ые выплаты — пособия по болезни и в связи с потерей кормильца, медицинская помощь, похоронные расходы — были “вопросом не щедрости, а права, заслуженного регулярным внесением взносов в общий фонд каждым членом и оправданного обязательством сделать то же самое для других”. Некоторые общества оставались просто клубами соседей, а другие разрастались в национальные федерации с сотнями тысяч членов и масштабными инвестициями. По некоторым оценкам, к 1801 году в Великобритании насчитывалось 7200 обществ, объединявших 64 800 взрослых мужчин при общей численности населения 9 млн человек. К 1911 году добровольными страховыми ассоциациями (более 2/3 из них являлись дружескими обществами) было охвачено 9 млн человек. У них были свои названия: Манчестерский союз чудаков, Древний орден лесничих и Дружеское общество предусмотрительных рабочих.
Дружеские общества играли важную экономическую роль, обеспечивая взаимное страхование на случай болезни, старости и смерти. Однако они выполняли и другие функции: установление дружеских отношений, развлечение и расширение контактов человека. Что еще важнее, члены общества чувствовали, что связаны друг с другом общими идеалами. Главной целью была выработка правильного поведения. Они понимали, что развить хорошие привычки нелегко; полезно, чтобы добрые намерения кем-то поощрялись. Многие находят поддержку в церкви или синагоге; организация Анонимные алкоголики содействует развитию такого аспекта правильного поведения, как трезвость. Кроме того, благодаря дружеским обществам рабочие получали опыт управления организацией, — редкая возможность для британского общества, разделенного сословными перегородками.
Историк Дэвид Бейто впервые исследовал такие американские братские общества, как масоны, Elks, Odd Fellows и Knights of Pythias. Бейто пишет: “До появления государства всеобщего благосостояния только церкви соперничали с братскими обществами в предоставлении социальной защиты. В 1920 году примерно 18 млн американцев являлись членами братских обществ, то есть около 30 процентов всего взрослого населения. В 1910 году журнал Everybody’s Magazine писал: “Богатые люди страхуются в больших компаниях, чтобы создать имущество, бедные люди страхуются в братских орденах, чтобы получить хлеб и мясо. Это страхование от нужды, богадельни, милостыни и деградации”. Обратите внимание на отвращение к милостыне: люди вступали в братские общества, чтобы было куда обратиться, когда случится несчастье, и избавить себя от унижения, оказавшись в нужде, принимать милостыню.
Поначалу страховая защита братств была связана главным образом с выплатами в случае смерти. К началу XX века многие ордены уже предлагали страхование по болезни и от несчастных случаев. Интересный аспект братского страхования — решение им проблемы морального риска, риска того, что люди будут злоупотреблять системой страхования. Имея дело с государственным органом или далеко расположенной страховой компанией, человек может попытаться получить завышенные платежи за несерьезные или несуществующие проблемы, симулировать болезнь. Однако чувство общности с другими членами братского ордена и желание иметь хорошую репутацию среди товарищей уменьшают соблазн смошенничать. Бейто предполагает, что именно поэтому братские общества “еще долго продолжали доминировать на рынке страхования по болезни, проиграв конкуренцию в страховании жизни”, где симуляция более проблематична. К 1910 году страхование здоровья в братствах часто включало лечение у “врача ложи”, заключавшего договор на предоставление медицинской помощи всем членам по фиксированной цене.
Много братских обществ создали иммигранты: Национальное общество словаков, Хорватский братский союз, Польские соколы Америки. Еврейские иммигранты создали Кружок рабочих, Американо-еврейский альянс, Национальный совет еврейских женщин, Общество помощи иммигрантам-евреям и др. К 1918 году крупнейшие ассоциации этнических чехов насчитывали более 150 000 членов. В 1910 году в городе Спрингфилд, штат Иллинойс, где проживало около 3000 итальянцев, насчитывалось более десятка итальянских обществ.
В своем знаменитом исследовании 1944 года “Американская дилемма” шведский экономист Гуннар Мюрдаль утверждал, что по сравнению с белыми афроамериканцы всех классов более склонны вступать в братские ордены, такие, как Prince Hall Masons, True Reformers, Grand United Order of Galilean Fishermen, и их аналоги Elks, Odd Fellows, Knights of Pythias. По его оценкам, 275 тысяч черных жителей Чикаго создали 4000 объединений. По оценкам социолога Говарда Одума, в 1910 году на Юге “общее число членов негритянских обществ почти приближалось к общему числу прихожан различных церквей”. Братские общества, писал он, были “важной частью” “общественной жизни [черных], а зачастую ее центром”.
Подобно британским, американские братские общества делали акцент на этическом кодексе и взаимных обязательствах каждого члена перед другими. Историк Дон Дойл в книге The Social Order of а Frontier Community пишет, что в небольшом городке Джексонвилл, штат Иллинойс, функционировали “десятки… братских лож, реформистских обществ, литературных клубов и обществ страхования от пожаров”, понуждавших к “общей моральной дисциплине, влияющей на поведение вообще и порождающей умеренность в частности, а это имеет непосредственное отношение к важной для всех проблеме получения кредита”.
Чувство товарищества и солидарность не позволяли членам требовать помощи без уважительной причины, а кроме того, в этих обществах существовали правила и ритуалы, обеспечивавшие лояльность. Правила социалистически ориентированной Western Miners’ Federation отказывали в выплате пособий, когда “болезнь или несчастный случай были вызваны невоздержанностью, неблагоразумием или аморальным поведением”. Ложа Sojourna организации House of Ruth, в начале столетия являвшейся крупнейшей добровольной организацией чернокожих женщин, требовала, чтобы, подавая заявку на выплату пособия по болезни, ее члены представляли нотариально заверенное медицинское заключение от врача; ложа также имела комитет по заболеваниям, занимавшийся как оказанием помощи больным членам организации, так и проведением расследований.
Братские объединения оказывали людям помощь в условиях растущей мобильности общества. Некоторые британские общества с множеством отделений предоставляли своим членам места для ночлега, когда в поисках работы те отправлялись в другие города. Дойл обнаружил, что “в таких организациях, как Odd Fellows или масоны, для человека, переезжающего в поисках работы, трансфертная карточка была не просто билетом для приема в другую ложу. Она служила компактным сертификатом статуса и репутации, заработанных им в старой общине, и открывала ему доступ к новой сети деловых и социальных контактов”.
Критики часто утверждают, что либертарианские рецепты решения социальных проблем фантастичны. “Ликвидировать систему государственных социальных гарантий и просто надеяться, что церкви, благотворительные организации или группы взаимопомощи закроют образовавшуюся брешь?” Здесь есть два аспекта. Да, эти группы сделают свое дело; они занимались этим всегда. Но беда в том, что существование государственной системы социального обеспечения и высокие налоги, снабжающие ее средствами, подавляют подобные начинания. Разнообразие форм взаимопомощи бесконечно: от детских садов на общественных началах и клуба ужинов до местной народной дружины. Причина их внезапного упадка не в том, что женщин стали принимать на работу, и не в том, что телевидение отнимает наше свободное время, а в экспансии государства.
Защита прав личности государством совершенно необходима для создания пространства, в котором люди могут преследовать свои многочисленные и разнообразные интересы, вступая в добровольные объединения с другими людьми. Однако, выходя за рамки этой роли, государство вторгается в сферу гражданского общества. Подобно тому как государственные заимствования вытесняют частные, активность государства вытесняет добровольную (включая коммерческую) деятельность в любой сфере.
Начиная с Прогрессивной эры[37], государство все больше подрывает естественные сообщества и связующие институты Америки. Государственные школы вытеснили частные школы, организуемые по месту жительства, а большие и неуправляемые школьные округа заменили более мелкие. Государственная система социального страхования не только устранила необходимость делать сбережения на старость, но и ослабила семейные узы, поскольку родители теперь надеются не столько на детей, сколько на государство. Законы о зонировании сократили наличие доступного жилья, препятствуют большим семьям жить вместе и вытеснили розничные магазины из жилых районов, ослабив социальные связи по месту жительства. Лицензирование услуг по уходу за детьми ограничило предоставление этих услуг на дому. Так гражданское общество вытесняется государством.
Что происходит с локальными сообществами, когда государство расширяется? Государство всеобщего благосостояния берет на себя обязанности, которые прежде лежали на людях и локальных сообществах, однако при этом оно отнимает многое из того, что приносит людям чувство удовлетворения: если бедных кормит государство, то местные благотворительные организации просто не нужны. Когда школами управляет центральная бюрократия, родительские организации утрачивают свое значение. Если государственные органы управляют местными домами культуры, рассказывают детям о сексе и заботятся о пожилых людях, то пропадает нужда в семье и объединениях соседей.
От благотворительности и взаимопомощи к государству всеобщего благосостояния
Благотворительность и взаимопомощь особенно сильно пострадали от экспансии государства. Джудит Беннет замечает, что еще в XIII веке “церковные и королевские власти приказывали ликвидировать податные эли”. К XVII веку противодействие возросло в силу общей кампании против традиционной культуры, движения к более централизованному контролю за благотворительностью и развития системы поддержки бедных, финансируемой за счет налогов.