лиотека Конгресса демонстрировать выставку о жизни рабов до Гражданской войны? Дабы избежать политических споров о том, как тратить деньги налогоплательщиков, и удержать искусство и его власть над людьми в сфере убеждения, следует провести принцип отделения искусства от государства.
А проблема расизма? Разве мы не достаточно страдали от поддерживаемой государством расовой дискриминации? После отмены рабства, бывшего настолько злостным нарушением прав человека, что его нельзя счесть простой расовой дискриминацией, мы добавили к Конституции США три поправки, реализующие обещание Декларации независимости предоставить каждому (мужчине) в Америке равные права. Эти поправки отменяли рабство, обещали всем гражданам равную защиту по закону и гарантировали, что никому не будет отказано в праве на голос по признаку расы. Однако через несколько лет правительства штатов с согласия федеральных судов начали ограничивать право афроамериканцев голосовать, пользоваться объектами общественного пользования и участвовать в экономической жизни. Эра расизма длилась до 1960-х годов. Затем федеральное правительство, проигнорировав либертарианскую политику равных прав для всех, не моргнув глазом начало заменять старые формы расовой дискриминации новыми — квотами, резервированием и обязательными расовыми предпочтениями. Точно так же, как законы о расовой дискриминации приводили в ярость черных (и всех тех, кто верил в равные права), новый режим квот стал вызывать раздражение белых (и всех тех, кто верит в равные права). Была заложена основа для еще одного социального конфликта, расовая вражда стала особенно усиливаться, когда доходы афроамериканцев стали расти быстрее доходов белых. Конечно, стоило бы помнить уроки религиозных войн и держать государство подальше от этой деликатной сферы: отменить законы, по которым права или привилегии даруются по расовому признаку.
В то же время стоит критически взглянуть на мероприятия, имеющие более сильные негативные последствия для долго страдавших по вине государства. Например, налоги и нормы, препятствующие созданию новых предприятий и рабочих мест, особенно чувствительны для тех, кто еще не прочно стоит на ногах. Бенджамин Хукс, впоследствии возглавивший Национальную ассоциацию содействия развитию цветного населения, купил как-то в Мемфисе кафе, торгующее пончиками, у человека, который владел им двадцать пять лет. “За эти двадцать пять лет каких только законов не напринимали, — вспоминал он. — У вас должны быть отдельные туалеты для мужчин и женщин, стены, которые не одна крыса не прогрызет, и еще бог знает что. Эти нормативы обошлись нам в тридцать тысяч долларов и разорили нас. Мы были вынуждены закрыть кафе”. Он продолжает: “Понятно, что в загнивающем черном гетто единственные покупатели сами черные. Поэтому некоторые нормы ведут к их стопроцентной сегрегации”. Законы о профессиональном лицензировании действуют по тому же принципу, что и средневековые гильдии, не допускающие людей к хорошим рабочим местам. В таких городах, как Майами, Чикаго и Нью-Йорк, лицензия на занятие частным извозом стоит десятки тысяч долларов, поэтому людям, еще не располагающим капиталом, перекрывается доступ к этой простой форме предпринимательства.
Один из примеров политики правительства, дискриминационный характер которой почти не осознается, — это политически неприкосновенная система социального страхования. Подробнее о ее функционировании я расскажу в главе 10, а сейчас только замечу, что, как и все наши гигантские, управляемые правительством монополии, стригущие всех под одну гребенку, система социального страхования разрабатывалась для “типичной” семьи 1930-х годов. Она не рассчитана на тех, кто не вписывается в этот шаблон. Не состоящие в браке и не имеющие детей люди обязаны оплачивать страховку на случай потери кормильца, которую они не стали бы покупать у частной страховой компании. Замужние работающие женщины не могут получать и свои пособия, и пособия супруга, хотя платить за них они обязаны. Черные американцы, платя такие же налоги, получают гораздо меньше выплат, чем белые, поскольку их средняя ожидаемая продолжительность жизни ниже, чем у белых. Исследование Национального центра анализа экономической политики показало, что белый мужчина, начавший трудовую деятельность в 1986 году, может получить на 74 процента больше пенсионных выплат по старости и на 47 процентов больше по программе “Медикэр” (бесплатной медицинской помощи престарелым), чем черный мужчина. Белая работающая пара получит примерно на 35 процентов больше выплат из фондов системы социального страхования, чем черная. Неравенство велико при любом уровне дохода. Частная, конкурентная система пенсионных сбережений предложила бы разные планы для удовлетворения нужд разных людей вместо одного плана для всех. Если мы устраняем из законов расовые преференции, следует также отменить законы, оказывающие более сильное негативное влияние на малообеспеченные слои населения и меньшинства, чем на всех остальных.
Однако, как и во многих других сферах, здесь либертарианское решение не является панацеей. Социальный конфликт в образовании, воспитании детей и расовом вопросе не будет исчерпан даже после принятия поправки к Конституции, ограждающей эти сферы от вмешательства государства. В конце концов, Первая поправка не положила конец юридическим и политическим баталиям по поводу отношений государства и религии; однако она, несомненно, сдерживает накал страстей. Так и юридические дебаты относительно того, где проводить границу в других сферах, будут менее масштабными, чем сегодняшние распри, протекающие в условиях, когда щупальца большого правительства проникают во все уголки жизни американцев. Накал культурных раздоров можно снизить только путем последовательной деполитизации наших культурных разногласий.
Глава 6. Право и конституция
С вопросами полномочий государства тесно связан почтенный либертарианский принцип господства права. В простейшей форме этот принцип означает, что нами должны управлять общеприменимые правовые нормы, а не произвольные решения правителей — “правительство законов, а не людей”, как сформулировано в массачусетском Билле о правах 1780 года.
В книге “Конституция свободы” Фридрих Хайек детально рассматривает принцип верховенства права, выделяя в нем три аспекта: законы должны быть общими и абстрактными, не имеющими целью регулирование конкретных действий граждан; законы должны быть доступными для всеобщего ознакомления и четко сформулированными, чтобы граждане могли знать заранее, что их действия соответствуют закону; законы должны применяться одинаково ко всем лицам.
Эти принципы имеют важные следствия.
• Законы должны применяться к каждому, включая правителей.
• Никто не стоит выше закона.
• Во избежание возникновения деспотизма власть должна быть разделена.
• Законы должны приниматься одним органом, а применяться другим.
• Для обеспечения справедливости в применении норм права необходимо наличие независимой судебной власти.
• При правоприменении усмотрительная власть должна быть сведена к минимуму, потому что это именно то зло, на предотвращение которого направлен принцип господства права.
В современном языке многозначность слова “право” иногда порождает недоразумения. Мы склонны считать, что право — это нечто, издаваемое Конгрессом или законодательным органом штата. Однако в действительности право гораздо древнее любого законодательного органа. Как заметил Хайек, “только соблюдение общих правил делает возможным мирное сосуществование людей в обществе”. Эти правила и есть право, первоначально развившееся из процесса урегулирования споров. Законы не устанавливались законодателем или законодательным органом заранее; они накапливались один за другим, по мере последовательного разрешения споров. Каждое новое решение помогало очертить границы прав, которыми располагают люди, особенно касающихся использования собственности и истолкования и [принудительного] исполнения договоров.
Так право эволюционировало еще до начала писаной истории, однако его наиболее известными образцами являются римское право, особенно Кодекс Юстиниана[31] (или Corpus Juris Civilis[32]), который до сих пор лежит в основе континентального европейского права, и английское общее право, традиция которого продолжается в Соединенных Штатах и других бывших колониях Англии. Кодификация права, например в виде Единого коммерческого кодекса, обычно отражает попытку собрать воедино и письменно изложить огромное количество уже принятых судами и присяжными решений, а также условий контрактов в развивающихся областях экономики. Частная организация Американский институт права регулярно рекомендует законодателям пересматривать коммерческий кодекс. Согласно Хайеку, даже Хаммурапи, Солон и Ликург — великие законодатели, вошедшие в историю, “не ставили перед собой задачи создать новое право, они просто формулировали то, чем право было и что оно всегда собой представляло”.
Как подчеркивали английские юристы Коук и Блэкстоун, общее право — часть конституционного ограничения концентрации власти. Судья не издает эдиктов; он может править, только когда на его рассмотрение выносится какой-либо спор. Данное ограничение сдерживает власть судьи, и тот факт, что право создается многими людьми, вовлеченными в множество споров, ограничивает потенциальную возможность возникновения деспотичной власти в руках законодателя, будь то монарх или законодательный орган. Обычно люди обращаются в суд, только когда их юристы выявляют пробел — неурегулированную область — в законе. (Зачастую работа юриста заключается в том, чтобы сказать клиенту: “По закону все чисто. У вас нет никаких доказательств. Вы потратите свое и чужое время и деньги, если обратитесь в суд”.) Таким образом, в эволюции права принимает участие множество людей, сталкивающихся с новыми обстоятельствами и проблемами.