У националистов есть претензии, схожие с претензиями религиозных консерваторов: либерализм разрушил узы национальной общности и заменил их глобальным космополитизмом, который заботится о людях в далеких странах не меньше, чем о своих согражданах. Националисты XIX века основывали национальную идентичность на биологии и считали, что национальные общности уходят корнями в общее происхождение. Эта тема продолжает оставаться актуальной для некоторых современных националистов, таких как Виктор Орбан, который определяет венгерскую национальную идентичность как основанную на венгерской этнической принадлежности. Другие современные националисты, например Йорам Хазони, стремятся дистанцироватьсяо т этнонационализма ХХ века, утверждая, что нации представляют собой целостные культурные единицы, позволяющие их членам разделять общие традиции питания, праздников, языка и т.п. Патрик Динен утверждает, что либерализм представляет собой форму антикультуры, которая растворила все формы долиберальной культуры, используя власть либерального государства для внедрения в каждый аспект частной жизни и контроля над ней. Важно отметить, что он и другие консерваторы разошлись с экономическими неолибералами и стали открыто обвинять рыночный капитализм в разрушении ценностей семьи, общины и традиций. В результате категории ХХ века, определявшие левых и правых в терминах экономической идеологии, не вполне соответствуют современной действительности: правые группы готовы согласиться с использованием государственной власти для регулирования как социальной жизни, так и экономики.
Безусловно, религиозные и националистические консерваторы во многом пересекаются. Среди традиций, которые хотят сохранить современные националисты, есть и религиозные; так, партия "Право и справедливость" в Польше тесно связана с польской католической церковью, перенял многие культурные претензии последней к поддержке либеральной Европой абортов и однополых браков. Аналогичным образом, религиозные консерваторы часто считают себя патриотами; это, безусловно, относится к американским евангелистам, которые составили ядро движения Дональда Трампа "Сделаем Америку снова великой".
В некоторых уголках американских правых нежелание терпеть разнообразие распространяется не только на сограждан не той расы, национальности или религии, но и на широкие группы людей, фактически составляющих большинство населения. По словам Глена Эллмерса из Клэрмонтского института, в действительности я имею в виду многих уроженцев США - некоторые из них живут здесь со времен "Мэйфлауэра" - которые формально могут быть гражданами Соединенных Штатов, но уже не являются американцами (если вообще ими были). Они не верят, не живут по тем принципам, традициям и идеалам, которые до недавнего времени определяли Америку как нацию и как народ. Не совсем понятно, как следует называть этих неамериканских американцев; но они - нечто иное.
Для этого автора критерием "истинного" американца является то, голосовал ли он за Дональда Трампа в 2020 году, что делает более 80 млн. человек, проголосовавших за Байдена, "неамериканцами"
Существует и отдельная консервативная критика либерализма, связанная не столько с содержанием либеральной политики, сколько с процедурами, с помощью которых она проводилась. Либерализм укоренен в праве и защищает автономию судей и судов. Хотя судьи теоретически интерпретируют законы, принятые демократически избранными законодателями, они иногда обходят последних и продвигают политику, которая якобы отражает их собственные предпочтения, а не предпочтения избирателей. Кристофер Колдуэлл утверждает, что революция в области гражданских прав 1960-х гг. была в значительной степени вызвана судьями и была расширена судами до других областей дискриминации, таких как права женщин и однополые браки. Это, по его мнению, привело к созданию конституционного порядка, альтернативного тому, который изначально задумывался основателями в 1789 г., т.е. такого, при котором важные решения принимаются не демократическим большинством, а неизбираемыми судьями.
Параллельно консерваторы жалуются на то, что правила, касающиеся таких социально чувствительных тем, как гендерные роли и сексуальная ориентация, устанавливаются неподотчетным административным государством, часто работающим по указке таких же неподотчетных судей. В США многие государственные правила разрабатываются штатами и местными школьными советами, которые могут устанавливать учебные программы не на основании законодательных актов, а на основании бюрократического произвола. Иногда, когда эти правила выносятся на всенародное голосование через референдумы, терпят поражение (как в случае с калифорнийским предложением о запрете однополых браков); тем не менее их результаты могут быть отменены в результате последующих судебных решений.
Хотя в Европе судебный активизм не является такой большой проблемой, как в Америке, правые все же громко жалуются на то, что суды имеют право отменять выбор населения. Европейский суд по правам человека и Европейский суд выносили обязательные для исполнения решения по статусу беженцев, что ограничивало возможности стран-членов ЕС самостоятельно решать этот деликатный вопрос. После кризиса с сирийскими мигрантами в 2014 году это усилило недовольство популистов европейскими институтами и стало одним из факторов, способствовавших выходу Великобритании из Евросоюза в 2016 году. Еще большую проблему для европейских правых представляет бюрократия ЕС, которая гораздо мощнее американской в сфере экономической политики и лишь в слабой степени подвержена какой-либо прямой демократической подотчетности.
Консервативная критика либерализма по существу - о том, что либеральные общества не дают сильного общего морального горизонта, вокруг которого можно было бы строить сообщество, -достаточно верна. Это действительно особенность, а не недостаток либерализма. Вопрос для консерваторов заключается в том, существует ли реальный способ отбросить секуляризм современных либеральных обществ и вновь установить более плотный моральный порядок.
Некоторые консерваторы, возможно, надеются, что их общество сможет вернуться к воображаемому христианскому моральному порядку. Однако современные общества сегодня гораздо более разнообразны в религиозном отношении, чем во времена религиозных войн в Европе в XVI веке. Существуют не только конкурирующие религии и религиозные секты, но и глубокие разногласия между религиозными и светскими людьми, которые привели к резкой поляризации в Польше, Израиле и США. В последнее десятилетие в США наблюдается широкое сокращение числа молодых людей исповедующих какую-либо из устоявшихсярелигий, и тем самым США вслед за Европой движутся к секуляризму. Идея отмотать время назад и восстановить общий моральный горизонт, определяемый религиозными убеждениями, не имеет практического смысла. Те, кто, подобно премьер-министру Моди, надеются на такое восстановление, приглашают к притеснениям и межобщинному насилию, за которыми он наблюдал в бытность свою главным министром штата Гуджарат.
Если такого отката не удастся добиться путем убеждения, некоторые консервативные интеллектуалы флиртуют с идеей откровенно авторитарного правления. Так, например, профессор права Гарвардского университета Адриан Вермюле выступает за так называемый "конституционализм общего блага":
качестве отправной точки при таком подходе должны быть взяты основополагающие моральные принципы, способствующие общему благу, принципы, которые должностные лица (включая судей, но ни в коем случае не ограничиваясь ими) должны вычитывать в величественные общие черты и двусмысленности писаной Конституции. Эти принципы включают в себя уважение к авторитету власти и правителей; уважение к иерархии, необходимой для функционирования общества.
Цель конституционализма общего блага- это, конечно, не максимизация индивидуальной автономии или минимизация злоупотребления властью (в любом случае это несовместимая цель), а обеспечение того, чтобы правитель имел власть, необходимую для хорошего правления". Некоторые консервативные авторы считают, что Виктор Орбан из Венгрии или последний диктатор Португалии Антонио Салазар могут служить примером для будущих американских лидеров. Крайне правые заигрывают с насилием как способом остановить прогрессизм. В США всегда было много владельцев оружия, а в пандемическом 2020 году произошел огромный взрыв в приобретении оружия. Все чаще оправдание владения оружием переходит от спорта и охоты к необходимости противостоять тираническим правительствам, к которым эта группа относит любую администрацию, контролируемуюд емократами.
Можно представить себе весьма неприглядные сценарии развития событий в США в связи с будущими спорными выборами, но все же представляется крайне маловероятным, что вооруженное восстание в этой стране когда-либо будет успешным. Не представляется вероятным и то, что американцы когда-либо примут открыто авторитарное правление в том виде, в котором его предлагает Вермюле. Признавая эту реальность, консервативные писатели , такие как Патрик Динен и Род Дреер, рекомендуют уходить в малые общины или даже в монашество, где единомышленники могли бы исповедовать свои убеждения, огражденные от больших течений в либеральном обществе. В современном американском либерализме нет ничего, что мешало бы им делать это сегодня; они не столько выдвигают альтернативу либерализму, сколько используют присущую либерализму открытость к разнообразию.
Консервативные процедурные жалобы на роль неподотчетных судов и бюрократических структур, продвигающих непопулярные культурные программы, отражают реальную проблему демократического выбора. Но, опять же, эта жалоба касается особенности либерализма, имеющей важные исторические корни. Ни одна либеральная демократия не предоставляет демократическому большинству неограниченную власть, поскольку основатели либерализма понимали, что народ сам может сделать неправильный выбор. Особенно это касалось американских основателей, которые потратили немало времени, беспокоясь об эксцессах демократии, и разработали сложную систему сдержек и противовесов для ограничения полного демократического выбора. Кристофер Колдуэлл утверждает, что революция в области гражданских прав1960-х годов положила начало новому конституционному порядку, при котором суды могут регулярно отменять выбор народа, однако это серьезное непонимание как природы системы, так и американской истории.