бые интересы конкретной группы – буржуазии, т. е. капиталистов и предпринимателей, против интересов всех остальных групп.
Это голословное утверждение представляет собой часть пропаганды марксизма, что в значительной степени объясняет успех последнего. Если считать доктрину о непримиримом конфликте между интересами различных классов общества, основанного на частной собственности на средства производства, догмой, выражающей суть марксизма, тогда все партии, действующие сегодня на европейском континенте, следует рассматривать как марксистские. Доктрина классовых противоречий и классового конфликта принята на вооружение и националистическими партиями, поскольку они также считают, что противоречия в капиталистическом обществе существуют и что порождаемые ими конфликты должны развиваться естественным образом. От марксистских партий они отличаются только тем, что хотят преодолеть классовые конфликты, вернувшись к сословному обществу, устроенному в соответствии с их рекомендациями, и перенеся линию фронта на международную арену, где, как они считают, она и должна проходить. Они не оспаривают утверждения, что общество, основанное на частной собственности на средства производства, порождает конфликты. Они просто говорят, что не следует допускать их возникновения, а чтобы их устранить, они хотят направлять и регулировать частную собственность с помощью актов государственного вмешательства. Капитализм они хотят заменить интервенционизмом. Однако, в конечном счете, это ничем не отличается от того, что говорят марксисты. Они также обещают привести мир к новому социальному порядку, в котором не будет классов, классовых противоречий или классовых конфликтов.
Чтобы понять смысл доктрины классовой борьбы, необходимо иметь в виду, что она направлена против либеральной доктрины гармонии правильно понимаемых интересов всех членов свободного общества, основанного на принципе частной собственности на средства производства. Либералы утверждали, что с устранением всех искусственных кастовых и сословных различий, с отменой всех привилегий и установлением равенства перед законом больше ничто не стоит на пути мирного сотрудничества всех членов общества, потому что тогда их правильно понимаемые долгосрочные интересы совпадут. Все возражения, которые сторонники феодализма, особых интересов и сословных различий пытались выдвинуть против этой доктрины, очень скоро продемонстрировали свою полную необоснованность и не смогли завоевать сколько-нибудь заметной поддержки. Однако в системе каталлактики[67] Рикардо можно обнаружить отправную точку новой теории конфликта интересов в рамках капиталистического общества. Рикардо полагал, что ему удалось показать, каким образом в ходе поступательного экономического развития изменяется соотношение трех форм дохода в его системе, а именно прибыли, ренты и заработной платы. Именно это побудило нескольких английских авторов в 30—40-х гг. XIX в. говорить о трех классах – капиталистах, землевладельцах и наемных рабочих и утверждать, что между этими группами существуют неразрешимые противоречия. Эту мысль позднее подхватил Маркс.
В «Манифесте Коммунистической партии» Маркс еще не проводил различий между кастой и классом. Только позднее, когда в Лондоне он познакомился с работами забытых памфлетистов 20—30-х годов и под их влиянием стал изучать систему Рикардо, он осознал, что проблема заключается в том, чтобы показать, что даже в обществе, свободном от кастовых различий и привилегий, все равно существуют непримиримые конфликты. Этот антагонизм интересов Маркс вывел из системы Рикардо, выделив три класса – капиталистов, землевладельцев и рабочих. Но он никогда твердо не придерживался этой классификации. Иногда он утверждает, что существуют всего два класса – имущих и неимущих; иногда он выделяет больше классов, чем два или три. Однако ни Маркс, ни один из его многочисленных последователей ни разу не попытались хоть как-то определить понятие и природу классов. Показательно, что глава под названием «Классы» в третьем томе «Капитала» внезапно обрывается после нескольких предложений. С момента первого появления «Манифеста Коммунистической партии», где Маркс впервые сделал классовое противоречие и классовую борьбу краеугольным камнем всего своего учения, до момента его смерти прошла жизнь целого поколения. На протяжении всего этого времени Маркс писал том за томом, но он так никогда по существу не объяснил, что следует понимать под словом «класс». Трактуя проблему классов, Маркс никогда не пошел дальше догмы, или, лучше сказать, лозунга – простого утверждения, не подкрепленного никаким доказательством.
Чтобы доказать правильность доктрины классовой борьбы, необходимо было установить два факта: с одной стороны, что интересы членов одного класса идентичны, а с другой – что то, что выгодно одному классу, наносит ущерб другому. Этого, однако, сделано не было. Фактически такие попытки даже не предпринимались. Как раз потому, что все «товарищи по классу» находятся в одинаковом «социальном положении», между ними существует не тождество интересов, а, наоборот, конкуренция. Например, рабочий, принятый на работу на более благоприятных условиях, заинтересован в устранении конкурентов, которые могли бы снизить его доход до среднего уровня. В то время, когда доктрина международной солидарности пролетариата постоянно провозглашалась в пространных резолюциях международных марксистских конгрессов, рабочие США и Австралии возводили непреодолимые преграды на пути иммиграции. Посредством сложной сети мелких норм и правил английские тред-юнионы сделали невозможным проникновение посторонних в свои отрасли труда. Хорошо известно, чтo на протяжении последних нескольких лет было сделано рабочими партиями во всех странах. Конечно, можно сказать, что этого не должно было случиться; что рабочим следовало бы действовать иначе; то, что они сделали, было неправильным. Но невозможно отрицать, что это прямо соответствовало их интересам – по крайней мере на тот момент.
Либерализм показал, что антагонизм интересов, который, как предполагается в соответствии с широко бытующим мнением, существует между разными людьми, группами или слоями общества, основанного на частной собственности на средства производства, на самом деле отсутствует. Любое увеличение совокупного капитала повышает доход капиталистов и землевладельцев в абсолютном исчислении, а доход рабочих – как абсолютно, так и относительно. Что касается их дохода, то любое изменение интересов различных групп и слоев общества – предпринимателей, капиталистов, землевладельцев и рабочих – происходит совместно и имеет одно направление на протяжении всех фаз своего колебания; меняется лишь соотношение их долей в общественном продукте. Только в случае подлинной монополии на определенный вид полезных ископаемых интересы землевладельцев противоречат интересам членов других групп. Интересы предпринимателей никогда не могут расходиться с интересами потребителей. Предприниматель преуспевает тем больше, чем лучше ему удается предвосхитить желания потребителей.
Конфликты интересов могут возникать только в той мере, в какой интервенционистская политика государства или вмешательство общественных сил, вооруженных властью принуждения, ограничивают свободу собственников распоряжаться своими средствами производства. Например, с помощью протекционистских тарифов может быть искусственно завышена цена на определенные изделия, или посредством устранения всех конкурентов на их рабочие места может быть увеличена заработная плата определенных групп рабочих. К такого рода случаям применима знаменитая аргументация школы свободной торговли, никем не опровергнутая и неопровержимая вовеки. Конечно, подобные особые привилегии могут быть выгодными для соответствующих групп, ради которых они были установлены, но только в том случае, если другие группы не смогли добиться подобных привилегий для себя. Но нельзя предполагать, что большинство людей можно будет длительное время вводить в заблуждение по поводу реальной значимости этих привилегий, чтобы они добровольно их терпели. Если же, несмотря на это, привилегии будут введены принудительно при помощи силы, то это спровоцирует открытое неповиновение – короче говоря, нарушение мирного хода общественного сотрудничества, сохранение которого соответствует интересам всех. Если попытаться решить эту проблему, сделав особые привилегии не исключением в пользу одного или нескольких человек, групп или слоев общества, а общим правилом, прибегая, например, к импортным пошлинам, чтобы защитить большую часть изделий, продаваемых на внутреннем рынке, или используя одинаковые меры, чтобы затруднить доступ к большинству профессий, то преимущества, извлекаемые каждой группой, будут уравновешиваться причиняемым им ущербом, и конечным результатом будет то, что все пострадают от снижения производительности труда.
Если кто-то отвергает доктрину либерализма и высмеивает вызывающую споры теорию «гармонии интересов всех людей», то в отличие от того, что ошибочно полагают все школы антилиберальной мысли, также неверно, что может существовать солидарность интересов в рамках более узких кругов, например, среди людей одной нации (против людей другой нации) или среди членов одного «класса» (против других классов). Чтобы доказать существование такой солидарности, необходим особый способ аргументации, которому никто еще не следовал и даже не пытался следовать. Ибо все аргументы, которые можно использовать в пользу доказательства солидарности интересов членов любой группы, помимо этого, доказывают гораздо большее, а именно солидарность интересов в рамках всемирного общества. То, как эти очевидные конфликты интересов, которые на первый взгляд кажутся непримиримыми, в действительности являются разрешимыми, можно показать только посредством рассуждения, которое все человечество трактует как по своей сути гармоничное сообщество и не оставляет места для демонстрации какого бы то ни было непримиримого антагонизма между народами, классами, расами и т. д.