твом. Когда «катедер-социалисты» любой ценой стремились доказать это, они начинали с отрицания возможности научного знания в области экономики и в конце концов заканчивали заявлением о том, что все, что делает государство, непременно должно быть рациональным. Так как наука показала абсурдность политики, которую они предлагали, то они попытались объявить несостоятельными логику и науку.
То же самое верно и в отношении доказательства возможности и осуществимости социализма. Усилия домарксистских авторов оказались тщетными. Им не удалось этого сделать, точно так же как они не смогли разрушить веские возражения против осуществимости их утопии, сформулированные их критиками на основании открытий науки. В середине XIX в. казалось, что с социалистической идеей уже покончено. Но тут появился Маркс. Конечно, он не представил доказательств – которые на самом деле и не могут быть приведены – того, что социализм осуществим, а просто заявил – разумеется, не будучи способным это доказать, – что приход социализма неизбежен. Из этого произвольного допущения и из аксиомы, которая ему казалась самоочевидной, что все, случающееся в человеческой истории позже, представляет собой движение вперед по сравнению с тем, что происходило раньше, Маркс сделал вывод о том, что поэтому социализм более совершенен, чем капитализм, и в таком случае, естественно, не может быть сомнений в его осуществимости. Следовательно, совершенно ненаучно ни задаваться вопросом о возможности социалистического общества, ни вообще заниматься изучением проблем этого общественного порядка. Тот, кто хотел попытаться это сделать, подвергался социалистами остракизму и отлучался общественным мнением, находившимся под их контролем. Не обращая внимания на все эти – разумеется, лишь внешние – трудности, экономическая наука занялась теоретическим конструированием социалистической системы и неопровержимо продемонстрировала, что любая разновидность социализма будет неработоспособна, поскольку в социалистическом сообществе невозможен экономический расчет. Защитники социализма редко решались что-либо возразить против этого, а то, что они выдвигали в качестве контрдоказательств, было абсолютно тривиальным и не представляет никакого интереса.
То, что было доказано наукой теоретически, было подтверждено на практике крахом всех социалистических и интервенционистских экспериментов.
Следовательно, утверждение, что защита капитализма – это дело исключительно капиталистов и предпринимателей, особым интересам которых в противоположность интересам других групп содействует капиталистическая система, есть не что иное, как лицемерная пропаганда, действенность которой рассчитана на недостаток рассудительности у людей. «Имущие» имеют не больше причин поддерживать институт частной собственности, чем «неимущие». Если что-то начинает угрожать их непосредственным особым интересам, они редко оказываются либералами. Представление о том, что при сохранении капитализма класс собственников может вечно сохранять свое богатство, проистекает из неверного понимания природы капиталистической экономики, в которой собственность постоянно перемещается от менее способных деловых людей к более способным. В капиталистическом обществе сохранить богатство можно, только постоянно приобретая его заново в результате мудрого инвестирования. Богатые, которые уже обладают богатством, не имеют особых причин желать сохранения системы открытой для всех свободной конкуренции. Особенно если они не сами заработали свое богатство, а получили его в наследство, то они должны скорее опасаться конкуренции, чем надеяться на нее. Они-то как раз и заинтересованы в интервенционизме, который всегда имеет тенденцию сохранять существующее распределение богатства среди тех, кто им владеет. Но они не могут надеяться на какое-либо особое отношение со стороны либерализма – системы, которая не обращает никакого внимания на освященные временем традиции, защищающие интересы существующего богатства.
Предприниматель может добиться процветания только в том случае, если он предлагает то, что требуют потребители. Когда мир объят жаждой войны, либерал стремится разъяснить преимущества мира; однако предприниматель производит пушки и пулеметы. Если сегодня общественное мнение с одобрением относится к капиталовложениям в Россию, то либерал может постараться объяснить, что инвестировать капитал в страну, правительство которой открыто провозглашает в качестве конечной цели своей политики экспроприацию всего капитала, столь же разумно, как и сбрасывать товары в море; но предприниматель без колебаний осуществляет поставки в Россию, если может передать риск кому-то другому, будь то государство или какие-то менее умные капиталисты, позволяющие ввести себя в заблуждение общественным мнением, которым манипулируют на русские деньги. Либерал борется против тенденции к торговой автаркии; однако немецкий производитель строит фабрику в восточной провинции, не пускающей немецкие товары, чтобы обслуживать рынок, хотя он и находится под защитой пошлин. Ясно мыслящие предприниматели и капиталисты могут считать последствия антилиберальной политики гибельными для общества в целом, но в ипостаси предпринимателей и капиталистов они стремятся не противостоять этой политике, а приспосабливаться к реальным условиям.
Нет такого класса, который мог бы защищать либерализм ради собственных эгоистических интересов, причиняющих ущерб обществу в целом и другим слоям населения, по одной простой причине: либерализм не служит ничьим особым интересам. Либерализм не может рассчитывать на поддержку, которую антилиберальные партии получают ввиду того, что к ним присоединяются все, кто старается добиться какой-либо привилегии для себя за счет остального общества. Когда либерал предстает перед избирателями в качестве кандидата на выборную должность, и те, чьих голосов он добивается, задают ему вопрос о том, чтo он или его партия намерены сделать лично для них и их группы, единственно, что он может ответить: либерализм служит всем, но не служит ничьим особым интересам.
Быть либералом – это значит осознать, что особые привилегии, предоставленные малой группе за счет всех остальных, в долгосрочном плане не могут быть сохранены без борьбы (гражданской войны); но, с другой стороны, нельзя даровать привилегии большинству, так как в этом случае будет сведена на нет ценность этих привилегий для всех, кому они должны принести особые преимущества, и единственным результатом будет снижение производительности общественного труда.
Глава 5Будущее либерализма
Все прежние цивилизации погибли или, по крайней мере, оказались в состоянии застоя задолго до того, как они добрались до уровня материального развития, которого удалось достичь современной европейской цивилизации. Народы погибали как в войнах с иноземными врагами, так и в междоусобной борьбе. Анархия приводила к деградации разделения труда; города, торговля и промышленность приходили в упадок, а с разложением экономических основ интеллектуальная и изысканная утонченность вынуждена была уступать место невежеству и жестокости. Европейцам нового времени удалось многократно усилить общественные связи между людьми и народами по сравнению с любым более ранним историческим периодом. Это было достижением идеологии либерализма, который по ходу своего развития с конца XVII в. становился все более ясным и точным и постоянно усиливал свое влияние на разум людей. Либерализм и капитализм создали фундамент, на котором зиждутся все чудеса нашего современного образа жизни.
Сегодня наша цивилизация начала замечать, что в воздухе носится запах смерти. Дилетанты громогласно провозглашают, что все цивилизации, включая и нашу, должны погибнуть: таков безжалостный закон. Настал последний час Европы, предупреждают эти пророки рокового конца и находят отклик. Упадническое настроение ощутимо распространяется повсюду.
Но современная цивилизация не погибнет, если не погубит себя сама. Никакой внешний враг не может ее уничтожить подобно тому, как когда-то испанцы уничтожили цивилизацию ацтеков, ибо никто на Земле не может сравниться по силе со знаменосцами современной цивилизации. Ей могут угрожать только внутренние враги. Она прекратится только в том случае, если идеи либерализма будут вытеснены антилиберальной идеологией, враждебной общественному сотрудничеству.
Осознание того, что материальный прогресс возможен только в либеральном, капиталистическом обществе, распространяется во всем мире. Даже если в этом пункте антилиберал не признает своего поражения открыто, то это все равно признается в панегириках, восхваляющих стабильность и состояние покоя.
Говорят, что материальный прогресс последних поколений, разумеется, был действительно вполне приятным и полезным. Однако сейчас время сделать остановку. Неистовая гонка современного капитализма должна уступить место спокойному размышлению. Человек должен иметь время для общения с собой, поэтому место капитализма должна занять другая экономическая система, которая не гоняется без устали за новинками и новизной. Романтик с ностальгией оглядывается на экономические условия Средних веков – не на реальные Средние века, а на их образ, сконструированный воображением без какого-либо соответствия исторической реальности. Или он направляет свой взор на Восток – опять же, конечно, не на реальный Восток, а на миражи своей фантазии. Как счастливы были люди без современной технологии и современной культуры! Как вообще мы могли столь легкомысленно отказаться от этого рая?
Проповедникам возврата к простым формам экономической организации общества следует иметь в виду, что только наш тип экономической системы дает возможность поддерживать тот уровень жизни, к которому мы сегодня привыкли, тому количеству людей, которое в настоящий момент населяет Землю. Возвращение к Средним векам будет означать уничтожение сотен миллионов людей. Сторонники стабильности и покоя, правда, говорят, что ни в коем случае не нужно заходить так далеко. Достаточно крепко держаться за то, что уже было достигнуто, и отказаться от дальнейшего продвижения вперед.