еральной политики, которая настолько расширила функции государства, что вряд ли оставила хоть одну область человеческой деятельности свободной от правительственного вмешательства, тщетно надеяться даже на умеренно удовлетворительное решение политических проблем регионов, где люди нескольких национальностей живут бок о бок. Если правительство этих территорий не проводит последовательно либеральную линию, не может идти речи ни о каком приближении к равноправию в отношении различных национальных групп. В этом случае могут быть только те, кто правит, и те, кем правят. Единственный выбор состоит в том, кто из них будет молотом, а кто наковальней. Тем самым стремление к сильному, насколько это возможно, национальному государству – которое способно распространить свой контроль на все территории, где люди разных национальностей живут вперемежку, – становится необходимым требованием национального самосохранения.
Но проблема смешанных языковых территорий не ограничивается давно заселенными странами. Капитализм открывает для цивилизации новые земли, предлагающие более благоприятные условия производства, чем большие части стран, заселенных давно. Капитал и труд перетекают в наиболее благоприятные места. Миграции, связанные с этими факторами, намного превосходят все предыдущие миграции народов по миру. Только эмигранты из небольшого числа стран могут переселяться на земли, где политическая власть находится в руках их соотечественников. В противном случае миграция опять вызывает все те конфликты, которые обычно развиваются на многоязычных территориях. В особых случаях, на которых мы здесь останавливаться не будем, проблемы, возникающие в заокеанских колониях, носят несколько иной характер, чем в давно заселенных странах Европы. Тем не менее конфликты, возникающие в результате неудовлетворительного положения национальных меньшинств, в конечном счете одинаковы. Желание каждой страны оградить своих подданных от такой перспективы приводит, с одной стороны, к борьбе за приобретение колоний, подходящих для заселения европейцами, а с другой стороны, к принятию на вооружение политики применения импортных пошлин для защиты внутреннего производства, действующего в менее благоприятных условиях по сравнению с более конкурентоспособной иностранной промышленностью, в надежде сделать таким образом эмиграцию рабочих ненужной. Фактически для того чтобы, насколько возможно, расширить защищенные рынки, совершаются попытки завладеть даже территориями, которые считаются не подходящими для заселения европейцами. Начало современного капитализма мы можем датировать концом 70-х гг. прошлого века, когда промышленные страны Европы стали отказываться от политики свободной торговли и участвовать в гонке за колониальные «рынки» в Африке и Азии.
Именно в отношении Англии впервые был употреблен термин «империализм» с целью охарактеризовать современную политику территориальной экспансии. Разумеется, империализм Англии первоначально был направлен не столько на присоединение новых территорий, сколько на создание пространства единой торговой политики из многочисленных владений, подвластных английской короне. Это был результат специфической ситуации, в которой оказалась Англия, метрополия, владеющая самыми обширными колониальными поселениями в мире. Тем не менее цель, которую стремились достичь английские империалисты, создавая таможенный союз, охватывающий доминионы и метрополию, совпадала с целью колониальных приобретений Германии, Италии, Франции, Бельгии и других европейских стран, а именно с созданием защищенных экспортных рынков.
Масштабные коммерческие цели, на достижение которых была направлена политика империализма, нигде не были достигнуты. Мечта о всебританском таможенном союзе осталась нереализованной. Территории, аннексированные европейскими странами в последние десятилетия, как и те, в которых им удалось добиться «концессий», играют столь незначительную роль в обеспечении мирового рынка сырьем и полуфабрикатами и соответственно в потреблении промышленных товаров, что подобные договоренности не могут вызвать никаких существенных перемен. Чтобы достичь целей, к которым стремится империализм, европейским нациям недостаточно было оккупировать территории, населенные дикарями, не способными к сопротивлению. Им пришлось добиваться территорий, которыми владели народы, готовые и способные защищать себя. И именно здесь политика империализма потерпела крушение или скоро придет к этому. В Абиссинии, в Мексике, на Кавказе, в Персии, в Китае – везде мы видим, как империалистические агрессоры отступают или, по крайней мере, уже испытывают огромные трудности.
6. Колониальная политика
Соображения и цели, направляющие колониальную политику европейских держав с начала эпохи Великих географических открытий, абсолютно противоположны всем принципам либерализма. Основная идея колониальной политики состояла в использовании военного превосходства белой расы над людьми других рас. Европейцы, оснащенные всеми видами оружия и изобретениями, которые предоставила им их цивилизация, намеревались покорить более слабые народы, ограбить их и поработить. Делались попытки смягчить и приукрасить подлинные мотивы колониальной политики заявлениями о том, что ее единственной целью было дать возможность первобытным народам приобщиться к благам европейской цивилизации. Даже допуская, что это было действительной целью правительств, посылавших завоевателей в отдаленные части мира, либерал все равно не видит никакого удовлетворительного основания, чтобы считать колонизацию этого вида полезной или выгодной. Если, как мы считаем, европейская цивилизация действительно превосходит цивилизацию первобытных племен Африки или цивилизации Азии – хотя последние могут быть по-своему достойны уважения, – она должна доказать свое превосходство, побудив эти народы принять ее по собственному желанию. Может ли быть более печальное доказательство бесплодия европейской цивилизации, чем то, что ее можно распространить только с помощью огня и меча?
Ни в одной главе истории не было столько крови, как в истории колониализма. Кровь проливалась бесполезно и бессмысленно. Цветущие земли были опустошены; были уничтожены и исчезли с лица Земли целые народы. Все это никак нельзя ни извинить, ни оправдать. Власть европейцев в Африке и в ключевых районах Азии абсолютна. Она резко противоречит всем принципам либерализма и демократии, и нет никаких сомнений, что мы должны бороться за ее отмену. Единственный вопрос заключается в том, каким путем изменить это нетерпимое состояние, чтобы причинить минимум вреда.
Самым простым и радикальным решением для европейских государств был бы отзыв своих чиновников, солдат и полиции из этих областей, чтобы предоставить их жителей самим себе. Не имеет значения, сделать ли это немедленно или провести плебисцит среди коренных жителей, прежде чем отказаться от колоний. Едва ли могут быть какие-либо сомнения в результате подлинно свободного выбора. Европейские правители заморских колоний не могут рассчитывать на согласие своих подданных.
Прямым следствием такого радикального решения стали бы если не полная анархия, то, по меньшей мере, постоянные конфликты на территориях, освобождаемых европейцами. Не рискуя ошибиться, можно считать, что пока коренные жители научились у европейцев только плохому, а не хорошему. И это вина не аборигенов, а их европейских завоевателей, которые научили их только порокам. Они привезли в колонии оружие и всевозможные средства уничтожения; в качестве чиновников и офицеров они посылали своих худших и самых жестоких представителей; силой оружия они установили колониальное правление, которое по своей кровавой жестокости соперничает с деспотической системой большевиков. Европейцы не должны удивляться тому, что плохой пример, который они явили собою в своих колониях, теперь приносит «плоды худые». В любом случае они не имеют права фарисейски жаловаться по поводу низких нравов среди коренных жителей. Также необоснованны их утверждения о том, что коренные жители еще недостаточно созрели для свободы и что им нужно еще по крайней мере несколько лет обучения под кнутом иностранных правителей, прежде чем их можно будет предоставить самим себе. Ибо это самое «обучение», по крайней мере частично, в ответе за те ужасные условия, которые существуют сегодня в колониях, пусть даже его последствия не проявятся со всей очевидностью до окончательного вывода европейских войск и чиновников.
Возможно, кто-то будет утверждать, что недопущение анархии, которая предположительно разразится после освобождения колоний, как раз и является обязанностью европейцев как высшей расы, поэтому они должны сохранять свои доминионы в интересах и во благо самих коренных жителей. Чтобы усилить этот аргумент, можно нарисовать мрачные картины условий, существовавших в Центральной Африке и во многих районах Азии до установления европейского правления. Можно вспомнить охоту на рабов, которую вели арабы в Центральной Африке, и бессмысленное насилие многочисленных индийских деспотов. Разумеется, в этой аргументации много лицемерия, и нельзя забывать, например, что работорговля в Африке могла процветать только потому, что в качестве покупателей на рынке рабов выступали потомки европейцев в американских колониях. Но нам нет нужды углубляться в аргументы за и против этой логики. Если все, на что можно сослаться в пользу сохранения европейского владычества в колониях, это якобы интересы коренных жителей, тогда необходимо сказать, что было бы лучше, если бы с этим владычеством было полностью покончено. Никто не имеет права соваться в дела других, чтобы содействовать их интересам, и не следует, имея в виду свои интересы, делать вид, что бескорыстно действуешь только в интересах других.
Однако есть еще один аргумент в пользу правления и влияния европейцев на колониальных территориях. Если бы европейцы не установили свой суверенитет над тропическими колониями, если бы они не поставили свою экономическую систему в значительную зависимость от импорта тропического сырья и заморской сельскохозяйственной продукции, за которую они расплачиваются промышленными товарами, еще можно было бы спокойно обсуждать вопрос о целесообразности включения этих регионов в систему мирового рынка. Но так как все эти территории посредством колонизации уже вынужденно включены в структуру всемирного экономического сообщества, то мы сталкиваемся с совершенно иной ситуацией. Сегодня экономика Европы в значительной степени базируется на включенности в мировую экономику Африки и значительной части Азии в качестве поставщиков разнообразного сырья. Это сырье не отбирается у коренных жителей этих территорий силой. Оно не вывозится в качестве дани, а отдается в ходе добровольного обмена за промышленные товары из Европы. Таким образом, отношения основаны не на одностороннем преимуществе; наоборот, они имеют взаимовыгодный характер, и население колоний извлекает из них столько же выгоды, что и население Англии или Швейцарии. Любое прекращение торговых отношений повлекло бы за собой серьезный экономический ущерб как для Европы, так и для колоний и привело бы к резк