Евгений Сабуров:
«Для России кризис литературной критики – это кризис общекультурный» .
Я печатаюсь очень редко и стараюсь держаться подальше от литературной жизни. Но что касается литературной критики, то в 1960-е годы я был верным читателем упоминавшихся здесь «Вопросов литературы». Тогда это было единственное место, где хоть что-нибудь можно было прочитать. Поэтому меня волнует то, что происходит сегодня с литературной критикой. Понятно, что она выпала из контекста сегодняшней жизни, но куда и почему? И мне хочется сказать вот о чем.
Литературная критика как таковая меня всегда мало интересовала: пишущие люди критикой не интересуются. Зато она меня интересовала и интересует именно в ее политическом аспекте. Столкновения «Нового мира» с «Октябрем» – когда-то это было живо, интересно и совершенно нормально. Под лозунгом литературной критики в России всегда происходила политическая борьба. Игорь Захаров упоминал о партиях, которые не прошли в Думу. Я согласен, что их внутренние дискуссии никому не интересны.
Если говорить о человеческом капитале России, то он расколот, и никакого единого поля в этом смысле нет. Есть разлом, сходный с разломами, которые были в начале ХХ века, допустим, в европейских странах. Разлом, подразумевающий два типа человеческого капитала: один настроен на политический проект, другой – на изоляцию. Все очень просто. Вообще у нас анализ принято основывать на принципе подглядывания. Вот мы видим, что у соседа все хорошо, и тогда либо хотим сделать у себя так же, либо, если чувствуем, что не сможем или это для нас слишком дорого, говорим, что ни в каком развитии не нуждаемся. Замыкаемся в себе и всех убеждаем в том, что у нас другие культура, духовность и нравственность.
Человеческий капитал расколот в соотношении 40: 60. По разным исследованиям, в стране 40% модернистов и 60% традиционалистов, за счет старших возрастов. При этом мы наблюдаем действенную, эффективную, совершенно необыкновенную пропаганду со стороны изоляционистов и абсолютнейшее молчание, беспомощность, вялость тех, кто находится на модернистском крыле. Кстати, если вернуться к тем самым не прошедшим в Думу партиям, то стоит спросить: с чего это они вдруг стали говорить о «социальной справедливости»? Совершенно понятно, что для их электората это означает повышение налогов. Следовательно, для этого электората данный слоган не подходит, а чужой электорат этим партиям не поверит. На поле социальной справедливости они никогда коммунистов не обыграют. Так зачем они это декларируют?
Ведь что такое пресловутая «либеральная империя»? Если речь идет об империи, то, значит, есть некий центр, где все здорово, и из этого центра мы стараемся завоевать мир, или что-то в этом роде. Что из этого следует? Что Россия – это образец либерализма, которая будет завоевывать мир либеральной идеей? В чем вообще в данном случае смысл слова «империя»? Снова полная беспомощность.
Литературная критика в России всегда была окупаема именно потому, что это было политическое знамя. Именно в литературной критике вырабатывались те слоганы и идеи, которые вели страну. Так что кризис литературной критики – это кризис общекультурный. Что такое раскол человеческого капитала? Это раскол с точки зрения адаптации, прежде всего с точки зрения ощущения комфортности. Это кризис зарабатывания денег – в каком обществе я могу зарабатывать деньги, в каком не могу. Это кризис компетентности – с какой бумажкой идти в ДЭЗ, а с какой в суд. Критерии изменились. А то, что делают сейчас Сурков и так называемые центристы, крайне опасно.Наталья Иванова:
В нашей дискуссии говорилось о «литературе по формату», «скандале вместо полемики», «литературе, существующей во множественном числе», «взаимоотрицании», «автономном существовании», «избирательности критики» и «взаимодополняемости критиков». Однако я так и не получила ответа на вопрос, что такое творческая индивидуальность в оценке разных литературных критиков. Может быть, расколотость, о которой говорил Евгений Сабуров, существует и в области литературы, и в области литературной критики, которая, как сказал Игорь Захаров, не интересует издателя? В самом деле, зачем критика, когда существуют книжные аннотации, в которых каждый писатель – великий? Поэтика аннотации, таким образом, вытесняет поэтику полемики, потому что аннотация не предусматривает полемики, если, конечно, не считать полемикой призыв: «Покупайте эту книгу, это не Татьяна Толстая, это гораздо лучше!»
Перейдем ко второму вопросу нашей дискуссии. Присутствует ли литературная критика в средствах массовой информации? Каково ее воздействие и влияние? Обладает ли критик литературной властью? Игорь Захаров уже начал отвечать на эти вопросы в своем первом выступлении. Продолжим тему…2. Литературная критика в СМИ
Игорь Захаров:
«Литературная критика не удовлетворяет потребности читателей» .
В предыдущем выступлении я нападал на вас, критиков, в первую очередь, потому, что сам расстроен, так как вы, с моей точки зрения, не удовлетворяете мои читательские потребности. Во-первых, я хочу, чтобы меня информировали о том, какие интересные произведения появились, потому что мне за всем не углядеть. Во-вторых, я хочу, чтобы мне эти произведения интерпретировали, объяснили. В-третьих, начнется дискуссия, и я буду за ней следить, одна точка зрения мне понравится больше, другая меньше и т. д. Это я и называю живой жизнью, которая сейчас, к сожалению, отсутствует.
Я не вижу, например, классических рецензий в понимании XIX века. Если они и есть, то только в журналах, достать которые еще труднее, чем те книги, о которых в них говорится. И получается, что литературная критика – это внутреннее производство, не выходящее за пределы литературной тусовки. Разговоры для своих, для шести, шестидесяти или даже шестисот человек, но никак не для шестидесяти тысяч…
К сожалению, рецензий нет и в газетах, ежедневных и еженедельных. Если, конечно, не говорить о произведениях, которые вызывают безусловный интерес миллионов, о самых популярных именах: Пелевине, Марининой, Акунине и т. д. То есть о тех, о ком не написать было бы просто ремизом. О тех же, кто не входит в первую десятку или двадцатку, никто никогда ничего не напишет. Кроме того, довольно многие издания считают ниже своего достоинства писать про того или иного автора. Они так себя и позиционируют. Я, например, безрезультатно убеждал Сергея Пархоменко из прежних «Итогов», что не упомянуть о новом «не детективном» романе Марининой в еженедельном журнале, который пишет про всю жизнь, про всю страну, просто непрофессионально. Если не с литературной точки зрения, то с социокультурной уж наверняка. Меня это беспокоит. Я вижу в этом серьезную недоработку. Это, конечно, не злой умысел, не заговор литературных критиков, а следствие оторванности литературы, литературной критики от тех людей, которые еще не потеряли привычку ходить в книжный магазин и покупать книги.
Это становится более критичным по мере удаления от Москвы и Петербурга. Потому что возникают неизбежные проблемы распространения, доступности. Все, что уже сказано о разрушенных схемах, связях, об отсутствии интересов, – совершенно правильно. Кроме одного. Конечно же, в каком-нибудь отдаленном поселке водки потребляют больше, чем текилы, виски и коньяка. И тем не менее я рискну утверждать, что текила, виски и коньяк там есть. Чего же не хватает для того, чтобы в провинциальных городах было больше названий книг? Почему так сужен круг авторов? Потому, что торговые точки принадлежат книжным монстрам. Это не афишируется, и вы, возможно, об этом не знаете, но, к сожалению, дела обстоят именно так. Это монополизм. Прекрасно понимаю, что не в данной аудитории следует решать эту проблему, но не упомянуть о ней было бы несправедливо. Иначе опять получится, что все наши с вами разговоры к реальной жизни не имеют никакого отношения.
Наталья Иванова: Ни на одном телеканале, кроме, может быть, «Культуры», не существует такой должности, как литературный обозреватель, хотя спортивных обозревателей везде огромное количество. Никто ни в одной новостной программе не информирует, хотя бы в течение полутора минут, о том, что вышли книги, на которые стоит обратить внимание. Из литературных передач на канале «Культура» можно назвать «Графоман» Александра Шаталова, ежедневную программу Александра Александрова «Порядок слов», «Апокриф» Виктора Ерофеева и «Плоды просвещения» (но это, скорее, историко-литературная программа). Есть еще «Школа злословия», которая так или иначе иногда «требует к священной жертве» то Дмитрия Александровича Пригова, то Дарью Донцову. Однако очень часто это выбор модного писателя или модной книги, программа не ставит перед собой задачи информировать потенциальных читателей. Но вернемся к нашей теме: обладает ли литературная критика хоть какой-то литературной властью или это просто самоудовлетворение?
Абрам Рейтблат:
«Сегодня для большинства молодых литераторов критика – не профессия, а своего рода хобби» .
Возвращаясь к своему сравнению литературы с футболом, замечу, что каждый из названных мною матчей разного уровня по-разному значим и имеет разновеликую потенциальную аудиторию. Одно дело страсти на чемпионате мира, когда на кону честь нашей национальной сборной и всей страны. Это людей зажигает, может даже беспорядки вызвать в центре Москвы. Но то, как сыграет городская администрация с журналистами, вряд ли взволнует кого-то, кроме близких и друзей игроков. Об этом почти не говорилось за нашим столом, но читательская аудитория за последнее десятилетие резко сократилась, и даже для этой небольшой аудитории значимость литературы существенно снизилась. Поэтому особых страстей новые книги и литературные полемики не вызывают. Кто привык читать книги, тот их и сейчас читает. А волнуются люди сейчас по другим поводам.
Игорь Захаров говорил о том, что читатель не ориентируется в книгах, лежащих на лотках. Я тоже причастен к книгоизданию и думаю, что он несколько лукавит. Читатель прекрасно в лоточной продукции ориентируется, потому что книги объединены в серии и выходят в привычном серийном оформлении. Есть, например, мемуарная серия в издательстве Захарова… Я знаю людей, которые очередную книгу этой серии обязательно купят, и знаю любителей мемуарной литературы, которые этого не сделают никогда из текстологических и прочих соображений. Иными словами, люди прекрасно понимают, какой продукт они получат. Для подавляющего большинства современных читателей, повторю, соответствующим индикатором является серия.