«Солнце горит каждый день. Оно сжигает Время. Время сжигает годы и людей…[70]»
– Что ты хочешь сказать? Нам нужно спешить? Но куда? Куда мне нужно бежать?
«Лучше тысяча врагов за стенами дома, чем один внутри[71]».
– Домой? – заволновалась Эрика. – Что-то стряслось с отцом?
Перед глазами всплыла картина обугленного магазина, холод пробрал кости, напомнив о тётке Амаранты. Что, если это были не несчастные случаи и зловещие совпадения? Что, если кто-то за этим стоит? И этот кто-то пробрался в их дом, чтобы причинить зло?
Эрика кинулась домой. Рюкзак бил по спине, на плече металась школьная сумка, за пазухой попискивал крыс. Ей казалось, что целая стая чёрных птиц несётся за ней следом, и стоит лишь обернуться, как они накроют её и разорвут на части.
Но улицу заливал яркий свет, никаких преследующих птиц не было, и лишь прохожие недоуменно оборачивались вслед несущейся со всех ног девочки.
Выбившись из сил, Эрика выбежала к дому. Их узенькое книжное логово было цело. Два окна друг над другом, скошенная крыша с крохотным полукруглым глазом, крыльцо с алым почтовым ящиком. Всё выглядело как обычно. Их дом был словно втиснутая на полку книжка, тоненький, но такой дорогой сердцу.
– Ой, – замерла Эрика, увидев у дома чёрную блестящую машину.
Сердце радостно подскочило: за рулём сидел Рами! Мишель не забыла о ней!
Перебежав улицу, девочка подскочила к открытому окну:
– Привет, Рами! – радостно выпалила она.
– Привет, – улыбнулся водитель и кивнул на её сумки. – В поход собралась?
– Уже вернулась, – рассмеялась Эрика. – А ты?
Эрика хитро прищурилась. Конечно, она уже знала, что Рами привёз маленькую Арно. Подруга так волновалась, что, забыв все обиды, приехала её навестить. Сейчас они обнимутся, рассмеются, и отправятся в «Оливку»! Ей столько надо рассказать! Столько всего случилось!
– А я привёз госпожу. Школу прогуливаешь? – Рами подмигнул.
– Ага, – улыбнулась Эрика и подмигнула в ответ. – Только никому не говори!
Рами изобразил, что рот его застегнут, а ключи выкинуты:
– Нем как могила.
Девочка рассмеялась и, махнув рукой, влетела по ступенькам к двери.
Не заперто. Тихо. Эрика скользнула внутрь, хотела было крикнуть, но решила сделать сюрприз. Бросила школьную сумку и рюкзак, оставив лишь холщовый мешок с Ло, и, скинув ботинки, на цыпочках пробралась в кухню.
Пусто.
Странно, подумала Эрика, оглядываясь. Мышкой поднялась к себе в комнату, но и там было пусто. Аккуратно девочка посадила крыса в его клетку, спрятала Ло в шкаф и, сбитая с толку, вышла в коридор. Тут ей послышались голоса. Тихие, почти шёпот, они текли по перекладинам дома. Эрика приложила ухо к стене, и духи донесли до неё обрывки слов.
Девочка, чуть дыша, спустилась вниз. Коридор, заваленный книгами, тёмный и мрачный, после залитой солнцем улицы, был похож на склеп. Голоса стали чуть различимее. Мужской принадлежал её отцу. Женский… Воспоминания накрыли волной. Тот вечер, когда отец и мама ссорились. Но нет, сейчас в словах не было яда и злости. И женский голос был хоть и знаком, но не принадлежал Жозлин.
– Я не знаю, что мне делать, – всхлипывала женщина. – Он заберёт её. Их обоих.
– Тише, тише, – отец никогда не говорил так ласково и печально. – Мы справимся. У нас ещё есть время.
– О, mon amour, время пришло, нет пути вспять. Мы не можем больше скрывать…Ты должен рассказать дочери. Расскажи ей всё, пока не стало поздно…
– Рассказать что? – Эрика распахнула дверь и застыла.
Посреди книг и сумрака её отец держал в объятиях Анжелику Арно, мать Мишель.
– Эрика? – отец нахмурился, Анжелика отпрянула от него, но он не выпустил её руки из своих.
Невыносимый жар прожёг грудь девочки, синяя пелена накрыла весь мир, руки сжались в кулаки, она побежала наверх, влетела в свою комнату и подпёрла ручку двери стулом. После бросилась на кровать и зарылась лицом в подушку.
Она слышала, как хлопнула входная дверь, как заурчал мотор автомобиля. А после в её дверь постучали.
– Эрика, нам надо поговорить, – голос отца был усталым и твёрдым.
Девочка стиснула зубы. Не о чем им говорить. Все слова лживы. Все только и делают, что врут. Врут себе и другим. Врут, когда говорят, когда пишут книги. Слова были созданы для вранья! Она больше не впустит их в себя.
Отец ещё что-то говорил, но Эрика заткнула уши пальцами, чтобы не слышать его. Она хотела, чтобы весь мир растворился в молочном тумане, чтобы все сгинули в реке, чтобы её оставили в покое.
В её руку уткнулся крохотный нос и пискнул. Эрика повернула голову, Пират щекотал усами её солёную щеку. Должно быть, она забыла закрыть клетку.
– Ты единственный не врал мне, – всхлипнула девочка, отпуская уши и гладя зверька.
«Я никогда не врала тебе», – зашуршал голос Ло в голове.
Эрика зажмурилась, выталкивая слова.
– Убирайся прочь из моей головы!
«Но я могу помочь!» – воспротивилась Ло.
– Заткнись! – Эрика вытерла глаза. – Ты должна молчать! Ты заперта в тёмную коробку!
«Я всё могу объяснить!» – не сдавалась книга.
Эрика соскочила с кровати, кинулась к шкафу, выхватила мешок, дёрнула завязки изо всех сил, даже ткань жалобно треснула. Так и есть, она не закрыла застёжку темной коробки.
«Выслушай меня!», – взмолилась книга.
Девочка не понимала, что происходит вокруг. Мишель говорила, что её родители разводятся. А теперь Анжелика Арно в объятиях отца. Откуда они вообще знакомы? А как же Жозлин? Они тоже разводятся? Об этом он должен рассказать? Поэтому мамы никогда нет дома? Жозлин ненавидит её так сильно, что готова оставить отца и забыть? Или она ненавидит их обоих?
– Да что ты можешь знать?! Ты всего лишь книга!
«Я больше, чем книга. Я твоя мать, Эрика! Я – Жозлин!»
Слова
Она нанизывала слова как жемчуг и прятала в них слои смыслов и боли. Перламутровые истории сияли и радовали взоры. Их блеск стирал память о том, из какой тёмной бездны они были подняты, и каким кривым ножом извлечены. Выпотрошены, брошены, оставлены гнить под солнцем. Этот недоступный другим смрад преследовал и отравлял её. Осквернял всё, к чему она прикасалась. Скверной заражая мир вокруг. Мир, в котором сиял жемчуг её слов. Время оборачивало песок в драгоценность, подменяя смыслы и формы.
Слова сплетались в песни и трогали сердца людей, возвращались к ней эхом, как волна, убегающая в море, вновь и вновь возвращается, чтобы обнять берег. Но она слышала лишь скрежет лезвия по кости, вдыхала запах смерти, видела только тьму, из которой черпала вдохновение.
Она платила солью за соль. Капля за каплей. Она знала, что сама океан, и пыталась извлечь из себя главное слово. А когда оно было найдено, то не нашла ему имени. Мёртвое слово, не облачённое в звук. Умершее до рождения. Убитое в чреве предначального.
Рен. Так древние назвали имя. Одна из ипостасей души. Без которой не найти своё место, не оставить след. Невозможно существование без обретения названия. Нет хуже проклятия, чем потеря Рен. Вне бытия, вне времени, вне Абсолюта.
Эта песчинка не успела обернуться перламутром, её время было столь коротко, что имя растворилось в пустоте. Бесконечный океан, лишь выпив который, она смогла бы отыскать утраченное. Пролитый дождём, выжженный пламенем, выстраданный потерей. Но у неё был иной путь. К песчинке на дне мог привести голем. Тёмный близнец, сожравший сестру, выпивший соки, лишивший голоса. Проклятая тварь, вышедшая из тьмы. Ночь, породившая мрак. Сон, давший жизнь кошмару. Начало, ставшее концом.
Как был ясен и прекрасен тот миг, когда две искры вспыхнули в один момент. Как был светел их свет. Две звезды, что сияли и разгорались. Пока одна не уничтожила другую.
Я мать обеих. Породившая зверя и агнца для него. Я жертвенный алтарь. Я нож. Я кровь невинного и плоть убийцы.
Нет горя сильнее, чем скорбь матери по утраченному дитя, нет проклятия страшнее, чем быть матерью Каина и Авеля.
Я верну жемчуг в океан. В бездну вод, во тьму начала. Туда, где никто не найдёт, и не произнесёт их имена. Утратившие рен исчезают. Все будет исправлено, песок вернётся в песок. Лишённый имени не может предстать пред богами.
Меня зовут Жозе Лин. СестРен – моя исповедь. Мой Magnum opus. Моя Liber Obscura, написанная кровью, пеплом и солью. Моя нерождённая дочь, убитая рождённой. Я дам им новое крещение и вместе мы выйдем из вод океана обновлёнными и обрётшими Слово. Мы вернёмся в Океан. Во время, когда всё было единым, и каждый был частью целого. В поисках имени, ради обретения Слова.
Глава 13которая могла стать последнейЕсли бы Эрика была обычной девочкой
Эрика откинула книгу и замотала головой.
Нет! Быть того не может! Что такое говорит Ло? Почему называет себя её матерью?
«Поговори со мной», – зашуршала книга. – «Ты ведь хотела этого».
– Ты не она, – Эрика попятилась, натолкнулась спиной на стул у запертой двери. – Ты не она!
«Мысль от мысли. Слово от слова», – шептала книга, и её страницы подрагивали.
– Ты морок! – замотала головой девочка, силясь вытряхнуть голос Ло из себя.
«Я единственный твой друг. Я ключ ко всем дверям. Я ответ на любой вопрос».
Эрика забегала по комнате взглядом. Вот она – тёмная коробка. Лежит у кровати.
«Не смей!» – зашипела книга, выгнула листы, как паук лапы перед броском. – «Я достаточно провела во тьме. Пора написать новую историю. Снова!»
– Что ты такое? – прошептала Эрика, откидывая стул и нащупывая дверной замок.
«Никто прежде не давал мне имени. Никто до тебя. Теперь мы связаны. Я приму твою историю, сплету с другими и…»