Молодой человек легко обгонял бредущих путников, груженые поклажей сани, которые тянули унылые лохматые лошадки, и даже некоторых всадников. По обеим сторонам дороги потянулись посады, людей прибавилось, и на бегущего человека стали обращать внимание, тыкая пальцем и окликая, ты куда, мол, мил-человек так торопишься, али пожар где случился, али, не приведи Господи, война. Алексей перешел на шаг, чтобы не возбуждать нездорового любопытства, а вскоре и вовсе свернул с основного тракта на дорогу к Яузе.
На ее высоком берегу, на окраине тогдашней столицы и находился Спасо-Андроников монастырь — один из древнейших в Москве. Основан он был в середине XIV века митрополитом Алексием и назван в честь первого игумена — преподобного Андроника. Внушительные стены, сложенные из обожженного кирпича, гостеприимно распахнутые створки окованных просечным железом ворот и золоченый купол Спасского собора — все свидетельствовало о благополучии и богатстве обители. Алексей прибавил шагу, предвкушая встречу с человеком, видевшим таинственную Либерию.
В привратной каморке сидел старый монах с длинной совершенно белой бородой и читал огромную книгу, водя по строчком узловатым пальцем и шевеля губами. У ног старца стояла небольшая жаровенка с углями, что по зимнему времени было совсем не лишним.
— Добрый день, отче, — поклонился Алексей.
— Добрый, сын мой, — кивнул головой монах. — Каждый день, посланный нам Богом, добрый. Что тебе, человече, в нашей святой обители надобно? На богомольца ты не больно похож.
— Могу ли я повидать монаха, иконописца Сергия, который царские палаты в Кремле расписывал?
— Сергий? — удивленно вскинул брови старец. — Пошто он тебе? Коли ты от своего боярина с заказом пришел, так сей инок больше образов не пишет.
— Нет, не с заказом. У меня к нему другое дело, — ответил молодой человек.
— Вряд ли брат Сергий будет с тобой говорить, — привратник с сомнением покачал головой. — Впрочем, сие не мне решать. Обратись к архимандриту, отцу Софронию, как он решит, так и будет. Иди в обитель, там скажут, где найти его.
Старец махнул рукой и снова углубился в чтение.
Алексей вошел в обширный монастырский двор и замер, пораженный чувством тревоги. Втянул в себя воздух, принюхиваясь — пахло промерзшим камнем, конским навозом, ладаном и опасностью. Молодой человек закрутил головой, пытаясь определить, откуда исходит угроза, но ничего не заметил. Большая площадь перед собором аккуратно расчищена от снега и утоптана до состояния паркета, окружающие ее сугробы изрезаны тропинками, которые ведут к низкому одноэтажному строению, вероятно, монашеским кельям, двухэтажному терему с резными наличниками и многочисленным хозяйственным постройкам. В центре площади — деревянная беседка над колодцем, около которой о чем-то беседуют два инока. Но угроза исходит не от них.
Терпкий запах опасности был так силен, что Алексею захотелось немедленно сбежать. Он даже попятился, но пересилил себя и медленно пошел к собору. Из бокового придела вышел дородный монах, за которым, причитая и что-то доказывая, семенил высокий худой человек. Монах раздраженно вскидывал голову и отмахивался от спутника, который дергал его за рукав.
Тощего Алексей узнал сразу — это был целовальник Митроха. Теперь стало ясно, откуда чувство опасности. Молодой человек лихорадочно соображал, куда бы скрыться и, по возможности, сделать это незаметно, а то на площади он был как на ладони. Но целовальник его тоже увидел и с воплем: «Да вот же он!» — кинулся навстречу. Алексей разозлился — этот настырный тип достал его, лучше уж разобраться с ним сейчас, чем опять убегать.
— Оборотень! Сатанинское отродье! — брызгая слюной, завизжал Митроха.
Алексей опешил, такого поворота событий он не ожидал. Откуда подельник старосты это знает?! Воспользовавшись замешательством молодого человека, расхрабрившийся целовальник подскочил вплотную и врезал кулаком в челюсть так, что клацнули зубы, а шапка улетела в сугроб. Это привело Алексея в чувство, он выругался и ответил ударом в ухо. Митроха охнул и покатился кубарем, чуть не сбив с ног толстяка.
— Ты, что, ополоумел! — рявкнул монах, поднимая целовальника за шкирку.
— Дык, он же это, отец Кондратий, лиходей, что колдуна отпустил. Прикажи схватить, — заскулил тот, прижимая руку к разбитому уху.
И тут молодой человек вспомнил, где он слышал о монастыре. Сельцо Воскресенское, в котором начались его приключения в этом мире, принадлежало Спасо-Андроникову монастырю. Об этом с гордостью говорил чудной старик с клюкой — первый человек XVII века, с которым встретился Алексей.
Поняв, что встреча со старым знакомым ничем хорошим для него не кончится, он кинулся к воротам, но столкнулся со здоровым монахом. Похожий на борца-тяжеловеса инок сграбастал его в охапку, прижал к груди так, что затрещали ребра и радостно заорал: «Пымал!» Молодой человек задергался, пытаясь освободиться. Монах дышал в лицо запахом гнилых зубов, пыхтел, сопел, но рук не разжимал. Алексей пнул его по голени, здоровяк ойкнул и, ослабив хватку, запрыгал на одной ноге. Сзади повис еще кто-то, сжав горло в захвате. Удар локтем под ребра, заставил нападавшего отшатнуться. Алексей развернулся и пнул его в живот, отбросив в сугроб.
С этим надо было заканчивать. Молодой человек понимал, что, если продолжать в том же духе, то сбежать ему, может, и удастся, но дорога в монастырь будет закрыта. Он повернулся к окружившим его чернецам и примиряюще поднял руки.
— Вы что, белены объелись, святые отцы? Я ни в чем не виноват. Обознался, видать, мужик, принял не за того.
— Не слушай его, отец Кондратий! Он это, стерво! Колдуна отпустил, старосту прибил и деньги забрал! — заорал Митроха.
— Вот мы с этим сейчас и разберемся! Смирись чадо, на все воля Божья! — перекрестился отец Кондратий и кивнул монахам. — Вяжите-ка его!
Несколько чернецов[17] кинулись вперед, засучивая рукава. «Знаем мы ваши разборки», — подумал молодой человек и встретил первого ударом в глаз, уклонился от второго, сшиб на землю третьего. Но на него навалились всей кучей, вцепились в руки, повисли на воротнике, так, что затрещал жупан. Окончательно рассвирепевший Алексей раскидал нападавших, закрутился на месте раздавая удары. Зарычал, вырываясь из-под контроля зверь, в глазах заклубилась кровавая пелена, и лишь на самом краю сознания трепыхалась паническая мысль о том, что на встрече с иноком Сергием теперь можно поставить крест. Но сожалеть об этом пока было некогда. Отбиваясь от наседавших со всех сторон монахов, Алексей пытался справиться с другой проблемой — сдержать беснующегося зверя. С одной стороны, частичная трансформация помогала — реакция становилась молниеносной, а удары приобретали нечеловеческую силу. С другой стороны, держаться на грани человека и зверя удавалось с большим трудом. В смертельной карусели схватки не было возможности ни сосредоточиться, ни успокоиться. Чувствуя, как горбиться спина и дыбом встает на загривке шерсть, не заметная под одеждой, молодой человек испытывал ужас. Этот-то ужас, наверное, и помогал оставаться в человеческом облике.
Алексей снова попытался прорваться к воротам. Как пушечное ядро врезался в преграждавшего дорогу монаха, отшвырнул в его сторону, но тут же получил подножку и полетел рыбкой, обдирая ладони о смерзшийся снег.
— Ах, ты подлюга! — прохрипел он, вскакивая, — А еще монах называется!
— А я пострига не принимал, послушник токмо, — язвительно ответил белобрысый парень в линялой рясе, отскакивая на безопасное расстояние.
Молодой человек сжал кулаки и оглянулся на ворота, увидев стоящего в них привратника, понял, что драться со старцем он точно не будет. Тем временем, народу во дворе прибавилось — человек десять толпились на безопасном расстоянии, постепенно сжимая круг. Сопротивление стало бессмысленным, и нужно было еще раз попытаться договориться. Алексей, тяжело дыша, сплюнул кровь из разбитой губы и уже открыл рот, чтобы призвать братию к милосердию, как сильный удар по голове бросил его на снег. Мир вспыхнул фейерверком искр и погас.
Широкоплечий монах с черной курчавой бородой отбросил оглоблю и попятился, с ужасом уставившись на пятно крови, расплывавшиеся вокруг головы упавшего.
— Свят, свят… — причитал монах, размашисто крестясь, — никак убил? Я же того… не хотел я. Думал, только приложу маленько, чтоб угомонился… А оно, вон как получилось. Грех-то какой, Господи!
Казалось, здоровый мужик сейчас заплачет, губы его тряслись, а лицо стало даже не бледным, а каким-то серым.
— Грех, — согласно кивнул монастырский казначей отец Кондратий и тоже перекрестился. — Дык, един Бог без греха, а мы все грешные. Ничего, отмолишь. Покаешься, да каким-нибудь богоугодным делом искупишь.
— А и нету никакого греха! — выскочил из-за спины казначея Миртоха. — Он же не человек, а оборотень. Дьяволово семя! Его убить — как раз, и есть самое богоугодное дело. Только сомневаюсь, что убитый он. Живучий, стерво! Его одним ударом оглоблей не пришибешь. Может, прикидывается?
Целовальник вытянул шею, пытаясь разглядеть, жив ли парень, но ближе подойти не решился. Один из чернецов, прижимая комок снега к подбитому газу, наклонился над телом.
— Вроде как, дышит, — с сомнением в голосе сказал он и осторожно тронул парня носком сапога.
Тот застонал, заскреб руками, пытаясь приподняться, но снова ткнулся лицом в подтаявший от крови снег.
— Ну вот, живой! — облегченно вздохнул отец Кондратий. — Свяжите-ка его, пока не очухался. А то, не ровён час, опять махаться начнет.
Монахи ловко связали руки лежащего сыромятными ремнями, для верности накинув еще петлю на шею, чтобы не сподручно было буянить. Парень задергался, но быстро затих, то ли снова потерял сознание, то ли понял безнадежность сопротивления.
— А теперь тащите его в поруб, опосля разберемся, что он за птица.
— Да чего тут разбираться? — снова подал голос целовальник. — Оборотень, говорю же. Ему эти ваши ремешки порвать — раз плюнуть.