Второй принцип, который должен регулировать речь в либеральном обществе, - это необходимость соблюдения как правительством, так и гражданами зоны приватности, окружающей каждого члена общества. В Европе неприкосновенность частной жизни была включена в базовые законы многих стран и ЕС в целом как одно из основных прав. Уважение к частной жизни должно распространяться не только на правительства и крупные корпорации, но и на отдельных людей в их поведении по отношению друг к другу.
Существует несколько причин, по которым защита зоны приватности является критически важной для работы либерализма. Первая вытекает непосредственно из природы самого либерализма. Если мы понимаем либерализм как средство управления разнообразием, то мы предполагаем, что консенсуса по поводу содержательных представлений о хорошей жизни не будет. Это не означает, что индивиды должны отказаться от своих моральных обязательств, но лишь то, что эти обязательства должны соблюдаться в частной жизни, а не навязываться другим людям. Граждане либеральной республики должны проявлять толерантность, что означает уважение к разнообразию и отказ от стремления заставить других людей соответствовать собственным глубоким убеждениям. Именно публичный образ человека, его поведение по отношению к другим людям, а не характер его внутренних убеждений, должен быть предметом заботы.
Уважение к частной жизни других людей может показаться бесспорным требованием, однако оно часто вступает в противоречие с другими принципами, такими- идея о том, что поведение человека должно быть прозрачным и что он должен нести за него ответственность. В последние годы наблюдается мощный толчок к повышению прозрачности и подотчетности во всех сферах деятельности. В первую очередь это касается государственных институтов, таких как законодательные и исполнительные органы власти, но затем это требование распространилось и на управление частными организациями - от католической церкви до бойскаутов, корпораций и неправительственных организаций. Без прозрачности невозможна подотчетность: коррумпированные чиновники, недобросовестные руководители, распространители детской порнографии и торговцы сексуальными услугами могут скрываться за завесой тайны. Действительно, многие считают прозрачность безусловным благом, где большее всегда лучше меньшего.
Хотя в определенных обстоятельствах приватность и прозрачность могут быть взаимодополняющими товарами, они так же часто враждуют друг с другом, и не существует либерального общества, которое может быть полностью прозрачным или отказаться от потребности в приватности. Дискуссия и переговоры не могут существовать в полностью прозрачном мире. Никто, покупая дом, не хочет, чтобы продавец имел доступ к информации о его обсуждении с риэлтором окончательной цены предложения; никто не будет честным в споре о найме или продвижении по службе, если его откровенные мнения будут известны всем, включая кандидата. Так называемые правила "Чатем-хауса" применяются на закрытых встречах именно для того, чтобы побудить участников к откровенному разговору. В США ряд законов, таких как "Закон о Федеральной консультативной комиссии" и "Закон о правительстве в условиях солнечного света", был принят в 1970-х годах в результате Уотергейтского скандала. Наряду с круглосуточным телевизионным освещением работы Конгресса, эти обязательные правила прозрачности широко обвиняются в исчезновении дискуссии как в исполнительной, так и в законодательной ветвях власти.
Развитие Интернета в сочетании со старыми вещательными средствами массовой информации привело к серьезному разрушению зоны приватности. Частные мнения, которые раньше высказывались приличной встрече или по телефону, теперь опосредованы электронными платформами, где они остаются в неизменном виде. В Китае именно правительство имеет доступ к этим данным, которые оно может использовать для контроля над поведением своих граждан. В демократических странах доступ к этим данным имеют крупные интернет-платформы, и такие компании, как Facebook (теперь Meta), используют то, что им известно о ваших самых сокровенных мыслях и предпочтениях , для продажи вам товаров.
Но проблема не начинается и не заканчивается на крупных платформах. Многие пользователи выражают свои, как им кажется, личные взгляды по электронной почте или в социальных сетях небольшим группам людей. Однако любой человек, получивший сообщение, может передать его всему миру, и в последние годы многие люди попадали в неприятности просто за то, что честно высказали свое мнение в частной, как они считали, обстановке. Кроме того, в Интернете не существует срока давности; все, что вы говорите, становится частью постоянной публичной записи, которую впоследствии очень трудно дезавуировать.
Все эти тенденции были проиллюстрированы случаем с Дональдом Макнилом, ветераном-репортером газеты New York Times.время учебной поездки в Перу с группой студентов старших Макнил был обвинен в использовании расового эпитета, причем не от своего имени, а в качестве цитаты, и в целом в высказываниях, которые некоторые студенты восприняли как расистские. Эта история стала сенсацией в социальных сетях и привела к огромной мобилизации возмущенных сотрудников газеты, которые потребовали извинений от Макнила и в итоге вынудили его уйти.
Свобода слова включает в себя право частных организаций на дисциплину и контроль за тем, что говорят и делают их члены, выступая от их имени. Безусловно, Макнейл мог сказать нечто такое, что могло бы привести к его дисциплинарному наказанию со стороны газеты в рамках внутреннего процесса. Проблема заключается в новом стандарте оценки расистского поведения. Редактор TheTimes ДинБаке пришел к выводу, что "мне не показалось, что его намерения были ненавистными или злонамеренными"; однако современные активисты антирасистского движения стремятся отделить расизм от намерений. Теперь недостаточно, чтобы люди вели себя нерасистски; считается, что их частные мысли пронизаны скрытым расизмом и должны быть приведены в соответствие с господствующей ортодоксией. Существование социальных сетейNew York Times не смогла решить проблему тихо, используя свои внутренние процессы, а превратила инцидент в предмет общенациональных дебатов. Дело Макнейла показывает, как частная жизнь разрушается в результате слияния нескольких более широких тенденций: во-первых, убежденности в том, что прозрачность должна распространяться на все формы частного поведения; во-вторых, чрезвычайной чувствительности к языку, порожденной политикой идентичности, объединяющей язык и власть; в-третьих, технологической способности превращать частные слова в публичные высказывания.
В США частная жизнь защищена в некоторых ограниченных областях, таких как медицинская информация, но нет национальных законов, защищающих другие формы частной жизни, которые были бы сопоставимы с европейскими Общими правилами защиты данных (GDPR).Однако, как показывает пример Макнейла, формальное регулирование частной жизни было бы очень трудно осуществить и потребовалось бы детальное вмешательство государства в частные коммуникации, что легко могло бы привести к контрпродуктивным последствиям. Защита частной жизни может опираться на четкий закон, но в конечном счете ее лучше осуществлять с помощью социальных норм, которые уважали бы возможность сограждан придерживаться неприятных или спорных взглядов.
С другой стороны, защита частной жизни требует совсем иных норм в отношении публичных высказываний. Граждане должны соблюдать нормы вежливости при общении друг с другом. Значительная часть политической речи в США сегодня не направлена на привлечение людей с другими аргументированными мнениями, во многих случаях она призвана намеренно спровоцировать оппонентов или вызвать согласие со стороны единомышленников.
Таким образом, свобода слова оказывается под угрозой как в результате концентрации власти, дающей определенным субъектам огромный контроль над речью, так и в результате неуклонного размывания зоны приватности, которую стремится защитить либеральное общество. Совещательная функция свободы слова ослаблена не только чрезмерными требованиями к прозрачности, но и ростом различных фантастических миров, ставших возможными благодаря переходу нашего социального взаимодействия в сферу онлайн-коммуникаций.
В США в 2021 г. значительная часть американских правых живет в мире фантазий, в котором Дональд Трамп победил на президентских выборах в ноябре 2020 г. с большим отрывом, но у него их украли путем массовых фальсификаций демократов. Это привело к реальным последствиям, таким как штурм Капитолия 6 января 2021 года толпой сторонников Трампа. Это также привело к тому, что политики-республиканцы в таких штатах, как Джорджия, Техас, Флорида и Аризона, приняли законы, призванные решить несуществующую проблему путем ограничения доступа избирателей и предоставления себе права отменять результаты выборов в будущих опросах, если они не покажут республиканцев в качестве победителей. В связи с развертыванием в стране вакцинации в ответ на пандемию Ковида многие консерваторы выступили против вакцинации как политически мотивированного правительственного заговора. Меньшее, но все же значительное число консерваторов присоединилось к еще более необычным теориям заговора, например, к версии QAnon о том, что Демократическая партия является частью международной группировки педофилов.
Распространение таких-нарративов напрямую связано с развитием Интернета. Правая паранойя всегда присутствовала в американской политике, начиная с "красного устрашения" 1920-х годов и заканчивая Джозефом Маккарти в 1940-х, но подобные теории заговора обычно изгонялись на обочину политического спектра.Д о появления Интернета информация контролировалась небольшим количеством вещательных каналов и газет, что делало очень трудным для проигравшего политика заявить о фальсификации выборов в отсутствие реальных доказательств. Однако Интернет предоставил неограниченное количество каналов для распространения дезинформации.