часто пересказывал их, что они стали неотъемлемой частью её самой. Она была уверена, что раньше и правда видела всё это разнообразие сверхъестественных существ во всей красе. Сейчас же она их временами чувствовала, изредка слышала, но всегда знала, что они столь же реальны, как и она сама.
Собрав размётанные листы с пола и придавив круглой глиняной жабошарой, девочка вышла из комнаты, уселась на верхнюю ступеньку лестницы и подпёрла руками подбородок. Она посмотрела вниз, на убегающие темно-красные, потёртые и натёртые прямоугольники и втянула запах дома. Сегодня весь дом пах иначе. Волшебно. К обычным ароматам старого дерева, книжной пыли, лаванды и лимона, добавилось то, что делало обычный день праздничным.
С кухни тянуло ванилью и шоколадом – будет её любимый торт. Как обычно они все вместе сядут за стол, и ей на тарелку с алым маяком положат неприлично большой кусок лакомства, и это будет ДО каши, а возможно, и – ВМЕСТО! А когда с праздничной частью будет покончено, все разойдутся по своим делам. Но если повезёт, и погода будет хорошей… «Без шансов!» – тут же удушила надежду девочка. Но всё же, если случится чудо, старые волшебники вспомнят о своём даре и разгонят тучи, пробудят солнце и высушат улицы… Вот тогда можно рассчитывать на прогулку в парке и облако сладкой ваты. И тогда день станет невозможно идеальным!
Эрика зажмурилась, вдыхая запахи и предвкушая, но быстро мотнула головой, словно перебрала с мечтами, ощутила, как щеки запылали, и быстро повернулась к углу, где на комоде стояла клетка и из-за прутьев смотрели бусинки глаз.
– Прости, Пират, ты должен подождать меня тут, – она подбежала к прутьям и погладила острую мордочку. – Но я обязательно принесу тебе вкусняшку.
– Обезьянка! – долетел голос отца. – Ты готова? Пора!
Эрика встрепенулась. Готова? Руки взлетели к ушам. Как она могла забыть? Девочка вихрем заметалась по комнате, порывшись в жестяной коробке из-под чая, выудила пронзительно розовые серьги-кольца из лёгкого пластика и неоновые браслеты, глухо звенящие на запястьях при каждом шаге. Повернулась к зеркалу. Запертая в стекле несуразность попыталась улыбнуться ей. Худенькая, угловатая, с большими карими глазами за круглой оправой очков. А ещё непослушные, торчащие во все стороны перья волос невнятного коричневого цвета. И пусть отец называет их цвет «медвежье ушко», ей они больше напоминали сушёные спинки тараканов. Блошиное брюшко, а не медвежье ушко[1]! А ещё эта белая прядь за ухом! Вечно торчащая. Вот опять! Эрика ухватила ножницы и чикнула – одной проблемой меньше. Белая прядка упала на пол, девочка наклонилась, чтобы подобрать её, и все браслеты пришли в движение, затрепетали, забренчали, засверкали.
Она, и правда, похожа на цирковую обезьянку. Эрика вздохнула. Отражение вздохнуло вместе с ней и застыло. Подвижная и живая, она иногда замирала и казалась незаметной. Даже яркие дешёвые украшения словно были частью маскировки и оседали в памяти других сильнее, чем черты её лица. Девочка вглядывалась в своё отражение, в тёмно-зелёные джинсы и синюю футболку с изображением приоткрытого шкафа и надписью «Нарния ждёт!»
Одна из серёжек в руках зеркальной несуразности выскользнула и прыгнула прочь. Эрика дёрнулась, чтобы поймать, и пальцы налетели на стекло. В тот мир ей не было хода. Обе девочки, по ту и эту сторону зеркала, от досады закусили губу.
Отец вновь позвал её. Нельзя опоздать! Но это любимые серьги ма, она так обрадуется, увидев их. Что же делать? Эрика плюхнулась на пол. Неоновое кольцо светилось в темноте подкроватья. Опасаясь Хмура, ночного монстра, охочего до голых пяток, девочка запустила руку в сумрак и ухватила своё.
– Торт устал ждать! – донеслось снизу. – Ещё немного, и он начнёт исчезать! Без тебя!
– Иду! – крикнула Эрика и уже перепрыгнула через первые ступеньки, как вдруг вспомнила главное.
Вновь хлопнула дверь комнаты. Из шкафа полетели вещи.
Теперь полный порядок! Жилет из разноцветных лоскутов кожи поверх футболки дополнил образ. Теперь этот серый и потёкший день точно станет ярче! Эрика ласково прикоснулась к браслетам. Вот этот оранжевый ей достал в автомате отец, а лиловый с блёстками – привезла из поездки во Францию лучшая подруга Мишель, а этот перламутровый… Его купила ма, когда они отдыхали в тот единственный раз на море. Пришлось добавить несколько бусин, когда он стал мал. Как же она рыдала, когда шнур лопнул и бусинки рассыпались по полу! Но отец помог, сказал, что любую порванную нить можно связать, просто останется узелок. Эрика прикоснулась к бусинам: синяя, как море, алая, как маяк, белая, как чайка, и чёрная, как лодка. От этих дешёвых, но бесценных украшений так и веяло тёплом и солнцем.