зультатом его труда, а каждый предприниматель должен стремиться производить как можно дешевле – т. е. при меньших затратах капитала и труда, – чем его конкуренты.
Только благодаря этим стимулам капиталистическая экономика способна создавать богатство, которое она имеет. Возражать против якобы избыточных издержек капиталистической системы сбыта означает не видеть ничего дальше собственного носа. Тот, кто упрекает капитализм в растранжиривании ресурсов на основании того, что шумные торговые кварталы переполнены конкурирующими галантерейными и табачными лавками, не понимает, что такая организация торговли является всего лишь конечным результатом механизма производства, обеспечивающего наивысшую производительность труда. Весь прогресс производства был достигнут только потому, что постоянное движение вперед заложено в природе этого механизма. Методы производства постоянно улучшаются и совершенствуются только благодаря тому, что все предприниматели находятся в постоянной конкуренции друг с другом и безжалостно выбраковываются, если не способны создать и поддерживать прибыльное производство. Если бы этот стимул исчез, не было бы дальнейшего прогресса производства, все применяли бы традиционные методы, никто не стремился бы к экономии ресурсов. Следовательно, абсурдно ставить вопрос о том, сколько можно было бы сэкономить, если устранить затраты на рекламу. Скорее необходимо спросить, сколько можно произвести, если упразднить конкуренцию между производителями. Ответ на этот вопрос не вызывает сомнения.
Люди могут потреблять, только если они трудятся, и, следовательно, столько, сколько произведено их трудом. Далее, характерной чертой именно капиталистической системы является то, что она предоставляет каждому члену общества стимулы выполнять свою работу с максимальной эффективностью и тем самым достигать наивысшего объема производства. В социалистическом обществе будет не хватать этой прямой связи между трудом индивида и товарами и услугами, которыми в результате он может наслаждаться. Стимулом к работе будет не возможность наслаждаться плодами своего труда, а команда властей работать и чувство долга. В следующей главе мы покажем, что такая организация труда невозможна.
В капиталистической системе всегда подвергался критике тот факт, что собственники средств производства находятся в привилегированном положении. Они могут жить не работая. Если смотреть на общественный порядок с индивидуалистической точки зрения, то следует признать это серьезным недостатком капитализма. Почему одному человеку должно быть лучше, чем другому? Но тот, кто посмотрит на вещи не с точки зрения конкретных людей, а с точки зрения общественного порядка в целом, обнаружит, что владельцы собственности могут сохранять свое приятное положение лишь при условии, что они оказывают обществу услугу, без которой общество не может обойтись. Капиталист может сохранять свое привилегированное положение, только находя своим средствам производства применение, максимально важное для общества. Если он этого не делает – если он вкладывает свое богатство неразумно, – то будет нести убытки, и если вовремя не исправит совершенные ошибки, то будет безжалостно вытеснен с преимущественной позиции. Он перестанет быть капиталистом, а его место займут другие, более подготовленные для этого. В капиталистическом обществе средства производства всегда размещает тот, кто больше всего подходит для этой роли; и, хотят они того или нет, они должны постоянно заботиться о том, чтобы средства производства использовались таким образом, чтобы обеспечивать максимальный объем производства.
3. Частная собственность и правительство
Все, кто обладает политической властью, – все правительства, все короли и все республиканские лидеры – всегда косо смотрели на частную собственность. Любой правительственной власти присуща тенденция не признавать никаких ограничений и, насколько возможно, расширять сферу своего господства. Цель, к которой тайно стремится каждый правитель, – это контролировать все, не оставлять места ни для чего, происходящего само собой без вмешательства властей. Вот только бы частная собственность не стояла на пути! Частная собственность создает для индивида область, в пределах которой он свободен от государства. Она устанавливает границы для действия воли властей. Благодаря частной собственности могут возникнуть другие силы, независимые от политической власти и даже оппозиционные ей. Частная собственность, таким образом, становится основой для всех видов деятельности, свободных от насильственного вмешательства со стороны государства. Она является почвой, в которой вызревают семена свободы и автономии индивида, где в конечном счете коренится интеллектуальный и материальный прогресс. В этом смысле частную собственность даже называли фундаментальной предпосылкой развития индивида. Однако последняя формулировка может быть принята только с большими оговорками, ибо традиционное противопоставление индивида и коллектива, индивидуальных и коллективных идей и целей или даже индивидуалистической и универсалистской науки представляет собой бессодержательный предрассудок.
Таким образом, никогда не существовало политической власти, которая добровольно воздержалась бы от того, чтобы не препятствовать свободному развитию и функционированию института частной собственности на средства производства. Правительства относятся к частной собственности терпимо только тогда, когда их к этому принуждают, но они никогда не допустят ее добровольно, исходя из признания ее необходимости. Даже либеральные политики, получив власть, обычно отодвигают свои либеральные принципы в той или иной степени на задний план. Склонность ограничивать частную собственность, злоупотреблять политической властью и отказываться уважать и признавать какую-либо область свободы вне суверенитета государства слишком глубоко укоренилась в менталитете тех, кто управляет правительственным аппаратом сдерживания и принуждения, чтобы у них хватало сил сопротивляться ей добровольно. Либеральное правительство – это contradictio in adjecto[39]. Правительства необходимо заставлять принимать либерализм на вооружение мощью единогласного мнения народа; и не следует надеяться, что они могут стать либеральными добровольно.
Легко понять, что́ могло бы принудить правителей признать права собственности своих подданных в обществе, состоящем исключительно из одинаково богатых фермеров. При таком общественном устройстве любая попытка ограничить право собственности немедленно встретила бы выступление против правительства объединенного фронта подданных и привела бы к его падению. Однако совсем иначе выглядит ситуация в обществе, где существует не только сельскохозяйственное, но и промышленное производство, и особенно там, где существуют большие деловые предприятия, подразумевающие крупномасштабные инвестиции в промышленность, разработку полезных ископаемых и торговлю. В таком обществе у тех, кто контролирует правительство, существует возможность принять меры, направленные против частной собственности. В сущности, для правительства нет ничего политически более выгодного, чем нападки на права собственности, ибо, акцентируя на этом внимание, всегда легко подстрекать массы против собственников земли и капитала. Поэтому с незапамятных времен все абсолютные монархи, все деспоты и тираны стремились заключить союз с «народом» против имущих классов. Вторая империя Луи Наполеона[40] была не единственным режимом, основанным на принципе цезаризма[41]. Прусское авторитарное государство Гогенцоллернов[42] также восприняло идею, введенную в германскую политику Лассалем во время конституционной борьбы, о завоевании поддержки рабочих масс для борьбы с либеральной буржуазией посредством политики этатизма[43] и интервенционизма. Это был основной принцип «социальной монархии», столь превозносимой Шмоллером и его школой[44].
Однако, несмотря на все преследования, институт частной собственности выжил. Ни враждебность правительств, ни кампания неприязни со стороны писателей и моралистов, церквей и религий, ни возмущение масс – само коренящееся в инстинктивной зависти – не смогли ее уничтожить. Любая попытка заменить ее каким-либо иным методом организации производства и распределения тотчас же оказывалась неосуществимой до нелепости. Людям приходилось признавать, что институт частной собственности необходим, и, хотели они того или нет, к нему возвращаться.
Но, несмотря ни на что, люди до сих пор отказываются признавать, что причину этого возвращения к институту свободной частной собственности на средства производства следует искать в том, что экономическая система, служащая нуждам и целям жизни человека в обществе, в принципе неосуществима иначе, как на этой основе. Люди не смогли заставить себя избавиться от идеологии, к которой успели прикипеть, а именно от веры в то, что частная собственность является злом, без которого, по крайней мере временно, нельзя обойтись, – до тех пор, пока люди еще недостаточно развиты этически. Хотя правительства – разумеется, вопреки своим намерениям и внутренней тенденции, свойственной любому организованному центру власти, – смирились с существованием частной собственности, они по-прежнему продолжают твердо придерживаться – не только внешне, но и в мыслях – идеологии, враждебной правам собственности. Действительно, они считают противодействие частной собственности в принципе правильным, а любое отклонение от этого с их стороны объясняется исключительно их собственной слабостью или учетом интересов могущественных групп.
4. Неосуществимость социализма
Люди, как правило, считают социализм неосуществимым на том основании, что человеку не хватает нравственных качеств, требуемых для социалистического общества. Есть опасения, что при социализме большинство людей не будут проявлять того же усердия в выполнении своих обязанностей и решении стоящих перед ними задач, какое они демонстрируют в каждодневной работе в условиях общественного порядка, основанного на частной собственности на средства производства. В капиталистическом обществе каждый индивид знает, что плоды его труда принесут удовольствие ему самому, что его доход увеличивается или уменьшается в соответствии с тем, увеличивается или уменьшается продукт его труда. В социалистическом обществе каждый будет думать, что меньше зависит от эффективности своего труда, так как в любом случае ему причитается фиксированная доля совокупного продукта, а размер последнего не может ощутимо сократиться из-за потерь, вызываемых ленью одного человека. Если, как того следует опасаться, это убеждение станет всеобщим, то производительность труда в социалистическом сообществе значительно упадет.