Либеральный лексикон — страница 2 из 26

Подчеркнем, что речь идет именно о свойствах языковых выражений и их реальном использовании в русской речи, причем в текстах самых разных авторов, придерживающихся весьма различных взглядов. Мы стараемся никоим образом не отражать наши собственные политические воззрения, тем более что они не во всем совпадают. Именно в этом ключе следует рассматривать и рекомендации, содержащиеся в книге. Они касаются собственно языковых норм и могут быть адресованы всем носителям русского языка, старающимся говорить правильно, независимо от того, каких взглядов они придерживаются.

Введение

Определяйте значения слов – и вы избавите свет от половины его заблуждений (изречение, приписываемое Рене Декарту). Как известно, то, что буквально сказано, не всегда соответствует тому, что понимается. Поэтому, если хотеть быть правильно понятым, необходимо чрезвычайно внимательно относиться к выбору языковых выражений. Люди часто недооценивают важность выбора нужного слова. В научном дискурсе можно условиться, в каком смысле употребляются слова (термины), но даже и там соглашения иногда забываются и возникают недоразумения. В общественном дискурсе условности крайне нежелательны, следует опираться на естественные представления носителей языка о значениях слов. В современной культурной ситуации назрел вопрос об используемом лексиконе; самые разные люди независимо друг от друга говорят о необходимости прояснения понятий.

Процитируем запись в Фейсбуке филолога Сергея Зенкина (от 24 августа 2017):

Я совершенно серьезно убежден, что мы – та гражданская оппозиция, которая сегодня ходит на демонстрации и пикеты у судов, выступает за правовое государство, против агрессии и коррупции, – сможем стать значительной силой только после того, как найдем себе ИМЯ.

В истории и в публичной политике утверждают себя только небезымянные движения, хотя имена у них нередко случайные. […] общее имя – это флаг или пароль, оно обеспечивает узнаваемость и сплоченность, с ним считаются союзники и противники, оно запоминается, входит в легенду.

А какое имя у нас сегодня? Как называем себя «мы»? – да никак. Другие, оппоненты, зовут нас «либералами», но это никудышное имя, неточное и негодное для самоназвания. В русском языке со времен Салтыкова-Щедрина словом «либерал» обозначают готового к любым компромиссам прекраснодушного барина; никто не слышит в этом слове латинский корень «свобода», зато все ощущают его вяло-расслабленное, мурлыкающее звучание «л-р-л». […] Неточно было бы именоваться «западниками» – то есть, конечно, самопровозглашенные «патриоты» (никем больше так не называемые) охотно клеймят нас «агентами Запада» и «пятой колонной», но на самом-то деле мы не «за Запад против России», а за «Россию вместе с Западом», и в этом мы сами патриоты почище их. […]

Не надо зря тужиться и искусственно придумывать какое-то новое слово. Оно должно возникнуть само собой, так что потом никто и вспомнить не сможет, кто произнес его первым. Создавать имена – это поэзия, и лучшим языкотворцем всегда был народ. Сотворит он имя нам, одной из своих частей, – будем знать, что наше дело не пропащее.

(https://www.facebook.eom/sergey.zenkin.3/posts/13607441173755307comment_id=1361527593963849&reply_comment_id=1371173212999287¬if_t=feed_ comment_reply¬if_id=1504608732809302)

Можно вполне согласиться с Сергеем Зенкиным в том, что попытки искусственно придумать и навязать какое-то наименование обычно не приводят к успеху. Навязанное слово либо не приживается, либо меняет смысл, иногда до неузнаваемости. Главное, однако, не в том, чтобы найти наименование для «либералов», а в том, чтобы прояснить словарь, используемый в либеральном дискурсе. Да и с мыслью, что слово либерал скомпрометировано безнадежно, мы согласиться не можем. Забегая вперед, скажем, что, на наш взгляд, у этого слова есть определенные перспективы.

Взаимопонимание, возможность осмысленного конструктивного диалога в значительной степени определяется ясностью используемых языковых выражений, по крайней мере – ключевых для данного типа дискурса. В частности, эффективность либерального дискурса возможна только в том случае, если будут правильно выбраны ключевые понятия и выражающие их языковые единицы. Чрезвычайно важно опираться на представления, которые более или менее разделяются всеми носителями языка. Диалог предполагает не просто говорение по очереди, но способность собеседников (которых может быть два или более) понимать друг друга. Необходимым условием этого является использование в диалоге языка, которым владеют все собеседники, – «общего языка». Иными словами, нахождение общего языка – необходимая предпосылка успешного диалогического общения.

В связи с этим вспоминаются слова великого лингвиста И. А. Бодуэна де Куртенэ из его предисловия к 3-му изданию «Толкового словаря» В. И. Даля[5]:

Что касается отдельных щекотливых слов, то возьмем для примера слова «патриот» и «патриотизм». Сами по себе эти слова весьма почтенные и заслуживающие понимания согласно их первоначальному источнику. Такими они бывали всегда и такими, вероятно, воскреснут в будущем. Но кто же виноват, если в последнее время эти слова взяты в исключительную аренду известными «партиями» и группами и получили вследствие этого… разбойничий, погромный и карательный оттенок?

Важно подчеркнуть, что в этой книге мы говорим о языке[6], не обсуждая никакие политические, социологические, философские проблемы и концепции и не давая им оценок. Цитаты из различных авторов приводятся в качестве языкового материала, иллюстрирующего понимание и использование языковых выражений разными носителями русского языка. При этом мы старались избегать сугубо специальных контекстов, где выражения понимаются в особом смысле, в котором оно не используется за пределами той или иной группы текстов.

Мы рассмотрим несколько важных для либерального дискурса языковых выражений: права человека., свобода, толерантность, плюрализм, частная собственность, демократия, справедливость, гражданин. Мы опишем их значение, бытование в языке, ассоциативный потенциал, эволюцию отношения к ним носителей языка и эффективность их использования в качестве ключевых слов либерального дискурса. Обратим внимание на связь разных выражений, рассматриваемых далее. Как будет видно из последующих примеров, очень часто два или несколько ключевых слов появляются в текстах самого разного рода вместе.

Либеральные ценности: права человека и свобода

Подробное описание ценностей либерализма было дано в решениях съезда партии «Союз правых сил» в 2001:

Фундаментальными ценностями либерализма являются личная свобода и личная ответственность, свобода слова и объединений, разделение ветвей власти, децентрализация власти на основе принципов федерализма и местного самоуправления, верховенство закона, демократический контроль общества над государством, частная собственность, экономическая свобода, равенство прав и возможностей для всех граждан, терпимость к различиям.

Однако статус этих ценностей в общей системе либеральных взглядов различен. Теснее всего понятие «либеральный» (а также «либерализм», «либерал», «либерализация») связано с базовыми понятиями «свобода» и «права человека». Поэтому для понимания особенностей восприятия так называемых «либеральных ценностей» носителями русского языка полезно обратиться к тому, как понятия «свободы» и «прав человека» преломляются в зеркале русского языка. Следует иметь в виду, что в дальнейшем изложении речь пойдет о фоновых компонентах значения, которые в обычных условиях не попадают в фокус внимания и потому не осознаются большинством говорящих. Ассоциации, связанные со словами, которые будут объектом рассмотрения, не обязательно возникают у всех без исключения носителей языка. Однако, как показывает анализ реальных текстов на русском языке, они весьма устойчивы на протяжении довольно длительного времени.

Права человека

О понятии прав человека написано очень много. В частности, исследовался генезис этого понятия в европейской истории. О правах человека много написано в правозащитной литературе. Однако наша задача в другом – рассмотреть сочетание права человека с точки зрения его семантического потенциала и его бытования вне сугубо специальных контекстов. В этом отношении весьма интересны оба слова – и русское слово право, в особенности в том значении, в котором оно представлено в рассматриваемом сочетании, и русское слово человек.

Право

Слово право многозначно (что обыгрывается, например, в анекдоте про еврея и гаишника: – Ваши права! – Ну, какие права у бедного еврея?). Приведем фрагмент «Большого толкового словаря русского языка» С. А. Кузнецова (БТС):

1. ПРАВО, – а; права, – прав; ср. 1. только ед. Совокупность устанавливаемых и охраняемых государством моральных норм, правил поведения, регулирующих общественные отношения между людьми. Крепостное п. П. феодального общества. Соблюдение норм права. Обычное п. (юрид.; в рабовладельческом и феодальном обществе: совокупность обычаев, санкционированных государством в качестве правовых норм). // Совокупность законов и постановлений государства, относящихся к какой-л. стороне общественного устройства, жизни и деятельности общества. Гражданское п. Трудовое п. Международное п. 2. Наука, изучающая отражение этих законов и постановлений в законодательстве; учебная дисциплина такого содержания. Лекции по уголовному праву. Читать древнерусское п. 3. Предоставляемая законами государства свобода, возможность действовать, осуществлять что-л. или пользоваться чем-л. П. наций на самоопределение. Политические права граждан. П. собственности. Защита авторских прав. Утвердиться в правах наследования. Лишить избирательных прав. Получить п. голоса (возможность участвовать в обсуждении и решении каких-л. вопросов). Нарушение прав личности. // Власть, полномочия, предоставленные кому-, чему-л. Лишение родительских прав. Воспользоваться своим правом директора завода. Правление вступило в свои права. 4. Официальное разрешение на что-л.; допуск к выполнению каких-л. обязанностей, к занятию какой-л. должности, чина. П. держать экзамен. П. на внеочередное обслуживание. Ссылка без права переписки. Получить право преподавать. // только мн.: права, прав. Документ, разрешающий кому-л. управлять автомобилем, мотоциклом и т. п. Водительские права. Права первого класса. Отобрать права за нарушение правил дорожного движения. Сдать на права (сдать экзамен для получения такого документа). 5. Возможность действовать, поступать каким-л. образом. Бороться за п. печататься. Имел п. входить к шефу без доклада. Можешь уходить, твоё п. (о возможности поступать по своему усмотрению). Личное п. каждого (его личное дело). 6. Причина, основание, повод для каких-л. действий. Имеет п. подать в суд. Не имеешь права обижаться! По какому праву ты вмешиваешься? Нет у кого-л. морального п. требовать самопожертвования.

Конечно, значения сгруппированы здесь неочевидным образом. При этом значения 3, 5 и 6 явно чрезвычайно близки:

3. Предоставляемая законами государства свобода, возможность действовать, осуществлять что-л. или пользоваться чем-л. // Власть, полномочия, предоставленные кому-, чему-л.

5. Возможность действовать, поступать каким-л. образом.

6. Причина, основание, повод для каких-л. действий.

Действительно, значение, указанное здесь как шестое, хотя и толкуется через «причину, основание», но едва ли может быть отделено от предыдущего, пятого значения. Странно считать, что иметь право входить без доклада – это одно значение, а По какому праву вы входите без доклада – совершенно другое.

Еще более интересно сопоставить пятое значение (возможность действовать) и третье (предоставляемая законами государства возможность действовать).

Идея возможности действительно здесь очень важна:

Истина есть соединение, а не разъединение и не разграничение, она совсем не заинтересована в том, чтобы так исключительно охранять возможность заблуждения, права на её отрицание и поношение, хотя сама Истина может быть Истиной о свободе. [Н. А. Бердяев. Новое средневековье (1924)]

Различие между третьим и пятым значениями – в источнике возможности. В одном случае это государство, а в другом источника как будто бы нет. Но в действительности применительно к государству источник просто более институциализован. В других случаях право определяется самыми разными кодексами, правилами и т. д. Так, во фразах Оглашенные не имеют права присутствовать на последней части литургии; К обеду вы имеете право добавить одно небольшое яблоко; Игрок, которому выпала эта фишка, получает право сделать еще один ход источники права совершенно разные, но во всех случаях автор ссылается не на законы государства, а на иные правила, нормы и регламенты (включая чисто конвенциональные правила игры или диету). Варлам Шаламов приводит лагерные правила, в которых заключенные наделяются довольно ограниченными правами:

В лагерных бараках в иные годы висели на стене большие печатные объявления: «Права и обязанности заключённого». Здесь было много обязанностей и мало прав. «Право» подавать заявление начальнику – только не коллективное… «Право» писать письма родным через лагерных цензоров… «Право» на медицинскую помощь. Это последнее право было крайне важным. [В. Т. Шаламов. Колымские рассказы (1954–1961)]

Более того, право может предоставляться одним человеком другому:

Когда жена утром спрашивала его:

– Что будешь есть – яичницу или картошку?

Он отвечал:

– Давай картошку.

Она доставала из печи чугунок с картошкой, и в эту секунду он знал совершенно определенно, что хочет яичницу. Жена запихивала чугунок обратно и шла в сени за яйцами. Возвращаясь, встречалась с виноватым взглядом мужа – он снова хотел картошку.

Иногда он даже сердился:

– Давай что-нибудь одно, не заставляй меня думать про глупости. Право на выбор его всегда тяготило. Он невыносимо мучился, когда раздумывал, какую сегодня надеть рубашку – зеленую или синюю, какие сапоги – старые или новые. [Владимир Войнович. Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина (1969–1975)]

Очевидно, что идея во всех случаях одна и та же: что-то делать можно – но можно не в смысле технической, физической, материальной возможности (то, что в логике называется «алетическая модальность»), а в том смысле, что человек, делая это, поступает правильно, что он прав, его действия оправданы, на его стороне правда и правота (то, что в логике называется «деонтическая модальность»). Как мы видим, выражение этого значения связано в русском языке с многочисленными словами с корнем прав-, который представлен и в слове право. Различие между разными видами возможностей обыгрывается в известном анекдоте, где как раз фигурирует слово право:

Приходит мужик в юридическую консультацию: – Скажите, имею ли я право… – Имеете, имеете! – Да вы не поняли, я хотел узнать, имею ли я право… – Да точно говорю, имеете! – Да вы объясните, могу ли я… – А-а-а… Нет, не можете!

(http://vseanekdotu.ru/anekdoty-pro-yuristov/)

Анекдот основан на том, что право гораздо уже возможности.

Рассмотрим теперь тот круг идей, который выражает слово право в этом обобщенном значении деонтической возможности.

Очень частая идея – это идея внутреннего ощущения, что человеку нельзя препятствовать в реализации каких-то его побуждений, желаний, устремлений, что они должны быть делом его личного выбора:

Я буду отвоевывать самое драгоценное в актерской работе – право на самостоятельность, право на чудо. Самостоятельность во всем! Литература, режиссура, актерская работа. Все доводить до конца, быть гибким, предельно настойчивым и упрямым в претворении своих замыслов. [Георгий Бурков. Хроника сердца (1953–1990)]

И уже с полной субъективной очевидностью внутренней правоты и потому внутреннего права на свободу мы часто сознаем великую и чистую, несмотря на всю страстность ее и связанность с физическим влечением, любовь к женщине, вне которой в эти мгновения наша жизнь теряет весь свой смысл и которую мы тогда ощущаем как глубочайшую основу нашего собственного я – как бы эта страсть ни противоречила всем общепризнанным и общеобязательным нормам морали. [С. Л. Франк. Крушение кумиров (1923)]

Здесь замечательно описано ощущение субъективной внутренней правоты, которое присуще представлению о право человека.

Часто в этом случае речь идет о праве иметь собственное мнение и свободно его высказывать:

Каждый имеет право на собственное мнение. [Булат Окуджава. Новенький как с иголочки (1962)]

Защищали «Физиков и лириков» лениво, похоже, что больше отстаивали право на мнение, пусть неправильное, чем само стихотворение. [Б. А. Слуцкий. О других и о себе (1960–1977)]

Часто речь идет о ситуации, когда ограничивают индивидуальность человека и говорящий этого не одобряет:

В человеке, в его скромной особенности, в его праве на эту особенность – единственный, истинный и вечный смысл борьбы за жизнь. [Василий Гроссман. Жизнь и судьба, ч. 1 (I960)]

Следующий пример интересен тем, что тут говорится о праве дважды: сначала что человек имеет право на собственные ошибки, а потом что у других нет права мешать ему их совершать. Здесь очень важна идея личного пространства, индивидуального выбора.

Я не понимаю, почему непременно нужно учить друг друга? И почему люди не имеют права на самостоятельность, на свои собственные решения и на свои собственные ошибки? Почему считается, что вопросы и решения, связанные с очень личными, очень интимными сторонами жизни, могут становиться предметом обсуждения? И, наконец, кто имеет право за моей спиной, в мое «отсутствие» отлучать от моего дома тех, кому я симпатизирую и от кого видел только внимание, чью поддержку я ощущаю все эти полтора года переписки?! Что это за убогое и оскорбительное представление обо мне, как о бычке, которого можно водить на веревочке? [Юлий Даниэль. Письма из заключения (1966–1970)]

Там, где речь не идет о частных аспектах индивидуальной жизни, право на что-либо становится предметом дискуссии:

В наше время часто приходится слышать споры, в которых одни требуют от филологии объективности точных наук, а другие говорят о ее «праве на субъективность». Мне кажется, что обе стороны неправы. Филолог ни в коем случае не имеет «права на субъективность», то есть права на любование своей субъективностью, на культивирование субъективности. Но он не может оградиться от произвола надежной стеной точных методов, ему приходится встречать эту опасность лицом к лицу и преодолевать ее. [С. С. Аверинцев. Похвальное слово филологии // «Юность», 1969]

Разумеется, здесь под правом на субъективность понимается не то, что каким-то распоряжением филологу может быть запрещена субъективность. Спор идет о том, насколько оправданно субъективное отношения филолога к своему предмету.

Показателен также следующий пример:

Разумеется, я не Солженицын. Разве это лишает меня права на существование? Да и книги наши совершенно разные. Солженицын описывает политические лагеря. Я – уголовные. [Сергей Довлатов. Зона (Записки надзирателя) (1965–1982)]

Это очень типичное рассуждение о праве чего-либо на существование: речь в этом случае, конечно, идет не о том, чтобы не уничтожать какой-то объект, а о его осмысленности, оправданности.

В норме право предполагает идею ценности – естественно говорить о право на что-то хорошее. Даже если говорится, например, о право на страдание, это означает, что страдание рассматривается как часть опыта, а право на смерть – что человек сам хочет умереть. В следующем саркастическом примере видно, насколько парадоксально выглядит слово право в сочетании с чем-то плохим (в данном случае это ордер на арест):

Толстой объявил – нет в мире виноватых. А мы, чекисты, выдвинули высший тезис – нет в мире невиновных, нет неподсудных. Виноват тот, на кого выписан ордер, а выписать ордер можно на каждого. Каждый человек имеет право на ордер. Даже тот, кто всю жизнь выписывал эти ордера на других. Мавр сделал своё дело, мавр может уйти. [Василий Гроссман.

Жизнь и судьба, часть 3 (I960)]

Существенно, что право предполагает что-то хорошее именно с точки зрения самого субъекта. Говорящий при этом может считать, что это право на что-то очень плохое:

Или он, доказывая, к примеру, что окружающая нас жизнь несправедлива и пошла, хочет этим завоевать себе моральное право на такую же пошлую и несправедливую жизнь. [Георгий Бурков. Хроника сердца (19531990)]

Антиинтеллигентские настроения страшнее и шире, чем примитивное юдофобство, и они все время дают себя знать во всех переполненных людьми учреждениях, где люди так яростно отстаивают свое право на невежество. [Надежда Мандельштам. Воспоминания (1960–1970)]

К идее оправданности примыкает и идея заслуженности – справедливости (заметим, что в последнем слове тот же корень):

Володя устал от борьбы, от драк, от полемики. Ему захотелось немножко покоя и чуточку творческого комфорта. Володя видел, что всякие «рвачи и выжиги» писательские живут гораздо лучше, чем он, спокойней и богаче. Он не завидовал им, но он считал, что имеет больше них право на некоторые удобства жизни, а главное, на признание. [Л. Ю. Брик. Из воспоминаний (1956–1977)]

Иногда прямо говорится, что право надо заслужить или выстрадать:

В кино, как правило, все (или многие) считают дело, которым они занимаются, профессию, которой владеют, не то недостаточно почетной, не то лишь подготовительной к какой-то другой, право на которую они заслужили или тем, что уже много лет занимаются своим делом, или (это еще чаще) тем, что люди другой, более высокой, по их мнению, профессии – менее подготовлены или же менее талантливы, нежели они. [Григорий Козинцев. «Тут начинается уже не хронология, но эпоха…» (1940–1973)]

Почему Герцен и Глеб Успенский, каждый по-своему выстрадавшие своё право на благодарность и уважение своего народа, берутся под подозрение? [И. И. Петрункевич. Интеллигенция и «Вехи» (вместо предисловия) (1910)]

Часто речь идет о том, что кто-то не заслужил того или иного права:

Лишь глупый человек думает, что звание актера автоматически дает право на избранность. И начинается мучительная борьба, чтобы удержаться на плаву. Но позиция не меняется. И кончается все трагически, жизнь прожита. [Георгий Бурков. Хроника сердца (1953–1990)]

Такое самому видеть надо, чтоб право на описание иметь. [Л. М. Леонов. Вор. Часть 3 (1927)]

В следующем примере обыгрываются два понимания прав: сочетание предъявить права обычно понимается как ‘подтвердить свои полномочия’, в то время как право на <какой-либо> тон подразумевает моральную правоту:

А ну-ка, предъяви свои права на прокурорский тон, друг любезный. [А. Н. Арбузов. Мой бедный Марат (1964–1980)]

Иногда право откладывается на будущее, потому что оно пока не заслужено:

Научное освоение нашей страны – наше оружие; мы переделываем мир с помощью знания. Это так. Но мы еще бедны и не имеем права на роскошь. Здесь, в Мурманске, надо строить город и порт; переделывать – по существу, создавать заново – рыбные промыслы. Нужно геологическое изучение края, чтобы узнать его богатства. Археология – роскошь в наших условиях. [Н. И. Гаген-Торн. Memoria (1936–1979)]

Я солдат партии. Я не имею права на мягкотелость. Вот побьем немцев… [Владимир Войнович. Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина (1969–1975)]

Собравшиеся на конференцию юристы лучше других понимали, что совесть человечества не имеет права на покой до тех пор, пока судьба сотен тысяч людей не перестанет быть игрушкой тёмных сил. [Н. Н. Шпанов. Ученик чародея (1935–1950)]

В следующих примерах появляется идея извинительности: например, заслуги некоторых людей так велики, что справедливо будет извинять их недостатки:

Великие люди имеют право на странности, и эти странности им надо прощать. [Анатолий Алексин. Мой брат играет на кларнете (1967)]

– Трудно выговорить такую… фразу… что я люблю вашу жену. Но семь лет безнадёжной и вежливой любви дают мне право на это. [А. И. Куприн. Гранатовый браслет (1911)]

Таким образом, как мы видим, право человека на что-либо может быть обосновано ссылкой на его заслуги или особенности биографии, принадлежность к определенной группе или чем-то иным. Ср. весьма простодушное обоснование своего права в следующем примере:

Я на это [не идти работать на завод] имею полное внутреннее право, право человека, который жил в Париже и Брюсселе, который ездил летом в горы и к морю, человека, хорошо осведомленного политически, человека, который много пережил, много видел, право человека весьма культурного и даже утонченного. [Г. С. Эфрон. Дневники. Т. 2 (1941–1943)]

Итак, то или иное право может быть обосновано разными обстоятельствами. А права человека – это не что-то отдельное, а просто права, которые определяются самим фактом принадлежности к роду человеческому и не требуют дальнейших обоснований. В этом смысле очень показателен фрагмент из повести Вас. Гроссмана, где сам автор говорит о свободе как праве человека, а отдельные герои обосновывают это право лично для себя, ссылаясь на свои обстоятельства и отказывая в обоснованности этого права для других:

И на воле, и в лагере люди не хотели признать, что они равны в своём праве на свободу. Некоторые правые уклонисты считали себя невинными, но оправдывали репрессии к левым уклонистам. Левые и правые уклонисты не любили шпионов – тех, кто переписывался с заграничными родственниками, тех, чьи обрусевшие родители носили польские, латышские и немецкие фамилии. Сколько бы ни говорили крестьяне, что они работали всю жизнь своими руками, – политические им не верили: «Знаем, зря бы не стали раскулачивать бедняков». [Василий Гроссман. Все течет (1955–1963) // «Октябрь», 1989]

Таким образом, исходя из большого класса употреблений слова право, мы увидели, что сочетание права человека интуитивно понятно: это то, в чем человека нельзя ограничивать, что человеку «можно», чего он заслуживает, что может быть оправдано или по крайней мере прощено – просто на том основании, что он человек.

Собственно, именно это обычно и имеется в виду, когда о правах человека говорится в философских и социально-политических контекстах:

В проекте комиссии упоминается несколькими словами о культурнонациональной автономии, и тут же рядом с ним трактуется дальше о правах человека на свой родной язык, на свободный труд, на доступ к общественным должностям. [Совещание членов Учредительного Собрания (1921)]

На белой стороне честность, верность России, порядок и уважение к закону, на красной – измена, буйство, обман и пренебрежение к элементарным правам человека. [Б. В. Савинков (В. Ропшин). Почему я признал Советскую власть? (1924)]

Люди родятся и живут свободными и равноправными. Социальные различия ассоциации – сохранение естественных, неотъемлемых прав человека. Права эти: свобода, собственность, безопасность и сопротивление гнету. Все это является лишь подтверждением масонского девиза: «Свобода, равенство и братство». [Василий Иванов. Тайны масонства (1934)]

Кроме того, в главе «Цели» теперь сделано указание о поощрении уважения прав человека и основных свобод для всех, без различия расы, языка, религии и пола. [Заявление товарища В.М. Молотова на пресс-конференции в Сан-Франциско (1945) // «Известия», 1945.05.09]

Как видно из приведенных примеров, речь здесь в основном идет о неотчуждаемых, неотъемлемых правах человека, и в этом случае функция государства видится в том, чтобы их не нарушать и не допускать их нарушения (ср. уважать права человека, пренебрежение к правам человека).

Можно вспомнить начальные слова американской Декларации независимости, где «самоочевидной истиной» (self-evident truth) признается, что к неотъемлемым правам (inalienable Rights) человека относятся свобода и стремление к счастью (Liberty and the pursuit of Happiness). Сходная мысль содержится в очень важном для русской культуры тексте о правах – пушкинском «Из Пиндемонти»:

Не дорого ценю я громкие права,

От коих не одна кружится голова.

Я не ропщу о том, что отказали боги

Мне в сладкой участи оспоривать налоги

Или мешать царям друг с другом воевать;

И мало горя мне, свободно ли печать

Морочит олухов, иль чуткая цензура

В журнальных замыслах стесняет балагура.

Всё это, видите ль, слова, слова, слова.

Иные, лучшие мне дороги права;

Иная, лучшая потребна мне свобода:

Зависеть от царя, зависеть от народа —

Не всё ли нам равно? Бог с ними.

Никому

Отчета не давать, себе лишь самому

Служить и угождать; для власти, для ливреи

Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи;

По прихоти своей скитаться здесь и там,

Дивясь божественным природы красотам,

И пред созданьями искусств и вдохновенья

Трепеща радостно в восторгах умиленья.

– Вот счастье! вот права…

(1836)

Как мы видим, здесь очень выразительно описан отказ от прав политических в пользу прав частного человека. Это стихотворение может служить иллюстрацией формулировки «право на свободу и стремление к счастью». Заметим, что здесь и свобода разделяется на политическую и «иную, лучшую» – то есть личную. Мы еще остановимся на разных видах свободы в одном из следующих разделов.

Обращает на себя внимание сходство этого представления о праве с идеей свободы. В обоих случаях имеется в виду то, что человеку не мешают делать то, что он хочет. Ср.: Свобода слова – одно из важнейших прав человека. Часто эти два понятия употребляются вместе:

Личному, или индивидуальному, отвечают права, свобода – до произвола включительно и разумность – до рационального вывода истины, а общему, позднее развивающемуся, соответствуют обязанности, преклонение пред законом и признание истины лишь трудным путем опыта и наблюдений. [Д. И. Менделеев. Заветные мысли (1903–1905)]

Во французской революции революционная демократия, нача

вшая с провозглашения прав и свободы человека, в 1793 году не оставила никаких свобод, истребила свободу без остатка. [Н.А. Бердяев. Демократия, социализм и теократия (1924)]

Утопистами и фантазерами были кадеты. Они мечтали о каком-то правовом строе в России, о правах и свободах человека и гражданина в русских условиях. [Н. А. Бердяев. Демократия, социализм и теократия (1924)]

Право делать что-то и свобода делать что-то – близкие, но не тождественные понятия. Свобода – это состояние человека, физическое или душевное, и оно непосредственно ощущается как отсутствие стеснений. Право же – это не состояние, а некая санкция, лицензия, отсутствие запрета на то или иное действие. Поэтому часто встречается сочетание право на свободу (и несколько более редко право свободы), но сочетаний с обратным соотношением нет:

Участвуя в деле прогресса, я не только обретаю себе право на свободу верования, но если и явится мне возможность счастья личного, я от него не откажусь, хотя бы вокруг меня были только несчастные. [М. М. Пришвин. Дневники (1926)]

Герои Олеши хотят не только ставить «Гамлета» в театре им. Азизбекова, но иметь право на свободу, сомнения и выбор. [Аркадий Белинков. Сдача и гибель советского интеллигента. Юрий Олеша / Проглоченная флейта (1958–1968)]

«Вот этот народ заслужил право на свободу», – размышлял Самгин и с негодованием вспоминал как о неудавшейся попытке обмануть его о славословиях русскому крестьянину, который не умеет прилично жить на земле, несравнимо более щедрой и ласковой, чем эта хаотическая, бесплодная земля. [Максим Горький. Жизнь Клима Самгина. Часть 2 (1928)]

Ведь люди родятся «равными» и потому каждому из них должны быть предоставлены одинаковые права для отстаивания своих «желаний» и «потребностей»: это «неприкосновенные права свободы», которые «не терпят ограничений». [И. А. Ильин. О формальной демократии (1950)]

…конечно, это Ваше дело, и я не имею права вмешиваться в него, хотя оставляю за собою право свободы действий и право отказаться на Кругу от поста атамана. [П. Н. Краснов. Всевеликое Войско Донское (1922)]

Правовое государство стремится быть свободным государством, оно утверждается на признании прав свободы. [П.И. Новгородцев. Об общественном идеале. Глава II (1917–1921)]

Возвращаясь к слову право, отметим, что особняком здесь стоят и зачастую запутывают представления о правах человека те права, которыми государство наделяет, обеспечивает гражданина, – такие, как праве на труд или право на жилище. Это права, которые базируются не на принадлежности к человеческому роду, а являются результатом доброй воли государства:

Как представитель законности, я обязан напомнить вам, что великая сталинская конституция обеспечивает право на труд всем без различия. [Л. К. Чуковская. Софья Петровна (1939–1940)]

Сталинская Конституция гарантировала гражданам Страны Советов равноправие, независимо от их национальности и расы, гарантировала право на труд, право на образование, право на отдых! [неизвестный. Три года под знаменем Сталинской Конституции (1939.12.05) // «Советское искусство». № 85 (665), 1939]

Человек

В сочетании права человека в каком-то смысле большей проблемой является, как это ни странно, не слово права, а слово человек. Очень интересно, что именно оно стандартно употребляется в русском языке в сочетании со значением ‘human rights’.

Способы указания на человека в русском языке неоднократно привлекали внимание лингвистов. Так, некоторые различия в сочетаемости и значении слов человек и личность описываются в работах Раисы Розиной[7] и Н. Д. Арутюновой [8].

Интересно, например, сравнить, как понимаются сочетания стать личностью и стать человеком. Сочетание стать личностью в русском языке весьма частотно:

Напротив, напротив, говорю я, не только не надо быть безличностью, но именно надо стать личностью, даже гораздо в высочайшей степени, чем та, которая теперь определилась на Западе. [Ф. М. Достоевский. Зимние заметки о летних впечатлениях (1863)]

Стать личностью означает определить себя во времени и пространстве, выйти из толпы, не выходя из нее, вытянуться колоском на длинном стебельке, подверженном всем невзгодам изменчивой погоды нашей, всегда рискуя оказаться первой жертвой жнеца, традиционно изображаемого в виде старухи с косой в костлявых руках. [Борис Васильев. Дом, который построил Дед (1990–2000)]

И психолог, и педагог преследуют одну и ту же цель – помочь ребенку не потеряться в жизни и стать личностью, но при этом каждый из них имеет дело со своим кругом задач. [М. А. Степанова. Психология в образовании: психолого-педагогическое взаимодействие // «Вопросы психологии», 2003]

По мановению волшебной палочки, сам собой, ребенок не станет личностью. [Надежда Усольцева. Старший и младший. Детские войны // «Семейный доктор», 2002]

Если бы мама тогда, давно… лучше понимала меня, я бы мог стать личностью. [Анатолий Алексин. Раздел имущества (1979)]

Стать личностью есть задача человека. [Николай Бердяев. Проблема человека (1936)]

Однако и сочетание стать человеком встречается не столь уж редко[9]. Разумеется, когда мы говорим, например, Пусть послужит в армии <поработает> – может, человеком станет, мы имеем в виду «настоящим человеком». Но, как показывают приведенные выше примеры, точно так же употребляется и слово личность в сочетании стать личностью. Рассмотрим еще один пример:

Но если женщина стремится стать личностью – иметь свои интересы, свой духовный мир, тогда, даже потеряв все, она не потеряется. [Н. Русакова. Не судьба? // «Работница», 1988]

В каком смысле женщина, не имеющая «духовных интересов» и полностью растворившаяся в муже и детях, не является личностью? В том же смысле, в каком допризывник, который не хочет ни работать, ни учиться и о котором говорят Пусть послужит в армии – может, человеком станет, не является человеком. Разумеется, можно сказать, например, Его личность еще не сформировалась, и это будет значить, что человек уже есть, а личности еще нет. Однако в этом контексте слово личность выступает в другом значении.

Здесь очень интересно другое. В подобных контекстах, когда слово, например человек (личность), означает «настоящий человек» («настоящая личность»), высвечиваются именно те смысловые признаки, которые для данного слова являются конституирующими. Заметим, что быть человеком или быть личностью и в особенности стать человеком или стать личностью – совершенно не одно и то же. В нашем примере Пусть послужит в армии <поработает> – может, человеком станет абсолютно невозможно заменить слово человек на слово личность. Точно так же невозможно заменить слово личность на слово человек в примере о домохозяйке, не имеющей собственных духовных интересов.

Детская книжка В. Медведева называется «Баранкин, будь человеком!», а в фильме «Розыгрыш» девочка говорит в ответ на инвективы в адрес мальчика: «Он личность, и я с ним дружу». Здесь также немыслимо поменять местами человека и личность. Попытаемся понять, какими свойствами двух рассматриваемых слов это объясняется. Но прежде приведем еще несколько примеров употреблений сочетания стать человеком:

Надо стараться закалить, отгранить себе такую душу, чтобы стать человеком. И через то – крупицей своего народа. [Александр Солженицын. В круге первом]

В этом предупреждение Господне о суде: суд не в том, что он придет и это страшно будет, а в том, что он придет и будет так жалко и так больно, что мы прожили всю жизнь, так и не став человеком: по трусости, сонливости, себялюбивой злобе или просто забывчивой беспечности. [Антоний (Блум), митрополит Сурожский. Притча о талантах (1970)]

По ее словам, социальный работник пытается говорить с беспризорником по душам, всячески наводить его на мысль о том, что есть альтернатива в жизни и шанс стать человеком упускать нельзя. [Малика Сероджева. Душеспасительный рейд за гаврошами. Как работают уличные социальные работники // «Известия», 2003.02.16]

Ты должен стать человеком, гражданином своего Отечества. [Павел Евдокимов. Традиция побеждать // «Спецназ России», 2003.01.15]

Подрастает сын, и потребуется еще немало сил, чтобы вырос, стал человеком, нашел себя. [О. Володеева. Простая история // «Работница», 1989]

Мы прошли великую школу, и она помогла нам стать людьми. [Третий мемориал // «Восточно-Сибирская правда» (Иркутск), 2003.06.07]

Как видно из приведенных примеров, как «человеческое» в человеке язык рассматривает в первую очередь способность к добрым поступкам, отсутствие эгоизма, трудолюбие, ответственность. Особенно показательно использование формулы Ты (вы) – человек для выражения благодарности за проявленное великодушие или понимание. В то же время «личностное» для языка – это в первую очередь не нравственные качества, как справедливо отмечено в статье Р. И. Розиной, а «сам факт полной реализации индивидуальных особенностей человека в социуме» (с. 55). Цитата из «Розыгрыша» (Он личность, и я с ним дружу) означает, что девочке нравится, что мальчик, хотя, возможно, и не очень милый человек, но имеет оригинальные взгляды на жизнь, своеобразный характер, четкие, пусть и морально сомнительные, принципы. В этом смысле приведенная фраза очень характерна для подросткового дискурса.

В ряде работ[10] анализируются ограничения на употребление слова человек применительно к женщинам. Ср. неестественные или комичные сочетания беременный человек, человек на высоких каблуках при нормальных фразах: Маша – очень добрый человек, Дай человеку поесть спокойно, она же с утра ничего не ела! Интересно, что русское слово человек ведет себя в указанном отношении не вполне так же, как его аналоги в европейских языках. Слово человек не подразумевает указания на пол в определенных условиях: в родовом статусе (Человек смертен), в предицирующей функции (Маша – хороший человек) или просто при наличии обобщения (Дай человеку поесть). В том же случае, когда слово человек используется в идентифицирующей функции, очень сильна его «маскулинность».

В свое время швейцарский лингвист Даниэль Вайс опубликовал интересную статью «Человек, лицо, личность и особа: четыре неравных соперника»[11], где сравнил несколько основных слов, используемых в русском языке для обозначения человека. В ней, в частности, говорится: «лицо трактует человека как социальное существо, личность – как морального индивида, человек отдает должное страдающему ближнему, а особа, наоборот, не допускает референта к личной сфере говорящего» (с. 97). Он также справедливо указал на то, что важную роль при выборе обозначения человека играет эмпатия.

Здесь важно иметь в виду также следующее. Лексика персональности, с одной стороны, в большой степени интернациональна и, кроме того, во многом ориентирована на общий для европейских языков круг культурных представлений. Однако, с другой стороны, как раз для антропоцентрической лексики характерна высокая степень лингвоспецифичности.

В русском языке довольно много слов, указывающих на человека. Опять процитируем Д. Вайса: «Общеевропейской person, Person и т. п. в русском языке функционально соответствует не меньше трех лексем, а именно: лицо, особа и персона (напротив, в польском этот смысл представлен ровно одной лексемой, а именно osoba)»[12]. Такая ситуация характерна для русской лексики благодаря некоторым особенностям истории русской культуры и русского литературного языка. При этом, в силу того что естественный язык избегает дублирования, происходит смысловая диссимиляция и нюансировка близких единиц.

Надо сказать, что русский инвентарь обозначений человека изобилует тонкими и нетривиальными семантическими противопоставлениями. Скажем, чрезвычайно сложно соотносятся прилагательные личный, персональный и индивидуальный или, например, компоненты сложных слов само- и свое- (ср. самовольный vs. своевольный). Весьма любопытно (и по-разному) ведут себя слова личность и индивидуальность с точки зрения категории одушевленности, что, безусловно, мотивировано их значением.

Однако парадоксальным образом при видимом богатстве в русском языке этот фрагмент лексики оказался устроен так, что в действительности русский язык не располагает полноценным аналогом европейского person (как, между прочим, и аналогом для self). Итак, что же мы имеем? У нас – если оставить за рамками термины типа индивид – есть следующие возможности: человек, лицо, личность, особа и, наконец, персона. Целых пять слов – но все плохо подходят для перевода нейтрального person.

Итак, начнем со слова человек. Мы уже отчасти упомянули те его особенности, которые делают это слово неудобным в качестве ключевого концепта персоналистского дискурса. Замечательный филолог М.Л. Гаспаров часто повторял фразу Маркса о том, что человек – лишь точка пересечения социальных отношений. Однако для языка слово человек имеет гораздо более широкий смысл. Оно подразумевает и физическое тело, с всеми его анатомическими и физиологическими свойствами. Оно в большой степени связывается с внешностью: говорить о красивом, высоком, хромом человеке столь же естественно, как о человеке умном или добром. Младенец – человек, безумный, больной в коме – люди. Хотя они еще до или уже вне социальных отношений.

Второе неудобство слова человек, тоже, как и предыдущее, характерное не только для русского языка, – это неполиткорректная ассоциация с мужским полом[13]. Это свойство применительно к русскому слову человек отмечают многие исследователи, особенно подробный и тонкий анализ содержится в цитированной статье Д. Вайса.

Впрочем, интересно, что в последнее время слово человек применительно к женщинам иногда используется несколько более широко как раз в просторечном дискурсе, хотя говорящие в этом случае в целом как раз не склонны к приверженности идее равенства полов. Многие мужчины, рассказывая об отношениях с женой или подругой, выражаются так: Просто человек не хотел понять…; Человек не может смириться… Видимо, дело здесь в том, что назвать подругу женщиной или по имени кажется говорящему слишком интимно. Показателен случай, когда молодой гаишник, остановивший машину за превышение скорости, увещевал водителя: Как же вам не стыдно, у вас же тут человек беременный!

Наконец, как уже было показано, слово человек в большой степени связывается с нравственными ценностями. Это, разумеется, вещь очень общая, вспомним еще крылатое латинское изречение: Hominem quaero. По преданию, древнегреческий философ Диоген из Синопа (400–325 до н. э.) зажег днем фонарь и принялся ходить с ним по людным местам Афин. На все недоуменные вопросы он отвечал кратко: «Ищу человека» (чаще всего цитируется латинский эквивалент его фразы). Тем самым он показывал афинянам, что найти среди них человека, достойного этого звания, очень трудно. То же и у Р. Киплинга:

Yours is the Earth and everything that's in it,

And – which is more – you'll be a Man, my son!!

Впрочем, по-английски фраза you’ll be a Man может пониматься и как «ты будешь человеком», и как «ты будешь мужчиной». В немецком существует сохраняющее возможность аналогичных употреблений слово Mann, которое преимущественно понимается в значении «мужчина». Так, строка Эриха Кестнера: Er war ein Mann und kein Genie в переводе Константина Богатырева звучит так: Он не был гением при этом, / Он был мужчиной до конца. Тут играет роль то, что в немецком языке есть гендерно нейтральное слово Mensch.

Слово человек легко приобретает патетическое звучание (ср. знаменитую фразу Горького о том, что человек – это звучит гордо). И напротив, многие говорящие отказываются употреблять слово человек применительно к преступникам, предателям и т. п.

Теперь обратимся к слову лицо. Ограничения на употребления этого слова весьма проницательно описаны все в той же работе Д. Вайса. Изложим вкратце его наблюдения. Слово лицо в нужном значении стилистически маркировано, оно характерно для деловых[14], публицистических и научных текстов. Для этого слова особенно типичны контексты, связанные с правовым и социальным статусом человека, его правами и обязанностями, их соблюдением или нарушением (должностное, официальное, постороннее лицо, лицо без определенного места жительства, неустановленное лицо; ср. также грамматические термины первое, второе, третье лицо). Если же речь идет, скажем, о моральных качествах человека, это слово едва ли употребимо; ср. неправильное сочетание *великодушное лицо. Слово лицо обозначает человека в целом, а не только его духовный аспект. Можно сказать: Он был обстрелян неизвестными лицами. Однако если акцент делается на зрительном восприятии событий, это слово не употребляется: *Напротив меня сидело странно одетое лицо. Во фразах типа Там было много новых лиц имеет место совмещение рассматриваемого значения и первого, основного значения слова лицо (= физиономия). Этот эффект обусловлен тесной связью двух значений слова лицо. Вспомним эпизод, когда почтальон Печкин пугается приглашения «на одно лицо»:

– А как же всё остальное? – Вы не беспокойтесь, Игорь Иванович! Просто так в билетах говорится – «одно лицо». Это значит – одна персона, один человек. А если бы вас с женой приглашали, написали бы на «два лица». Печкин быстро успокоился. [Эдуард Успенский. Новогодний праздник в Простоквашино // «Мурзилка», № 12, 2002]

К замечаниям Д. Вайса можно добавить, что ущербность слова лицо как эквивалента person ощущается и самими носителями русского языка. Так, правозащитник В. Абрамкин, рассуждая о том, может ли появиться в России культурное юридическое сообщество, отвечает на свой вопрос так: не может, пока не будет языка. Можно ли назвать языком нормы из Уголовного кодекса? В качестве примера «неязыковой» природы языка Уголовного кодекса Абрамкин обычно приводит в своих выступлениях, в частности, именно слово лицо. Например, название статьи: половое сношение лица с лицом; лицом, достигшим восемнадцати лет; с лицом, не достигшим… – и так далее. Или: Производство аборта лицом. Оставим сейчас в стороне вопрос о необходимости особого юридического языка и оправданности употребления в нем слов в особых значениях, отличных от общеязыковых. Но если принять, что слово лицо традиционно употребляется здесь неудачно, положение оказывается очень сложным, поскольку абсолютно непонятно, чем его заменить. Самый простой вариант – человек – не годится по причинам, указанным выше: оно плохо ассоциируется с преступными и аморальными деяниями.

Возвращаясь к статье Д. Вайса, приведем его вывод относительно номинации лицо, которая, по его мнению, «оказывается весьма слабым соперником номинации человек: ее семантические, синтаксические и стилистические ограничения слишком сильны для того, чтобы вытеснить слово человек из его доминирующей позиции» (с. 93). Надо заметить, впрочем, что в XIX в. были попытки использования слова лицо в более широком смысле:

Лицом мы называем сознающий себя субъект; самосознание же составляет коренное свойство разума. [Б. Н. Чичерин, Наука и религия (1879)]

Такой тип употребления, однако, не закрепился и в общелитературный язык не попал.

Слово личность современные словари описывают следующим образом:

ЛИЧНОСТЬ, – и; ж. 1. Совокупность свойств, присущих данному человеку, составляющих его индивидуальность. Воспитание личности в человеке начинается в детстве. Находиться под влиянием его личности. 2. Человек с ярко выраженной индивидуальностью, замечательный во всех отношениях. Наш новый руководитель – л. // (с определением) Человек с точки зрения его характера, поведения и т. п., определяющих его сущность. Благородная л. Подозрительная л. Светлая л. Героическая л. Тёмная л. // Человек как член общества, представитель какого-л. социального слоя. Роль личности в истории. Гарантия неприкосновенности личности. Установить л. кого-л. Предъявить удостоверение личности. Перейти на личности (начать обсуждать кого-л., делать заключение в адрес кого-л. во время речи, выступления). 3. Разг.=Лицо (1 зн.). Мне знакома его л.

[БТС]

Третье, просторечное значение нас далее интересовать не будет; ср.

Чо разошлась-то, а? Так реветь станешь, личность у тебя распухнет, отекет. [Евгения Гинзбург. Крутой маршрут]

Поэтому пока мы не будем учитывать это значение в наших рассуждениях.

Основная черта слова личность состоит в том, что личность – это в первую очередь не человек в целом, а отдельный его аспект, его, так сказать духовно-волевая ипостась. В этом отношении личность сходна с душой или характером. Поэтому личность – это в первую очередь аналог не для person, а для personality[15] Как и переводные эквиваленты, личность, разумеется, может метонимически указывать на человека в целом, однако только в определенных условиях. Можно сказать: Он личность, Дети должны стать личностями, Такой начальник не будет терпеть у себя в подчинении крупную личность. При этом фразы Он увидел какую-то личность, Я знаком с одной личностью будут пониматься в смысле ‘темная, подозрительная личность’ и тем самым не будут эквивалентами для person.

Таким образом, слово личность, при всей его важности для персоналистического дискурса, лишь отчасти справляется с функцией его центрального концепта.

В сочетании со словом права довольно часто используется не только слово человек, но и слово личность, нередко они рассматриваются как варианты:

Права человека (права личности) рассматриваются в современном международном праве как права если не приоритетные, то по меньшей мере равные правам нации (народа). [Александр Тарасов. Право народов на самоопределение как фундаментальный демократический принцип (2003) // «Неприкосновенный запас», 2003.07.16]

Семантически личность и человек здесь довольно слабо противопоставлены:

И нам предстоит еще пройти путь для понимания, что права личности равновелики правам коллектива. [Дмитрий Губин, Олег Будницкий. Катастрофически просто // «Огонек», 2013]

Отсюда уже близко к марксистской осознанной необходимости, где права личности полностью детерминированы, а права властей на практике ничем не ограничены. [Сабирджан Курмаев. Свобода – это то, чего нет (2003) // Интернет-альманах «Лебедь», 2003.09.28]

Представляется, что данная норма имеет «технологический» характер и не затрагивает принципиальных основ гарантированного права личности на судебную защиту. [Сергей Пчелинцев. Суды в условиях особых правовых режимов // «Отечественные записки», 2003]

Поразительно, что даже американцы после трагедии 11 сентября осознали, что свобода без безопасности ничего не стоит, что во имя сохранения общественного порядка иногда приходится поступиться правами личности. [Александр Ципко. Россия к диалогу не готова (2001)]

Понятно, однако, что в силу указанных выше особенностей слов человек и личность в контексте слова права слово человек предпочтительнее личности. Личность, во-первых, подразумевает в первую очередь определенный аспект человека, а во-вторых, личность – это аспект человека, развернутый к обществу. Личность противопоставлена обществу и в то же время конституируется своими общественными отношениями, в этом смысле права личности близки к гражданским правам. Человек же – это понятие, в большей степени ориентированное на, так сказать, имманентные качества человеческого существа.

Понятие права человека (human rights), как мы показали выше, апеллирует к самой человеческой природе и в силу этого обладает некой непосредственной очевидностью. Поэтому сочетание права человека для русского языка можно признать наиболее удачным.

Показателен следующий пример, где автор, используя сочетание права личности, видимо, ощущает при этом его смысловую недостаточность и добавляет определения, отсылающее к природе человека:

Владельцы интернет-ресурсов не стесняются их оберегать, нарушая общечеловеческие права личности и выходя за рамки расслабленной жизни развитых стран. [Идет война безродная. Фишки. Интернет (2001) // «Известия», 2001.09.13]

Использование сочетания права человека

Как видно из уже приведенных примеров, сочетание права человека употребляется в литературном русском языке более 200 лет, причем практически в том же значении, что и в современном языке. Вот еще несколько характерных высказываний:

… вольность есть первое право человека, право повиноваться единым законам и кроме их ничего не бояться. [Д. И. Фонвизин. Слово похвальное Марку Аврелию (1777)]

…метафизические понятия о правах человека ведут только к безначалию, злу, стократно горшему, нежели самое жестокое самовластие. [М.М. Сперанский. Размышления о государственном устройстве империи (1802)]

Я же скажу, что они значат обман, вероломство, забвение приличий и прав человека, богопротивны и всячески порочны. [Ф.М. Достоевский. Роман в девяти письмах (1847)]

И все это от того, что наш народ не избалован вымышленною свободою и ни с чем не сообразными правами человека! [Л. В. Дубельт. Вера без добрых дел мертвая вещь (1840–1862)]

Крестьян разорил, а толкует все о правах человека; себя называет философом, а нас всех варварами. [М. Н. Загоскин. Искуситель (1838)]

В России рецепция идей демократии произошла на почве позитивисти-ческой и материалистической настроенности и сознания и была оторвана от идеалистической идеи прав человека и гражданина. [Н. А. Бердяев. Демократия и личность (1915)]

Примечательно, что за более чем 200 лет понятие о правах человека так пока и не стало общепринятым. Нередко оно подвергается сомнению и отчуждению, сопровождаясь определением так называемые:

В России начиная с петровского времени образованная публика, которую потом назовут интеллигенцией, получает западноевропейское образование. А оно при всем своем христианском антураже ставит во главу угла рациональные свободы, так называемые права человека, которые в конечном счете обусловлены именно идеей взаимного интереса. [Вера Краснова, Павел Кузенков. Романовы: империя верных // «Эксперт», 2014]

При столь широком разбросе взглядов на соотношение между правами правителей и управляемых на шкале свободы важно было найти минимальную отметку, ниже которой опускаться абсолютно невозможно. Считается, что так называемые «права человека» и есть та последняя отметка. Попытки составить список «прав человека» противоречивы, поскольку нет объективных критериев для определения этих «прав». Свой перечень «четырех неотъемлемых человеческих свобод» выдвинул американский президент Рузвельт в январе 1941 г. в послании Конгрессу в виде свободы слова и выражения, свободы каждого индивида поклоняться Богу по-своему, свободы от нищеты и свобода от страха. Эти «четыре свободы» в сжатой форме предвосхитили Всеобщую декларацию прав человека, объявленную ООН в 1948 г. [Сабирджан Курмаев. Свобода – это то, чего нет (2003) // Интернет-альманах «Лебедь», 2003.09.28]

Тем не менее концепт, заключенный в сочетании права человека, чрезвычайно глубоко укоренен в русской языковой картине мира; ведь одним из ее ключевых идей является идея правды, которая неотделима от справедливости.

Представление о борьбе за права человека очень близко к представлению о поисках правды. Очень характерно здесь слово правдоискатель.

Правдоискатели нашей эпохи, утерявшие старую веру, все вновь и вновь обращаются к Евангелию и хотят испить живой воды из его абсолютного источника. [Н. А. Бердяев. Смысл творчества (1913–1914)]

В декабре появилась статья в «Гражданине», газете известного князя Мещерского, об одном из «тульских правдоискателей», который, приехав в губернию, спознался с «либеральными болтунами», вместо того чтобы обратиться к мудрому совету уважаемых консерваторов, «поседевших на службе трем царям». [С. М. Волконский. Мои воспоминания. Том 2 (19231924)]

Эту женщину за что-то неумолимо преследуешь фатумъ, мойра древнихъ грековъ, рокъ, таинственную и жестокую поступь котораго великой совестью своей такъ чутко понялъ и безсмертнымъ перомъ такъ вдохновенно описалъ нашъ геніальньїй правдолюбецъ и правдоискатель Достоевскій. [М. А. Алданов. Ключ (1929)]

На Гавриле Троепольском уже тень маниачества провинциального «правдоискателя» – нервы, слезы и сопли. [А. Т. Твардовский. Рабочие тетради 60-х годов (1966) // «Знамя», 2002]

Фигура правдоискателя воспринимается как «типично русская»:

Любой пир – прежде всего люди. […] Среди мужчин на пиру очень скоро объявляются типично русские правдоискатели, ратующие за справедливость, за счастье для всех. […] Они обличают, разоблачают, требуют возмездия, протестуют и все время спрашивают: что делать? [Александр Яшин. Вологодская свадьба (1962)]

А сколько всяких окаянных интеллигентов, неприкаянных студентов, разных чудаков, правдоискателей и юродивых, от которых еще Пётр I тщился очистить Русь и которые всегда мешают стройному строгому Режиму? [А. И. Солженицын. Архипелаг ГУЛаг (1958–1973)]

Как мы видим, отношение к правдоискательству в русском языке двойственное – от «гениального правдолюбца и правдоискателя» до «маниачества провинциального правдоискателя». И точно такое же двойственное отношение проявляется в выражении качать праве:

Паек этих тысячу не одну переполучал Шухов в тюрьмах и в лагерях, и хоть ни одной из них на весах проверить не пришлось, и хоть шуметь и качать права он, как человек робкий, не смел, но всякому арестанту и Шухову давно понятно, что, честно вешая, в хлеборезке не удержишься. [Александр Солженицын. Один день Ивана Денисовича (1961)]

Молодой я был, прыткий, но с очень обостренным чутьем окопника, точно знающего, где могут выстрелить, где нет, где могут «качать права», а где и самому качнуть их возможно. [Виктор Астафьев. Последний поклон (1968–1991)]

В жэке он считался человеком добродушным, так и не научившимся качать права. [Владимир Маканин. Антилидер (1970–1990)]

В следующих двух примерах обращает на себя внимание юмористическая контаминация двух выражений: качать права и права человека:

– Я – политический! *** Грешники в аду стоят в дерьме по горло. Туда швырнули новенького – диссидента. Он завозмущался, замахал руками, стал качать права человека. К нему повернулась рожа соседа: – Не гони волну, падла! [Коллекция анекдотов: «органы», КГБ (1956–1991)]

И весь твой. И вечно-то он всё о любви да о любви, как будто это не человек, а Эдуард какой-то Колмановский. Захочу – травмирую, захочу – казню. А Джимми Картеру не до этого, он качает права человека. [Венедикт Ерофеев. Из записных книжек (1958–1990)]

Отметим также окказиональный оборот качать обязанности, образованный Лидией Чуковской в письме Александру Солженицыну (от 27 января 1983) по аналогии с оборотом качать права:

В Советском Союзе каждый человек и все вместе лишены прав. Пока Вы жили здесь, Вы были мастером «качать права». Это естественно. Теперь Вы живете там, где прав слишком много, а обязанностей маловато. Вы стали мастером «качать обязанности». Но мы-то остались здесь! А у меня чувство такое, что Вы не уважаете теперь тех здешних деятелей, которые продолжают «качать права». Не в смысле «соблюдения законов» или «защиты конституции» – этим уже не занят никто, – а просто в смысле защиты людей.

Однако, в отличие от собственно значения, ассоциативный потенциал сочетания права человека менялся очень сильно. Начиная с середины 70-х годов ХХ в. это выражение стало ассоциироваться с диссидентским дискурсом, в особенности в связи с деятельностью МХГ (Московская группа содействия выполнению Хельсинкских соглашений, другие названия – Общественная группа содействия выполнению хельсинкских соглашений в СССР, Московская группа «Хельсинки», 1976)[16]. Впрочем, уже в 1970 Александр Солженицын направил Нобелевскому комитету благодарственное письмо, рассчитывая, что его прочтут на церемонии вручения Премии, на которую он не мог поехать: «Ваше Величество! Дамы и господа!…Не могу пройти мимо той знаменательной случайности, что день вручения Нобелевских премий совпадает с Днём Прав человека……за этим пиршественным столом не забудем, что сегодня политзаключённые держат голодовку в отстаивании своих умалённых или вовсе растоптанных прав» (последняя фраза, впрочем, оглашена не была).

Соответственно, в официальном позднесоветском дискурсе выражение права человека стало использоваться как маркер идейной чуждости, часто с уже знакомым нам определением так называемые или даже с еще более саркастическим эпитетом пресловутые:

– …вы знаете, что в нашей прессе неоднократно давалась прямая и принципиальная оценка клеветнической деятельности этого непрошеного радетеля за так называемые права человека. Наши ведущие ученые, деятели литературы и искусства гневно осудили поведение этого поджигателя войны и отщепенца. [Владимир Войнович. Замысел (1999)]

С этого же времени начинают широко использоваться слова правозащитный и правозащитник. Ранее они если и встречались, то редко и несколько в другом смысле:

Год спустя, во время моего заключения в чрезвычайке, этот субъект явился к жене, сказал, что состоит правозащитником при революционном трибунале, и предложил свою помощь к моему освобождению. [В. Н. Коковцов. Из моего прошлого / Части 5–7 (1933)]

Приведем несколько типичных примеров:

В этот день политзаключенные лагерей и тюрем СССР проводят однодневную голодовку, требуя осуществления своих прав, а правозащитники в Москве устраивают пресс-конференцию, на которой сообщают иностранным корреспондентам факты нарушения прав заключенных, сообщают о репрессиях, голодовках и требованиях политзаключенных. [А. Д. Сахаров. Воспоминания (1983–1989)]

Только что получил два номера «Русской мысли». И, как всегда, смешанное чувство. Ибо нигде с такой ясностью, как в эмигрантских изданиях, не вскрывается двусмысленность и, больше того, поверхностность «борьбы». Все объединены на «против» и, конечно, на «правозащитном» принципе. Но достаточно одного шага дальше – и начинается полная разноголосица, и при этом страстная, нетерпимая, узкая. [А. Д. Шмеман. Дневники (1973–1983)]

Следующий пример важен тем, что Лидия Чуковская обращает внимание на неразрывную связь защиты прав человека и темы свободы:

Прочла в 23 № «Континента» рецензию Горбаневской на «Процесс» (никакую) и Буковского статью: «Почему русские спорят». Буковский очень умен. В частности, умно упрекает и Чалидзе и А. И., что они отделяют правозащитное движение от темы свободы – а ведь второе входит в первое. 13 декабря, суббота, 80, Москва. [Л. К. Чуковская. Александр Солженицын (1962–1995)]

В советском пропагандистском дискурсе слово правозащитник использовалось как синоним слова диссидент и имело резко отрицательную окраску:

Тщетны поэтому потуги буржуазной пропаганды и отдельных руководителей капиталистических государств добиться ослабления или размывания социализма методами самого безответственного вмешательства во внутренние дела социалистических государств. Особое место в этих недостойных попытках занимает проблема так называемых «диссидентов» или «правозащитников». Объявив «инакомыслящими» жалкую группу отщепенцев, платных агентов империалистических или сионистской разведок, организаторы антисоветской кампании на Западе не желают замечать, что эти враги социализма нарушили те или иные уголовные законы и административные правила или прямо стали на путь предательства своих народов. Рекламируя их как «борцов за права», как «политических заключенных», спецслужбы Запада использовали их в разведывательных и подрывных целях. Прямо соучаствуют в этом, к сожалению, и руководители некоторых государств, направляющие отщепенцам и злостным нарушителям советских законов послания, принимающие в официальной обстановке изгнанных из СССР уголовников, вводящие в практику противоправные экономические репрессалии в ответ на справедливые приговоры, вынесенные преступникам свободным и независимым советским судом. [В. А. Зорин. Конституция СССР и международное сотрудничество в осуществлении прав человека // «Человек и закон», 1978]

В последние годы ситуация снова изменилась и усложнилась.

С одной стороны, сочетание права человека, слова правозащитный и правозащитник продолжают оставаться ключевыми понятиями либерального дискурса.

С другой стороны, они продолжают оставаться ругательными в различных видах антилиберального дискурса – охранительном, коммунистическом, «патриотическом». Для них довольно типична критика понятия «права человека», в особенности мысли о прирожденности этих прав:

Права человека – это химера и ложные движения европейской цивилизации. Это огромная диктатура лжи. Права человека нигде не соблюдаются. Все великие цивилизации строятся на обязанностях, нельзя права человека ставить над его обязанностями. Те, кто не исполняет обязанности, не могут иметь права. Посмотрите на китайскую цивилизацию, на христианскую цивилизацию – там прежде всего обязанности. Когда человек получает все права, он, грубо говоря, теряет человеческий облик. Что такое обязанности? Это культура! На мой взгляд, либеральная европейская мысль ведет к пропасти только потому, что она фетишизировала права. Это путь в ад. Я в этом смысле мракобес и ватник. (https://rg.ru/2017/06/12/ andrej-konchalovskij-prava-cheloveka-nigde-ne-sobliudaiutsia.html)

Цель правозащитников – не важно, где они территориально – нести чуждые населению ценности, разрушать образ миропонимания. (http:// www.eizh.ru/articles/sotsiosfera/u-russkikh-dolzhno-byt-pravo-ogradit-sebya-ot-chuzhdykh-tsennostey-i-nezdorovogo-vliyaniya/)

В следующем примере понятие прав человека интерпретируется как часть масонских козней:

Пресса и т. н. права т. н. человека

[…] Кроме пугающе-отвращающих понятий пресса интенсивно пропагандирует понятия, которые необходимо сделать привлекательными и даже эталонными. Это, к примеру, недавнее масонское изобретение (на смену старому – «Свобода, равенство и братство») – так называемые ПРАВА ЧЕЛОВЕКА.

О правах

А что такое, собственно, Право?

Протоколы современных «мудрецов» отвечают:

«Право – система общеобязательных социальных норм» (Философский энциклопедический словарь, с. 501). А что такое эти нормы?

«Социальная норма – образец, правило, принцип деятельности, ПРИЗНАННЫЕ социальной организацией…» (Там же, с. 428). Итак, право – это норма, а норма – это правило, которое кем-то якобы признано, а на деле навязано свыше властными прохиндеями. На ПРИЗНАНИИ могут быть основаны только искусственные человеческие Законы, то есть, по сути – ПРАВИЛА ИГРЫ. Следовательно, пресловутые ПРАВА ЧЕЛОВЕКА – это очередные подлые правила игры, которые подсовывают людям с одной-единственной целью – держать людские массы в Духовной и Материальной (экономической) КАБАЛЕ.

Причём ложь выражения «права человека» не простая, а двойная, ибо большая ложь о Правах умножается ещё большей ложью о Человеке. Нам с рождения вбивают в голову богохульную мысль о том, что каждый из нас от рождения является человеком. (Индрик) (http://www. proza.ru/2010/03/13/25)

Показательно, что мысль, что «каждый из нас от рождения является человеком», названа в этом отрывке «богохульной».

Совершенно замечателен следующий пример, где автор, с одной стороны, презрительно отзывается о самой идее прав человека, а с другой – хвастается, что в СССР они были защищены лучше, чем в современной России (при этом автор не оспаривает того обстоятельства, что в Советском Союзе были беззаконные процессы над диссидентами):

Стоит отметить, что уровень жизни (и даже доходов) основной части россиян ниже, чем в последние годы Советской власти, а пресловутые «права человека» защищены несравнимо хуже (стоит вспомнить, что советские суды, кроме политических дел, принимали решения профессионально и независимо). [Евгения Штефан. Ненависть к Советскому Союзу не иссякает // Новый регион 2, 2009.11.20]

В официально-пропагандистских текстах осуществляется намеренное снижение этих понятий; так, на канале НТВ в программе «ЧП Расследования» от 29.06.2014 демонстрировался пропагандистский фильм с характерным названием «Левозащитники. Как правозащитная деятельность становится источником доходов, а вчерашние мошенники – борцами за справедливость?»

Защитники прав человека представляются как иностранные агенты, предатели родины, существующие на иностранные деньги. В этом отношении ситуация мало отличается от позднесоветской.

Однако есть и третья сторона – и в этом отношении мы сталкиваемся с новой ситуацией, которую необходимо осмыслить: одновременно с отторжением правозащитной установки происходит присвоение властью правозащитной терминологии.

По словам журналистов РСН, руководство объявило, что политическими ньюсмейкерами должны быть «первые лица» «Единой России», члены Общественной палаты и «официальные» правозащитники Владимир Лукин и Элла Памфилова, а все руководство оппозиционной коалиции «Другая Россия» – Михаил Касьянов, Гарри Каспаров, Эдуард Лимонов – упоминаться не должно. [Цензура в «Русской службе новостей»: в эфире не упоминают Лимонова и Касьянова, главный ньюсмейкер – «Единая Россия» // Новый регион 2, 2007.04.18]

То есть, с одной стороны, Лукин мог заключить договор о сотрудничестве с Министерством обороны, чем вызвал на себя огонь «Солдатских матерей», а с другой – стал пока единственным официальным правозащитником, который встретился с ЛГБТ-сообществом и заявил, что «если нарушаются права конкретных людей в связи с их ориентацией, мы готовы защищать их права». [Игорь Мальцев. В ожидании Четвертого уполномоченного // Известия, 2014.01.15]

Сейчас существует и должность уполномоченного по правам человека (а также по правам ребенка и т. д.):

Комиссии и уполномоченные по правам человека в субъектах Российской Федерации стали неотъемлемым элементом системы защиты прав человека и служат связующим звеном между органами власти и правозащитными структурами гражданского общества. [Иннокентий Жмаков. Защитить права человека // «Красноярский рабочий», 2003]

Уполномоченный по правам ребенка при президенте РФ Павел Астахов прокомментировал оказавшуюся на грани провала попытку вернуть Кирилла Кузьмина его биологической матери Юлии на своем официальном сайте. [Виктория Генн. Мама, не горюй! (2013.03.01) // «Новгородские ведомости», 2013]

Показательно, что в последние годы старое обозначение все чаще заменяется на термин омбудсмен с непрозрачной внутренней формой: видимо, всё же ощущается некое противоречие между правозащитным обозначением (уполномоченный по правам человека) с официальным статусом и провластной установкой:

Бюро координирует свою работу с нашей Комиссией, российским омбудсменом, Госдумой, Институтом прав человека Российской академии наук, Центром экстремальной журналистики. [Э.А. Памфилова. Выступление на конференции ОБСЕ по антисемитизму (2004) // «Дипломатический вестник», 2004.05.25]

Поощрение жалоб на учителей и родителей со стороны специально созданной службы омбудсменов вполне может сформировать группы бунтарей. Омбудсмены связаны с правозащитными структурами. А те, как известно, немало потрудились на ниве «цветных революций» в странах СНГ и продолжают это делать. [Татьяна Шишова, Ирина Медведева. Законное вторжение // «Однако», 2010]

Особенно характерен здесь скандал, который разразился, когда большинство мест в Общественной наблюдательной комиссии (ОНК) Москвы заняли выходцы из правоохранительных органов, а главой стал руководитель организации «Офицеры России» Антон Цветков:

Правозащитники старой формации, работавшие в столичном ОНК под председательством Валерия Борщева, категорически против «цветковцев» – людей, поддерживающих Антона Цветкова, которого многие считают лоббистом силовых структур.

Правозащитники опасаются, что с приходом «цветковцев» столичная ОНК станет лояльной властям и, как следствие, бессмысленной.

По мнению Борщова «Цветков – непростая фигура. Он странная личность, у него двухэтажный офис и квартира на Таганке, его общение с властными и силовыми структурами очень тесное, он входит в три общественных совета: ГУ МВД, Министерства обороны и аппарата судебных приставов. Он выполняет определенную миссию, для него правозащитники – враги, он должен их уничтожить».

(http://perebezhchik.ru/person/tsvetkov-anton-vladimirovich/)

Правозащитники на окладе. Об акциях «Офицеров» многие узнали только сейчас, зато их лидер Антон Цветков известен довольно давно.

(http://medialeaks.ru/2609mms-novyie-hunveybinyi-chinovniki-ili-kriminal-kto-takie-ofitseryi-rossii-i-tsvetkov/)

Чем известен «правозащитник» Антон Цветков, чьи подчиненные заблокировали выставку в Москве.

(https://openrussia.org/post/view/17927/)

Как мы видим, Цветков, с одной стороны, правозащитник (по должности), с другой – ненавидит правозащитников (в традиционном понимании термина). Не случайно в последнем примере слово правозащитник в применении к Цветкову взято в кавычки.

Интересно, что в русском языке существует весьма изысканное противопоставление между сочетаниями правоохранительные органы и правозащитные организации. Внешне они очень похожи: тут право- и там право-, тут защитный, там охранительный, почти одно и то же, и один и тот же греческий корень в словах орган и организация. А в сумме – вещи почти противоположные. И как достается правозащитным организациям от правоохранительных органов/. И в 70-е годы прошлого века, при советской власти, и сейчас. Надо, впрочем, сказать, что фрагмент право- в словах правоохранительный и правозащитный имеет разный смысл. В слове правоохранительный имеется в виду право, право вообще, то есть закон, правопорядок. А в слове правозащитный имеются в виду права – права человека. Отдельного человека, и притом вовсе не того, которого видел чукча из анекдота.

Интересно проследить, как изменялось осмысление компонента право- с развитием диссидентского движения. У ранних диссидентов, в особенности А. С. Есенина-Вольпина, права человека были неразрывно связаны с правом как соблюдением законов. Позже, начиная с 1970-х, правозащитное движение ассоциировалось в первую очередь с правами отдельного человека, а не с правом как таковым.

Впрочем, на протяжении всей истории правозащитного движения единого представления о смысловом наполнении компонента право- в слове правозащитник не было. Показательны язвительные замечания Солженицына в его знаменитом эссе «Наши плюралисты»:

Наши плюралисты, согласны были и на эту власть и на эту конституцию – только чтоб она «честно выполнялась».

Преувеличением столичного диссидентства и эмиграционного движения отвратили внимание мира от коренных условий народного бытия в нашей стране, а лишь: соблюдает ли этот режим-убийца свои собственные лживые законы?

Здесь Солженицын хочет сместить акцент с права как закона на право как то, в чем государство не смеет ограничивать человека.

В недавнем интервью правозащитницы Нины Брагинской говорится как раз о том, что у нас до сих пор нет единого представления о сути правозащиты. Она говорит о правах человека как о некоторой «дистилированной» вещи, не связанной ни с политикой, ни даже с правотой:

Не нужно вам объяснять, что понятие «правозащита» у нас не приживается. Правозащитники для большинства «либерасты». И Дмитрий Леонов, создавая Правозащитный центр, в общем, не нашел понимания правозащиты, которая не интересуется, «кто прав, кто виноват» – а интересуется такой специфической дистиллированной вещью, как права человека. Даже в «Мемориале» не очень понимали. Мне кажется, что и Ковалев. А уж он этому отдал много чего. Но я помню его телевизионные выступления в 93-м году о «целесообразности» расстрела парламента, «если не мы их, то они нас» и т. д. Такую риторику я могу представить себе в разных устах, но не в устах же правозащитника! «Мемориал» мог бы быть вне политики, но слишком много людей боялись противостояния. Именно страх политики бросал в сторону лояльности власти, а это уже политика. Конечно, под «политикой» молчаливо понимали и понимают противостояние власти, а подчинение ей и сотрудничество «политикой» не именуется, что нонсенс, конечно.

Замечательно, что неопределенность семантики компонента прав- в русском слове правозащитник совершенно отсутствует в английском эквиваленте human rights activist.

При этом в русском языке эти два понимания права издавна различались. Так, у Антиоха Кантемира в качестве источника индивидуальных прав, которые попираются неправедными судьями, называются как «естественный закон» (сейчас в этом же значении часто употребляют выражение естественное право), так и «народны правы». В первой сатире Кантемира, написанной в 1729, дается иронический совет судьям:

Если ж кто вспомнит тебе граждански уставы,

Иль естественный закон, иль народны нравы —

Плюнь ему в рожу, скажи, что врет околёсну,

Налагая на судей ту тягость несносну,

Что подьячим должно лезть на бумажны горы,

А судье довольно знать крепить приговоры.

В 2006 году один из авторов этих строк посвятил специальную колонку оговорке человека, спутавшего эти два выражения – правоохранительные органы и правозащитные организации – https://stengazeta.net/?p=10001048. Это казалось совершенно удивительным. Однако за прошедшие годы многое изменилось, и различие между словами правозащитный и правоохранительный размывается. Например, существует чоп (частное охранное предприятие) «Правозащита»: http://pravozashita-osa.ru/.

Кроме того, стоит указать и на еще одно обстоятельство, которое пока недостаточно осмыслено. Дело в том, что представление о правах человека связано с индивидуалистическим мировоззрением и, естественно, находится в сложных отношениях с религиозным мировосприятием. В свое время эта проблематика обсуждалась:

Христианское сознание как бы не соглашается стать на формальную точку зрения и защищать свободу совести, свободу веры, как формальное право человека. [Н. А. Бердяев. Миросозерцание Достоевского (1923)]

Тот, кто формально отстаивает право свободы совести, тот обнаруживает этим отсутствие и религиозной свободы и религиозной совести. [Н. А. Бердяев. Философия свободы (1911)]

Ибо так называемые права человека, права свободы, равенства, безопасности, собственности, не выходят из сферы частного интереса и частного произвола, и их признание в декларации есть «признание безудержного движения тех духовных и материальных элементов, которые составляют жизненное содержание эгоистического человека». [П.И. Новгородцев. Об общественном идеале. Глава II (1917–1921)]

В брежневское время, когда религия испытывала давление со стороны власти, а в правозащитном движении одним из важнейших направлений борьбы за права человека было отстаивание свободы совести, эта проблема не попадала в центр общественного внимания.

В нынешней же ситуации можно ожидать, что в какой-то момент вопрос о соотношении прав человека и религиозных ценностей окажется важной темой, вызывающий общественный интерес. Собственно говоря, недавно уже был случай убедиться, насколько глубоко непонимание между людьми, возникающее при попытке обсуждения этой темы, причем это непонимание часто возникает уже на уровне словаря. Приведем цитату из сообщения информационного агентства INTERFAX.RU:

Патриарх Кирилл призвал к защите веры от «глобальной ереси человеко-поклонничества»

Москва. 20 марта. INTERFAX.RU – Патриарх Московский и всея Руси Кирилл заявил о беспрецедентном изгнании Бога в масштабах всей планеты.

«Сегодня мы говорим о глобальной ереси человекопоклонничества, нового идолопоклонства, исторгающего Бога из человеческой жизни. Ничего подобного в глобальном масштабе никогда не было. Именно на преодоление этой ереси современности, последствия которой могут иметь апокалиптические события, Церковь должна направлять силу своей защиты, своего слова, своей мысли. Мы должны защищать православие», – сказал он в воскресенье, в праздник Торжества православия, после литургии в храме Христа Спасителя.

Патриарх напомнил, что в Новое время универсальным критерием истины стал человек и его права, «и началось революционное изгнание Бога из человеческой жизни, из жизни общества», и это движение сначала охватило Западную Европу, Америку, а затем и Россию.

Цитируя проповедь Патриарха Кирилла в праздник Торжества православия, СМИ понесли новость о том, что «Патриарх объявил ересью права человека».

А вот фрагменты из статьи публициста Сергея Хуциева и последующего комментария о. Георгия Кочеткова:

Сеть взорвалась заголовками «Патриарх объявил ересью права человека». В высказываниях самого Патриарха – которые приводит Интерфакс – тезиса «права человека – ересь» нет.

Далее С. Хуциев предлагает уточнить, что именно мы понимаем под правами человека:

Доктрина прав человека возникла в недрах христианской цивилизации и первоначально имела именно теистическое обоснование. Мы можем вспомнить, например, Декларацию независимости США – «Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью». Как видим, здесь права людей выводятся из того, что они созданы Богом, и этот же Бог наделяет их правами.

В самом деле, признание неотчуждаемых прав всех людей предполагает признание неотменимых обязательств эти права уважать. Кто вправе налагать такие обязательства? Это не короли, президенты, парламенты или еще какие бы то ни было органы человеческой власти, национальные или международные. Напротив, именно на них такие обязательства и возлагаются. Кем? Неким моральным авторитетом, стоящим над любой человеческой властью, и авторы Декларации независимости его прямо называют – Создателем. Вера в права человека возникла и развивалась в определенном мировоззренческом и моральном контексте – в контексте христианской цивилизации. Сейчас мы наблюдаем изменение контекста; представления о правах человека развиваются не только вне христианской моральной традиции, но и против нее.

В этом С. Хуциев видит глубокую мутацию самой концепции «прав человека»:

Если Бога нет, то инстанцией, которая наделяет людей правами, неизбежно оказываются какие-то человеческие органы власти.

Для людей христианской цивилизации разговор о правах человека строился по схеме «Мы по совести должны повиноваться Богу, как высшему источнику права и морального авторитета; Бог создал людей по Своему образу и дал нам заповеди, чтобы мы поступали друг с другом справедливо и человеколюбиво; следовательно, люди обладают неотъемлемыми правами».

Для людей постхристианской цивилизации – или, лучше сказать, постхристианских политических элит – последовательность разворачивается. «Люди (как мы все уже согласились) обладают неотъемлемыми правами; следовательно существует инстанция, которая является высшим источником права и морального авторитета; Бога нет (или, что то же самое, Он не имеет отношения к делу); следовательно, таким высшим авторитетом являемся мы – группа людей, выступающая от имени прав человека».

Далее С. Худиев делает закономерный вывод:

Если в эпоху Декларации Независимости США люди апеллировали к Богу, чтобы отклонить притязания земных властителей (в их случае – короля Георга) на абсолютную власть над ними, то сегодня мы наблюдаем обратную картину – люди апеллируют к понятию прав человека, чтобы утвердить свою абсолютную власть.

В том же духе высказался и священник Георгий Кочетков:

Необходимо различать критику злоупотреблений правами человека и борьбу против самих прав человека.

Он обращает внимание на то, что в современном российском обществе сам по себе содержательный разговор на эту тему едва ли возможен:

Эта важная тема, конечно, не была сразу понята обществом, но боюсь, не была понята и церковью. Судя по откликам, расхождение здесь чрезвычайно велико.

Современное секулярное общество признает права человека сами по себе, независимо от источника, который определяет те или иные права, или признает в качестве этого источника социум, или производственные отношения, или общественную необходимость, или космические порядки, или самого человека как индивидуума, о котором и говорил Патриарх, индивидуума – то есть человека эмпирического, падшего, не святого и не претендующего на святость и общение со святыми и святым Богом.

Современные люди привыкли думать о правах человека только с точки зрения своего индивидуального права, но часто не могут понять, что право – это еще и наша ответственность, а значит, и самоограничение, право – это еще и обязанность человека, и обязанность даже в первую очередь, но только принятая на себя добровольно, из любви к Богу и человеку, к Божьему творению и к жизни, всякой жизни как дару свыше.

О. Георгий Кочетков замечает, что в условиях отсутствия общего языка

…всякая критика злоупотреблений человеческими правами воспринимается как борьба против самих прав человека. Поскольку права эти не поняты так глубоко и целостно, как это проистекает из христианской эсхатологии и антропологии, а также космологии.

(http://www.pravmir.ru/chto-na-samom-dele-skazal-patriarh-o – pravah-chelo veka/)

Итак, как мы увидели, сочетание права человека прозрачно по смыслу, оба входящих в него слова удачно выражают нужное значение, соответствующий концепт укоренен в русской языковой картине мира и опирается на такую важную для нее идею, как правда, правдоискательство и справедливость.

Кроме того, идея права (на что-либо) тесно связана с идеей свободы, что способствует осознанию категории прав человека как одной из либеральных ценностей.

Однако функционирование выражения права человека осложняется его, образно говоря, анамнезом. Оно довольно активно использовалось в русском литературном языке начиная с XIX в., однако с 70-х годов прошлого столетия было практически монополизировано диссидентским дискурсом, а в официальном пропагандистском языке стало функционировать как цитата из языка врага. В современной языковой и политической ситуации выражение права человека по-прежнему используется в традиционном правозащитном контексте, при этом оно фигурирует как чуждая ценность, враждебная идея в коммунистическом, «патриотическом» и охранительном контексте. Но одновременно с отторжением происходит попытка присвоения этого концепта в пропагандистском языке. При этом если в советском пропагандистском дискурсе ценность самой категории прав человека не подвергалась сомнению (утверждалось лишь, что, во-первых, права человека в Советском Союзе защищены гораздо лучше, чем на Западе, поскольку сама эта категория имеет «классовое» содержание, а во-вторых, что западная пропаганда педалирует тему нарушения прав человека в СССР с враждебными целями), то в современном антилиберальном дискурсе нередко критике с метафизических позиций подвергается сама идея прав человека.

Это необходимо учитывать при встраивании выражения права человека в либеральный дискурс. Кроме того, следует осознавать, что представление о правах человека связано с индивидуалистическим мировоззрением и, естественно, находится в сложных отношениях с религиозным мировосприятием.

Свобода