Я вот думаю, как помочь-то тебе? Есть у меня одна мыслишка, только не знаю, будет ли от нее толк. Знаю я одного мужичка, он истопником в Кремле служил, сказывал, в самих царских палатах печи топил. Может, и врал, конечно, больно зелено вино любит. Так он, стало быть, чего-то по пьяни учинил, его из Кремля-то и выгнали. Кнутом на площади, как полагается, высекли и прогнали. С тех пор он и вовсе спился, все, что было пропил. На правеж водили, да толку-то что? Теперь Христа ради побирается да шляется по кабакам. Он за стопку все тайны Кремлевские расскажет, только вот найти его надо. Я давненько Фролку-то не видал, может уж помер — пропойцы долго не живут. Денька через два найди меня, а я к тому времени разузнаю, где он обретается.
— Спасибо, тебе, Малой! — Алексею плохо верилось, что какой-то пьяница может знать что-то полезное, но Демиду он был искренне благодарен. Приятно в чужом мире встретить человека, готового тебе помочь. — Только не пойму я, тебе-то зачем в это ввязываться. Дело, ведь, небезопасное.
— Дык, я и сам не знаю? — парень взъерошил и без того лохматые кудри. — Понравился ты мне. Да и интересно посмотреть на эту Либерию, что там за книги такие тайные. Я, чай, тоже грамоте обучен, Псалтырь и Жития все перечитал, а больше и нету ничего. А тут, эвон, целое хранилище книг. Сотни, говоришь, в сундуках? Хоть бы одним глазком посмотреть на такое богатство!
Молодой человек был удивлен — этот рыжий балагур, оказывается, не только на соблазнении купчих специализируется. Кто бы мог предположить, что у разбитного и бесшабашного коробейника такая страсть к чтению!
Малой, заметив удивление Алексея, обиделся.
— Ты что сомневаешься, что я грамотный? — Дык, я же стрелецкий сын, а их завсегда грамоте учат. Я бы тоже стрельцом стал, кабы не беда приключилась с отцом-то. — Демид помрачнел, видимо, вспоминать о давней беде до сих пор было тяжело.
— Не обижайся. — Алексей хлопнул парня по плечу. — Я не сомневаюсь, просто не ожидал, что ты книги читать любишь.
— Люблю, только где их взять, книги-то, — Малой вздохнул. — Тебе вон повезло, у тебя учитель француз-алхимик, а у меня был поп. Так он сам с трудом из букв слова складывал, а Псалтырь по памяти читал. Помню, иногда такую ерунду городил, что я чуть не в голос ржал. За что и бит бывал. Ну, да это прошлое. Ты, главное, про меня не забудь, как ту Либерию найдешь. Посмотреть охота. Лады?
— Лады! — кивнул Алексей. — Не забуду.
Так получилось — встретились врагами, а расставались закадычными друзьями. Видимо, нашли друг друга в неуютном сером мире две родственные души. А, может, просто, пиво у дядьки Якима было такое забористое, что после него хотелось любить и обнимать весь мир. Прощаясь с Алексеем у дверей кабака, Малой просил не теряться — Москва-то большая, тут людей, что песчинок на речном дне.
— Вон дом-то мой, — кивнул он на старую, но еще крепкую избу с тесовой крышей, — заходи, коли нужда будет. А уж я постараюсь, может, разузнаю что про эту Либерию.
Ясный морозный день сменился хмурыми сумерками. Из низких серых туч сыпал унылый снег, временами налетавший ветер крутил его по дороге змейками поземок, срывал с крыш, сыпал за воротник, заставляя прохожих ежиться и торопиться домой, поближе к печному теплу. Колючий ветер быстро выдул пивной хмель из головы Алексея, а вместе с ним и хорошее настроение. Молодой человек уже жалел, что впутал коробейника в опасное дело. Парень он, конечно, хороший, но уж больно несерьезный и шумный. Но сделанного не воротишь. Оставалось надеяться, что с утра у Демида энтузиазма поубавится.
Когда Алексей добрался до Немецкой слободы, уже совсем стемнело, но трактир еще был открыт. Припозднившиеся гуляки клевали носом над полупустыми кружками с пивом. Хозяин не спешил их выгонять, видимо, надеясь на то, что подвыпившие посетители будут более щедрыми.
Молодой человек прошел к стойке, но от пива отказался — сегодня и так немало выпил, а поинтересовался, не узнал ли господин Фрязин что-то о Либерии. Трактирщик отрицательно покачал головой.
— Я многих спрашивал. — Николо задумчиво покрутил в руке длинный нож с украшенной серебром рукояткой. — Слыхать, слыхали про это хранилище, но где оно, никто не знает. Может кому-то и ведомо, да только они высоко сидят, и к ним так просто не подберешься.
Алексей и не надеялся, что трактирщик узнает что-то важное, не тот это человек, чтобы заниматься чужими делами. Но все же ответ Николы расстроил — чтобы добраться до нужных людей в Кремле, требуется время, а его нет.
К ночи изрядно подморозило, с вечера затянутое снеговыми тучами небо прояснилось, и желтый глаз луны нахально заглянул в окошко. Алексей лежал, уставившись в темноту, слегка разбавленную сочащимся из окна тусклым светом. Измученный беготней последних дней он устал, но заснуть все равно не мог. Мысли лениво копошились, напоминая унылых тараканов.
Расставшись с веселым коробейником, молодой человек острее почувствовал одиночество. Малой, правда, предложил свою помощь в поисках Либерии, но что он мог сделать? Связей в Кремле у него не было, если не считать какого-то пьяницу-истопника, о таинственной библиотеке он и не слыхивал, да и не хотелось подвергать опасности простодушного парня.
Был, конечно, еще неведомый Петр Аркудий, но что он за человек — не известно. Даже если папский посланник что-то знает, будет ли он делиться этим знанием? Что молодой человек может ему предложить? Деньги? Хорошо бы, это сработало. Но опыта в покупке необходимой информации у Алексея не было, он даже взяток никогда не давал. А с таким важным господином даже непонятно, как разговаривать.
Во всей этой истории молодой человек чувствовал себя неопытным слепым щенком, который тычется носом в разные стороны, поскуливая от страха и неопределенности. Недаром Леся его волчонком называет. Воспоминание о лесавке вызвало улыбку, и Алексей решил не заниматься бессмысленным самокопанием, а постараться уснуть — утро вечера мудренее.
Глава 8
Стук в окно заставил вздрогнуть. Если учесть, что каморка находилась на чердаке, звук показался совсем странным. Чтобы стучать в чердачное окошко, надо быть либо котом, либо… вороной. Молодой человек обрадовано вскочил и кинулся к окну. На фоне подсвеченного луной неба четко вырисовывался силуэт нахохлившейся птицы.
— Леся?!
Алексей попытался открыть окно, но ставней на чердачном окошке было не предусмотрено, пришлось отгибать гвозди, держащие пластину слюды. В комнату ворвался холодный воздух, заклубился белесым туманом, в котором мелькнула серая тень, захлопали крылья, и на пол опустилась ворона. Отряхнулась, разбросав дымные клочья, и к Алексею шагнула улыбающаяся девушка.
— Леся, как здорово, что ты пришла! — дурное настроение улетучилось, на душе стало легко и радостно.
— Ты рад?
— Да… да.
Лесавка прильнула к молодому человеку, словно кошка потерлась щекой о его плечо, легко, как крыльями бабочки, коснулась пальцами волос.
— Милый…
Алексей вдохнул уже родной аромат лесной земляники, коснулся губами нежной шеи, проведя языком по трепещущей жилке.
— Как хорошо…
Скользнул ниже, путаясь пальцами в шнуровке платья, заворчал от нетерпения, прихватил зубами упрямый кожаный ремешок.
— Погоди… Экий, ты неловкий!
Лесавка отступила на шаг и, одним движением скинув платье, отбросила в угол. Вслед за ним полетела рубашка Алексея. Блаженно вздохнув, молодой человек прижался лицом к теплой груди, коснулся губами соска, лаская шелковую кожу плеч, мягко опустил девушку на матрас. Леся, тихо засмеялась, толкнула Алексея в плечо, переворачивая на спину, прильнула к губам в долгом поцелуе.
— Сладкая… — нежный шепот, касание губ. — Как дикий мед…
— А ты? Ты какой на вкус? Сейчас попробую…
Лукаво хихикнув, лесавка прихватила зубами мочку уха, спустилась ниже, куснула сосок. Алексей охнул, сильнее прижимая к себе девушку.
— Ты пряный, как дикий хмель, пахнешь зверем и страстью… Мне нравится… Хочу… — бормотание лесавки становилось бессвязнее.
Она прижалась губами к животу Алексея, маленький язычок затрепетал вокруг пупка, спустился ниже. Молодой человек задохнулся, с рычанием перевернул лесавку, и мир исчез, рассыпавшись сверкающими осколками. Остались только завораживающий ритм движения, жаркое дыхание и всхлипывающий шепот Леси:
— Милый… Милый мой… Любый волчонок…
Уже потом, когда яркая вспышка страсти сменилась теплой негой полудремы, Алексей, обнимая девушку, спросил:
— Почему ты пришла?
— Мне хорошо с тобой, волчонок. Там, в лесу, так одиноко…
— Оставайся.
— Не могу… Мне нужен лес. В городе, среди мертвых деревьев я теряю силы. Людские дома… их стены сделаны из трупов. Здесь все пропитано смертью и черным злом. Разве ты не чувствуешь?
— Иногда… — Алексей вспомнил неожиданные видения черной паутины и зла, сочащегося из-под земли.
— Давай уйдем в лес, — Леся приподнялась на локте, с тревогой заглянула в глаза Алексея. — Почему ты здесь… зачем?
Алексей улыбнулся, провел рукой по щеке девушки, убирая завитки волос и приник к земляничным губам. Поцелуй был долгим и нежным, он уже почти растворился в его теплом мареве, но лесавка отстранилась. Требовательный взгляд и строгий голос, в котором звенели сдерживаемые слезы.
— Ты не ответил. Что ты ищешь в этом городе, где стены пропитаны злом, как мох на болоте талой водой?
Молодой человек поморщился — обсуждать с лесавкой цель его пребывания в этом мире не хотелось, особенно сейчас, когда ему было так хорошо в объятиях нежных рук, и любые разговоры казались лишними. «Вот интересно, все женщины такие, даже если они не совсем люди? Им обязательно нужно задавать сложные вопросы в самое неподходящее время и непременно докапываться до ответа».
— Ты преувеличиваешь, — хмуро проворчал Алексей, нашел сброшенные второпях штаны, накинул рубаху — почему-то сразу стало холодно. То ли остыла труба, согревающая каморку, то ли… лесавка. — Здесь зла не больше, чем везде… наверное. Можно подумать, ты во многих городах была?