Удивительным образом Мишель совсем не вспоминала про ведьму, и даже когда Эрика достала тарелку из шкафа, мазнула по ней взглядом и вернулась к зеркалу, осматривая новый купальник. Сегодня в планы маленькой Арно входило три порции мороженого и пляж.
Эрика сказалась больной и осталась дома. Убедившись, что у неё есть несколько часов, она почесала Пирата, наказав ему не скучать и, выскользнув из дома, поспешила к Урсе.
– Не пожалеешь? – женщина рассматривала тарелку.
Эрика передёрнула плечами. Она понятия не имела, что получит взамен. Какую правду. Но тарелка без двух других и торта пробуждала только тянущее чувство тоски.
– Зачем она вам? – спросила девочка. – Не верю, что вы собираетесь её продать.
– Она часть Изморья, часть моего друга, – женщина посмотрела мимо Эрики, так, словно за спиной девочки был не забитый разными побрякушками шкаф, а бескрайний морской простор. – В какой-то степени часть меня.
Сегодня Урса не плела браслеты. Перед ней лежала книга. Потёртая, старая, читаная-перечитаная, как говорил отец Эрики.
– Почему ты не носишь мой браслет? – прищурилась Урса.
– Я их вижу много на ком. Миша тоже надела. И мигом потеряла всю память о походе в вашу лавку. Если вы правда ведьма, то это не оберег, а какой-то отворот-поворот.
Урса рассмеялась.
– А ты умная девочка. Но отворот и есть иногда оберег. Если не видеть Изнанку, то и соблазна попасть на неё нет.
– Изнанку? – Эрика переступила с ноги на ногу. – Выходит, я её вижу?
– Что-то ты определённо видишь, что-то ещё увидишь, – Урса отстригла кусок красного шнура и сделала петлю на тарелке. – Всему своё время и течение.
Она вышла из-за прилавка и Эрика невольно отступила. Женщина повесила тарелку на стену, поправила и вздохнула.
– А вот ты, – Урса обратилась к тарелке. – Не достанешься пустоголовым туристам.
– Вы поэтому её на красный шнур повесили? – Эрика выглянула из-за спины Урсы, высматривая тарелку и вполне отчётливо её видя. – Чтобы скрыть от глаз?
Урса покачала головой, отчего ракушки и бусины зашуршали.
– Что ж, пошли, любопытная девочка Эрика, – сказала женщина, сделала шаг и исчезла в стене, за лёгким перестуком цветных нитей.
Эрика мотнула головой, как она прежде не заметила этой двери? Подошла, дотронулась до сверкающих бус – множество мелких ракушек, жемчужин и кусочков перламутра. Задержала дыхание и нырнула внутрь.
По ту сторону оказалась просторная кухня: стол, плита, полки с баночками, пузатые горшочки фиалок на окне и потрясающий вид на море. Эрика зачарованно подошла к окну.
– Но как? – вырвалось у девочки, и рука легла на стекло.
По ту сторону сверкал бело-красный маяк с её тарелки, а на волнах рядом с ним покачивалась лодка.
– Я же видела маяк, и он вовсе не красный, а с чёрными полосками.
– Видела ли? – усмехнулась Урса, набирая ложечкой чай из баночки и заваривая его кипятком.
Из кухни вела лестница вверх, и по обе стороны ступеней висели разные диковинные вещи: чучело рыбы и карта, фото и акварельные пейзажи, панно из раковин и даже деревянная маска. А на стене, где окно, была дверь, ярко-синяя, с шестилучевой звездой, что напомнила Эрике кольцо незнакомца, спасшего её из пожара. А ещё рядом по дверной раме вился узор из отпечатков птичьих лапок, словно целая стая пробежала!
– Лапки защищают от врага, что может явиться извне, – сказала Урса, наблюдая, как девочка проводит пальцем по резьбе. – Птичий маяк назван так, потому что его охраняют сотни рун, начертанных руками хранителей.
– Охраняют от чего? – обернулась Эрика и пристально глянула на женщину.
– Присаживайся, – Урса махнула на стул и разлила чай по пузатым кружкам. – За одну кружку всего не рассказать, так что вот, возьми – галька, наше изморское печенье с морской солью, которое пекли ещё до того, как бабка моей бабки научилась ходить.
– Что произошло с моей мамой? – обхватив кружку, выпалила Эрика и втянула голову в плечи.
– Какая ж ты шустрая, девочка Эрика. Что случилось, это конец истории. А в конец книги заглядывает только глупец. Мы начнём с самого начала, – Урса постучала по корешку старой книги. – Пей чай и слушай.
Первый Кракен вошёл в историю Изморья двумя делами. Он появился из моря, в лодке вместе с необычным псом, коих никогда прежде не видели. Рыбаки клялись, что лодка его просто возникла среди волн. Мужчина в ней обнимал пса и сжимал диковинный компас. Ни слова он не мог сказать, лишь показывал на компас. Вот и прозвали его Кракеном в честь изображённого на крышке прибора стража глубин – чудовищного монстра.
Кракен был рукаст, и когда шторм снёс старый ветхий дозорный фонарь, разбил о камни несколько лодок, то сложил маяк. Да и стал первым его хранителем. А потом всех последующих звали точно так же, и псы у них были один в один, как тот первый – мордатые, клыкастые, то ли зверь, то ли ящер, но с сердцем отважным и добрым.
Последний Кракен страсть как любил истории. И все его поделки были их частью. Он видел сюжеты в глубине, закидывая сеть; в узелках нитей, сплетая их; в досках лодки, в которую вываливал улов; и в чешуе рыбы, когда вспарывал той брюхо. Он также появился из моря, спустя семь лет, как сгинул его предшественник, и опять был он не один, а с дивным псом и диковинным компасом. Говорили, что это неупокоенный дух каждый раз выходит из глубин, чтобы защитить Изморье. Что это сам Страж Глубин принимает облик человечий. Одно своё сердце он помещает в тело смертного, второе – в пса, а третье хранит в своём компасе[83].
Как знать.
Но каждый раз являлся Кракен с душой чистой, как у младенца, не знающий языка местного, не умеющий читать и писать. Но мозг его был цепок, как восемь щупалец! Он быстро научился говорить по-нашему, да так складно, что вскоре желающих послушать его была тьма. Каждый приезжий, прознав о маяке и его смотрителе, непременно приходил. Слушал и говорил.
Одна беда – Кракен не умел читать, как и самый первый смотритель, и все прочие до него. А может, это было непременное условие для каждого из них? Как иначе услышать и увидеть совершенно новые истории, если всё время читать чужие? Он немного стыдился этого своего изъяна, но не переставал собирать книги. Хотя и были они для него непостижимым сокровищем, что скапливалось в его доме, заполняя полки и углы, но не спешило обогатить хозяина. Зато память не подводила – впитывала песни и суеверия, байки и сказки, как губка.
И любил он особо одну историю. О рыбаке и русалке. Ту самую, что, истаяв, превратилась в колыбельную. Но изначально, как и бывает со всем произошедшим на самом деле, всё было куда сложнее и запутаннее.
Я была ещё совсем юной, когда впервые услышала эту песню. Помню, шла по берегу и волны сплетались с мелодией. Да такой печальной, что сердце щемило, а слёзы сами текли из глаз. Подкралась я тогда ближе и стала слушать.
Пелось в ней о рыбаке и русалке, в него влюблённой. Рыбак отверг морскую деву, и та обратилась к Бездне за помощью. Кракен поднялся из глубин, чтобы уничтожить рыбацкий городок. Сначала он потопил рыбака, кинув его тело русалкам, а затем направился к поселению людей. Навстречу ему вышла лишь одна девушка. Стояла она на моле, её волосы и платье трепал ветер. Одна против всего мира. Ждала эта дева своего возлюбленного – рыбака, который никогда более не покинет моря.
Не смог кракен её погубить и обернулся островом. Позже на нем построен был маяк, названный Маяк Кракена. И каждый служитель приносил своё имя морю, беря прозвище чудовища. Чтобы защищать вверенное ему. А ещё маяк хранил страшную тайну – проклятую книгу. Одного слова из которой достаточно, чтобы погубить мир. И потому каждый смотритель был безграмотен.
Откуда взялась эта книга? Была сплетена она из любви и ненависти, правды и лжи, сказки и были. И не была она началом отдельной истории, а явилась продолжением многих судеб.
Дева печальная, не дождавшись любимого, обратилась к Ворону. Семь дней разыскивал Ворон следы Рыбака на земле и на воде. А вернулся с чёрными вестями. Рассказала птица, что лежит Рыбак на дне морском, но любовь его так сильна, что даже смерть не может её уничтожить. Раскрыл клюв Ворон, и выпал из него на ладонь девушки вымытый волной янтарь – прозрачный, как слеза, яркий, как закатный свет, тёплый, как объятия Рыбака.
– В нём его слово, – прокаркал Ворон. – В свете маяка на странице книги оно проявится.
Не знала девушка, о какой книге речь, отправилась на маяк и горько заплакала, обещая морю любой дар. Тогда налетел ветер солёный и испросил в дар то, о чём ещё не знает она, но уже обладает. С радостью согласилась девушка, а на следующее утро возникла на маяке книга, с листами белыми, как пена моря, а обложкой цвета кровавого заката.
Возблагодарила Дева океан и уронила кусочек янтаря на раскрытый лист. Тут же проступили буквы и слова. Перечитывала их девушка, пока слёзы тоски и радости, тёкшие по щекам и падающие на книгу, не размыли их полностью. Тогда села она в лодку и, выйдя в море, зашептала в воду слова любви. Достигли те слова самого дна, омыли кости Рыбака.
Вновь принёс Ворон янтарь-послание. И снова рыдала на маяке Дева от горя и счастья, снова шептала морю ответ. И так говорили они, и любовь меж ними лишь крепла. Берегли ветра их тайну, отгоняли русалок от лодки.
Минуло время, и родилась у Девы дочь, и поняла она тогда, что обещала ветру и морю тогда на маяке. Какой ценой была куплена любовь призрака. Испугалась и не исполнила клятву, надеясь, что ветер забыл уговор.
В последний раз она вышла в море, держа дочь на руках, чтобы показать её мужу и проститься с ним навсегда. Хотела покинуть она побережье, уйти далеко. Туда, где даже река не знает о море.
Но ветер не забыл. Ветер помнил уговор и разозлился он, что была клятва нарушена. Не стал заглушать он голос Девы, а напротив, понёс его к русалке.
– Я буду ждать твой ответ до рассвета, любимый, – плакала Дева. – Но с первым лучом отправлюсь в путь, чтобы никогда более не видеть море и не слышать тебя.