Признание этой социологической истины было одним из фундаментальных убеждений, на которых основывалась политическая теория либерализма. Из этого либерализм сделал лишь один вывод: в конечном счете истина и справедливость должны восторжествовать, потому что их победа в царстве идей не подлежит сомнению. А тот, кто побеждает в этом царстве, в конце концов должен добиться успеха и в реальном мире, поскольку никакое преследование не сможет его подавить. Поэтому излишне особо беспокоиться о распространении либерализма. В любом случае его победа не вызывает сомнения.
Даже в этом отношении оппонентов либерализма можно понять, только если иметь в виду, что их действия являются не чем иным, как противоположностью того, чему учит либерализм; т. е. они основываются на неприятии и противодействии либеральным идеям. Они были не в состоянии противопоставить либеральной идеологии всеобъемлющую и последовательную социальную и экономическую доктрину, ибо либерализм является единственно возможным выводом, который можно сделать из такой доктрины. Однако программа, которая обещает что-то только одной группе или нескольким группам, не имеет шансов завоевать всеобщую поддержку и изначально обречена на политический провал. Таким образом, эти партии не имели иного выхода, кроме как найти способы подчинить своему исключительному влиянию группы, к которым они адресуются, и удерживать их в этом положении. Им пришлось позаботиться о том, чтобы либеральные идеи не нашли приверженцев среди классов, от которых они зависели.
С этой целью они создали партийные организации, которые держат человека такой мертвой хваткой, что он даже не помышляет о том, чтобы не подчиниться. В Германии и Австрии, где эта система была разработана с педантичной тщательностью, и в странах Восточной Европы, где она была скопирована, индивид сегодня уже не столько гражданин, сколько член партии. Партия опекает его с пеленок. Спортивная и общественная деятельность организуется по партийному признаку. По партийному признаку управляется все: кооперативная система фермеров, с помощью которой фермер только и имеет возможность претендовать на свою долю в субсидиях и дотациях, выделяемых сельскохозяйственным производителям, институты содействия интересам лиц свободных профессий, биржи труда для рабочих и система сберегательных банков. Во всех вопросах, по которым власти обладают свободой действий, индивид, для того чтобы добиться уважения своих интересов, нуждается в поддержке своей партии. При таких обстоятельствах неучастие в партийных делах ведет к подозрениям, а выход из партии влечет за собой серьезный экономический ущерб, если не полное разорение, и социальный бойкот.
К проблеме лиц свободных профессий у партий особых интересов специфический подход. Свободные профессии юриста, врача, писателя и художника представлены не так многочисленно, чтобы позволить им создавать партии особых интересов для защиты своих прав. Поэтому они наименее подвержены влиянию идеологии особых классовых привилегий. Представители свободных профессий были дольше всех и наиболее упорно привержены либерализму. Они ничего не могли выиграть, проводя политику безжалостной и непреклонной борьбы за обеспечение своих частных интересов. На эту ситуацию партии, действующие от имени организованных групп давления, смотрели с чрезвычайной опаской. Они не могли мириться с устойчивой приверженностью интеллигенции к либерализму. Они опасались, что их собственные ряды поредеют, если либеральные идеи, вновь разработанные и растолкованные некоторыми представителями этих групп, обретут достаточную силу, чтобы найти признание и одобрение в среде широких партийных масс. Они только что узнали, насколько опасными подобные идеологии могут быть для исключительных прав привилегированных социальных групп сословно-кастового общества. Поэтому партии особых интересов стали методично внедрять у себя такую организацию, чтобы поставить представителей «либеральных» профессий в зависимость от себя. Вскоре это было достигнуто путем включения их в структуру партийного механизма. Врачи, юристы, писатели и художники должны вступать в ряды организаций своих пациентов, клиентов, читателей и покровителей и подчиняться этим организациям. Тот, кто уклонялся или открыто бунтовал, подвергался бойкоту до тех пор, пока не становился податливее.
Подчинение независимых представителей свободных профессий дополнялось процедурой назначения на преподавательские должности и на государственную службу. Там, где партийная система развита хорошо, назначаются только члены партии: либо партии, находящейся у власти, либо всех партий особых интересов в соответствии с достигнутым между ними соглашением, вполне возможно, неформальным. И в конце концов при помощи угрозы бойкота под контроль ставится даже независимая пресса.
Организация этих партий увенчалась формированием собственных отрядов вооруженных людей. Организованные на военный манер, по образцу национальной армии, они разработали свои мобилизационные и оперативные планы, имеют в своем распоряжении оружие и готовы к бою. Маршируя по улицам под своими знаменами в сопровождении духовых оркестров, они возвещают о начале новой эры бесконечной агитации и боевых действий.
До сих пор два обстоятельства смягчали опасность этой ситуации. Прежде всего в ряде наиболее значительных стран было достигнуто определенное равновесие партийных сил. Там, где этого нет, как в России и Италии, для подавления и преследования сторонников оппозиционных партий используется мощь государства при полном игнорировании остатков либеральных принципов, еще признаваемых в остальном мире.
Второе обстоятельство, которое пока не позволяет случиться самому худшему, состоит в том, что даже страны, проникнутые враждебностью к либерализму и капитализму, полагаются на капиталовложения из стран, которые служили классическими примерами либерального и капиталистического духа, – прежде всего из США. Без их кредитов последствия проводимой ими политики проедания капитала уже были бы более очевидными. Антикапитализм может поддерживать свое существование, только паразитируя на капитализме. Поэтому он должен в определенной степени учитывать общественное мнение Запада, где либерализм все еще признается, пусть даже в весьма разбавленной форме. В том факте, что капиталисты стремятся предоставлять займы только тем заемщикам, которые имеют перспективы расплатиться с долгом, деструктивистские партии видят только «мировое господство капитала», по поводу которого они поднимают столько шума и криков.
6. Либерализм как «партия капитала»
Таким образом, легко увидеть, что, не отрицая самой природы либерализма, его нельзя зачислить в один разряд с партиями особых интересов. Он радикально отличается от них всех. Они созданы для борьбы и восхваляют насилие; либерализм, напротив, стремится к миру и власти идей. Именно по этой причине все партии, какими бы непримиримыми они ни были в других отношениях, образуют единый фронт против либерализма.
Враги либерализма заклеймили его как партию особых интересов капиталистов. Это характеризует их образ мышления. Они способны воспринимать политическую идеологию только как защиту определенных особых привилегий, несовместимых с общим благом.
Либерализм нельзя представлять как партию особых интересов, привилегий и исключительных прав, потому что частная собственность на средства производства – это не привилегия, действующая исключительно к выгоде капиталистов, а институт, существующий в интересах общества в целом, и, следовательно, институт, который приносит пользу всем. Такого мнения придерживаются не только либералы, но до некоторой степени и их оппоненты. Когда марксисты отстаивают точку зрения, что социализм не может стать реальностью до тех пор, пока мир не «созреет» для него, так как ни одна общественная система никогда не исчезнет до тех пор, пока не «разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточный простор»[72], они признают, по крайней мере сейчас, общественную необходимость частной собственности. Даже большевики, которые еще совсем недавно огнем, мечом и виселицей распространяли свою интерпретацию марксизма – т. е. что «зрелость» уже достигнута, – теперь вынуждены признать, что еще слишком рано. Однако если условия таковы, что без капитализма и его правовой «надстройки» – частной собственности – невозможно обойтись, пусть даже и в данный момент, то можно ли говорить об идеологии, которая считает частную собственность основой общества, что она служит только эгоистическим интересам владельцев капитала в ущерб интересам всех остальных?
Конечно, хотя антилиберальные идеологии считают частную собственность необходимой, будь то на время или навсегда, они тем не менее полагают, что ее следует регулировать и ограничивать посредством авторитарных декретов и тому подобных актов вмешательства со стороны государства. Они рекомендуют не либерализм и капитализм, а интервенционизм. Однако экономическая наука показала, что система интервенционизма приводит к результатам, которые противоречат первоначальным намерениям, и обречена на провал. Она не способна достичь целей, которых намерены добиваться сторонники интервенционизма. Следовательно, ошибочно полагать, что, кроме социализма (общественной собственности) и капитализма (частной собственности), мыслима и может действовать третья система организации общественного сотрудничества, а именно интервенционизм. Попытки заставить работать интервенционизм должны неизбежно привести к условиям, идущим вразрез с замыслами их авторов, перед которыми возникает альтернатива либо воздержаться от всех актов вмешательства и тем самым предоставить частную собственность самой себе, либо заменить частную собственность социализмом.
Этот тезис также поддерживают не одни только либеральные экономисты. (Разумеется, популярное представление о том, что экономисты делятся по партийному признаку, совершенно ошибочно.) Маркс также во всех своих теоретических дискуссиях видел только альтернативу между социализмом и капитализмом, а реформаторов, которые, находясь в плену «мелкобуржуазного мышления», отвергали социализм и одновременно все же хотели переделать капитализм, он высмеивал и презирал. Экономическая наука никогда даже и не пыталась показать осуществимость системы частной собственности, регулируемой и ограничиваемой правительс